Привет, читатель!

Сегодня будет много букв, составленных в довольно скучную простыню. А ещё в нём будет много цитат. Длинных цитат. Это я так, на всякий случай, сразу предупреждаю.

Назвать данный опус «рецензией» у меня язык не поворачивается. Это, скорее, некоторая попытка полемизировать с автором книги, которую я никак не могу рекомендовать широкому кругу читателей. Однако если кому–то будет интересно, я с удовольствием выслушаю любые комментарии.

TL;DR: В своей книге «Человек в поисках смысла» автор указывает на то, что каждому необходимо поверить в смысл и реализовать его. Но если человек способен во что–то поверить, то зачем ему посредник в виде «смысла жизни»? Не проще ли сразу поверить в то, что он здоров, счастлив и высокофункционален? Если же акт «произвольной веры» ему недоступен, то как он поверит в смысл? Виктор Франкл не даёт ответов на эти вопросы.

Трудности и ограничения

Прежде, чем переходить к сути повествования, хочу сразу обсудить те трудности, с которыми мне пришлось столкнуться. И сразу обговорить те ограничения, которые мне не удалось преодолеть.

Их, по сути, два. Во–первых, метафизическая позиция Франкла отличается от моей. Во–вторых, моё отношение к его произведению крайне амбивалентно. Рассмотрим их.

Мой первый тезис — любой человек так или иначе действует в рамках некоторой метафизической аксиоматики. Она принципиально непроверяема и недоказуема. Человек выбирает её либо сознательно, либо впитывает из среды, либо имеет место смешение способов её формирования.

Проверить этот тезис очень просто — достаточно собрать большую репрезентативную выборку людей и начать с каждым спорить о «вечном». Достаточно затронуть такие темы, как «что такое хорошо и что такое плохо», о «жизни и смерти», о «целях и смыслах» и прочих недоказуемых и непроверяемых вещах.

И рано или поздно, если только у нас хватит настойчивости, мы придём к тому, что аргументация человека «закольцуется». «Почитать Бога нужно потому, что так сказал Бог», «людей нельзя убивать потому, что нельзя убивать людей», «нужно зарабатывать деньги потому, что зарабатывать деньги нужно», «любой нормальный человек должен поддерживать Путина потому, что только ненормальный его не поддерживает» и т.д.

Вот там, где произошёл переход к циклической аргументации, — там и проявились эти аксиомы. Наиболее продвинутыми способами выхода из такой циклической аргументации являются следующие:

1. Честное признание в субъективности их выбора. «Я считаю, что связь с десятилетней — это нормально потому, что мне это нравится»;

2. Постулирование некоего конечного абсолюта и апелляция к нему. «Мой Бог Кунга–Юнга сказал, что связь с десятилетней — это хорошо»;

3. Отрицание свободы воли субъекта. «Инстинкт толкает меня на связь с десятилетней».

И вроде всё хорошо. Обоснование найдено, можно функционировать. Но проблема возникает тогда, когда нужно одно такое «обоснование» сравнить с другим.

А заключается она, эта самая проблема, в том, что для сравнения нужны критерии. И, хотим мы того или нет, выбрав критерии, мы автоматически выбираем и метафизическую систему. В ее рамках и будет идти сравнение. Тем самым фактически мы предопределим его результат.

Например, мы можем сказать, что мировоззрение светского гуманиста прогрессивнее мировоззрения религиозного шовиниста. И что первое, распространившись в массах, ведёт к прогрессу науки и техники. Это не совсем так, но сказать такое мы вполне способны.

Но это будет обманом, поскольку мы выбрали критерий оценки произвольно. Ведь столько же обоснованности будет и в утверждении о том, что второе лучше первого. Оно ведёт к соблюдению предписаний какой–нибудь религии.

Впрочем, любой студент, прошедший хотя бы начальный курс философии, понимает бессмысленность споров о метафизике.

При чём же тут Виктор Франкл? При том, что большая часть обсуждаемой работы состоит из подобных метафизических тезисов и попыток их объективного обоснования.

И здесь возникает парадокс. С одной стороны, у меня есть желание высказаться и даже в чём–то полемизировать с автором. С другой, — я понимаю всю бессмысленность этого занятия. В «философских спорах» честная (в рамках моего понимания честности) победа невозможна.

В рамках провозглашённого Франклом подхода — экзистенциального анализа — оспорить его утверждения не представляется возможным. Просто потому, что сам этот подход построен таким образом, что эти выводы оказываются верными автоматически.

Судить о логотерапии (это метод психотерапевтического воздействия, основанный на тезисах Виктора Франкла) со стороны специалиста я не могу. Я не являюсь логотерапевтом, да и не стремлюсь им быть.

Поэтому я буду рассматривать его со стороны пациента. Это даст некоторую предвзятость, однако, она в любом случае была бы. См. выше рассуждения о невозможности спора о метафизике. Зато это позволит мне обрести точку опоры, от которой я могу оттолкнуться в своих рассуждениях.

Вторая сложность, с которой мне пришлось столкнуться, заключается в том, что я не могу выразить однозначное отношение к прочитанному в категориях «согласен — не согласен», «понравилось — не понравилось» и т.п. Дело в том, что некоторые частные тезисы Франкла я разделяю. Но я не разделяю ни тех предпосылок, из которых он их выводит, ни тех следствий, которые он видит.

Собственно, эта амбивалентность — основная причина большого объема данного поста.

Итак, поехали.

Человек в поисках смысла жизни и смысла действия

В начале своей работы Виктор Франкл постулирует тезис о важности смысла жизни. О том, что это такое, он рассуждает на протяжении всей книги. Тезис о том, что это, в общем–то, весьма клёвая штука, появляется в самом начале.

В поддержку этого тезиса Виктор Франкл приводит целый ряд аргументов и ссылок на исследования:

«Что касается поколения сегодняшних взрослых, я ограничусь лишь ссылкой на результат исследования, проведенного Рольфом фон Экартсбергом на выпускниках Гарвардского университета. Через 20 лет после окончания многие из них, несмотря на то, что за это время они не только сделали карьеру, но и жили внешне вполне благополучной и счастливой жизнью, жаловались на непреодолимое ощущение полной утраты смысла.

Мне сообщили интересные статистические данные, полученные при опросе 60 студентов Университета штата Айдахо после подобных попыток самоубийства. У них подробнейшим образом выяснялось все, что связано с мотивом этого поступка, и вот что было обнаружено: 85 процентов из них не видели больше в своей жизни никакого смысла; при этом 93 процента из них были физически и психически здоровы, жили в хороших материальных условиях и в полном согласии со своей семьей; они активно участвовали в общественной жизни и имели все основания быть довольными своими академическими успехами.

Главный интерес у 73,7 процента опрошенных выражается в цели «прийти к мировоззрению, которое сделало бы жизнь осмысленной». Или возьмем доклад Национального института психического здоровья: из 7948 студентов в 48 вузах наибольшее число (78 процентов) выразили желание «найти в своей жизни смысл»».

Там ещё много подобных ссылок. Но у меня возникает один вопрос. Почему автор считает стремление к смыслу — «первичным», т.е. обладающим самоценностью? Из-за чего он даже не пытается (наоборот, он отрицает такую попытку) «разложить его на составляющие», увидеть, что именно за ним стоит?

И почему читатель должен согласиться именно с Франклом. Почему не согласиться, например, с Фрейдом? Он утверждал, что «когда человек задает вопрос о смысле и ценности жизни, он нездоров, поскольку ни того, ни другого объективно не существует».

Можно слегка видоизменить высказывание Фрейда. Ни то, ни другое не имеет объективного подтверждения. Такая позиция представляется мне намного более честной, чем то, что утверждает Виктор Франкл. Он говорит о существовании объективного смысла и объективной ценности жизни.

Виктор Франкл обосновывает свою позицию т.н. «экзистенциальным анализом». Который по сути своей является набором произвольно выбранных метафизических аксиом. Т.е., говоря проще, он просит нас поверить себе. И это — основной объект моей критики.

Да, тот же самый фрейдизм, тоже основан на вере, но мы сейчас не о нём. Недостаток одного подхода никак не доказывает верность другого.

Говоря о смысле, Виктор Франкл утверждает его объективное существование:

«Смысл должен быть найден, но не может быть создан. Создать можно либо субъективный смысл, простое ощущение смысла, либо бессмыслицу. Тем самым понятно и то, что человек, который уже не в состоянии найти в своей жизни смысл, равно как и выдумать его, убегая от чувства утраты смысла, создает либо бессмыслицу, либо субъективный смысл. Если первое происходит на сцене (театр абсурда!), то последнее — в хмельных грезах, в особенности вызванных с помощью ЛСД».

Но, вместе с тем, он говорит о его субъективности. Точнее, выражаясь словами Виктора Франкла, «предельной конкретности».

Однако здесь есть противоречие. Если нечто воспринимается только данным конкретным человеком, если оно не может быть обнаружено инструментально, если оно не инвариантно по отношению к наблюдателю, то как же оно может существовать?

Следуя принципу интеллектуальной честности, мы должны признать это нечто… выдумкой. И тогда всё встанет на свои места. Смысл жизни — полезная выдумка. А задача логотерапевта — заставить (или убедить — тут кому что больше нравится) пациента поверить в её реальность. И если бы Виктор Франкл утверждал именно это, я бы с ним согласился.

Но он говорит о чём–то другом. Речь идет о некоем Смысле, который существует вне нас, который не является ни нашей проекцией, ни плодом нашего сознания вообще.

По Франклу, для постижения этого нечто мы должны использовать совесть:

«Смысл не только должен, но и может быть найден, и в поисках смысла человека направляет его совесть. Одним словом, совесть–это орган смысла. Ее можно определить как способность обнаружить тот единственный и уникальный смысл, который кроется в любой ситуации.»

И здесь мы видим циклическую аргументацию. Совесть — это то, что помогает увидеть смысл. Смысл — это то, на что указывает совесть. Напоминает сепулек.

Нет, я понимаю, к чему клонит автор. Он рассчитывает, что одно из обсуждаемых им понятий будет понято интуитивно. Что читатель, проходя по циклу «смыслсовесть», где–то в этом кольце наткнётся на интуитивное и безусловное понимание одного из базовых понятий. А оттолкнувшись от него, он распутает всю цепочку.

Но проблема в том, что, например, лично у меня нет такого интуитивного понимания. И я уверен, что это не является каким–то моим уникальным свойством. В конце концов, это задача автора — сделать так, чтобы его поняло максимальное количество читателей. Даже те, кто не разделяет его позицию изначально.

Но вернёмся к Франклу и его аргументации. Не приводя точного определения смысла, он старается дать его косвенное описание. Он противопоставляет постулируемое стремление к смыслу распространённому в психотерапии тезису о том, что человек стремится к удовольствию.

Основной тезис Виктора Франкла довольно прост. Не существует такой вещи, как воля к удовольствию. На самом деле есть воля к смыслу. При её реализации человек в качестве побочного продукта получает удовольствие.

Для иллюстрации своего тезиса Виктор Франкл приводит следующее описание:

«Это напоминает мне подопытных животных, которым калифорнийские исследователи вживляли электроды в гипоталамус. Когда электрическая цепь замыкалась, животные испытывали удовлетворение либо полового влечения, либо пищевой потребности. В конце концов, они научились сами замыкать цепь и игнорировали теперь реального полового партнера и реальную пищу, которая им предлагалась.»

Само по себе оно не вызывает у меня вопросов. Описанный эксперимент уже давно стал классикой. Много раз повторён разными группами независимых исследователей. Он входит в кучу учебников и не подвергается сомнению.

Но выводы… Я не понимаю, почему Виктор Франкл делает такой странный вывод. Наоборот, на мой взгляд, гораздо логичнее трактовать результаты эксперимента прямо противоположным образом.

Ведь из него явно следует, что подопытное животное как раз испытывало влечение к удовольствию, а не к «реальным смыслам».

Виктор Франкл говорит об этом так, как будто это — что–то плохое. Причину такого отношения он не раскрывает. Эксперимент показал отсутствие смысла, и это плохо потому, что там не было смысла.

Справедливости ради, следует отметить, что далее Виктор Франкл говорит о том, что смысл — исключительно человеческая категория. Мы это ещё рассмотрим подробно. Тогда вообще непонятно. Зачем притягивать сюда несчастную зверушку? Во–первых, описанный опыт не подтверждает исходный тезис. Во–вторых, вообще не может (по Франклу) быть перенесён на человека.

Собственно, основная моя претензия к Франклу заключается в том, он не признает произвольность и эфемерность смыслов. Он подобными странными манипуляциями пытается придать им объективность.

Сказал бы он: «Чуваки, когда есть смысл — это клёво, давайте я попробую рассказать вам такую сказку, в которую вы бы поверили, и мы вместе поимеем с этого профит», было бы всё ОК. А так…

Димензиональная онтология

Виктор Франкл умён и последователен. И это мне в нём нравится. Приятно дискутировать, пусть и в режиме оффлайн, с таким собеседником.

Он признает невозможность выявить смысл объективными методами. Ну, там, смыслометр какой–нибудь построить. И желая сохранить объективность смысла, он пытается объяснить нам тот факт, что ни биология, ни психология, ни социология не могут его обнаружить. Т.е. науки хоть сколько–нибудь использующие научный метод в изучении человека не помогут в поисках.

Для этого он вводит понятие димензиональной онтологии. На мой колхозный взгляд, звучит страшно, но на самом деле — там всё просто.

Итак, слово Франклу:

«Речь идет о димензиональной онтологии. Первый из двух законов димензиональной онтологии звучит так: Один и тот же предмет, спроецированный из своего измерения в низшие по отношению к нему измерения, отображается в этих проекциях так, что различные проекции могут противоречить друг другу.

Например, если стакан, геометрической формой которого является цилиндр, я проецирую из трехмерного пространства на двумерные плоскости, соответствующие его поперечному и продольному сечению, то в одном случае получается круг, а в другом –прямоугольник. Помимо этого несоответствия, проекции противоречивы уже постольку, поскольку в обоих случаях перед нами замкнутые фигуры, тогда как стакан — это открытый сосуд.
Второй закон димензиональной онтологии гласит:

Уже не один, а различные предметы, спроецированные из их измерения не в разные, а в одно и то же низшее по отношению к нему измерение, отображаются в своих проекциях так, что проекции оказываются не противоречивыми, но многозначными.

Если, например, я проецирую цилиндр, конус и шар из трехмерного пространства на двумерную плоскость, параллельную основаниям цилиндра и конуса, то во всех трех случаях получается круг. Предположим, что перед нами тени, которые отбрасывают цилиндр, конус и шар. Эти тени многозначны, поскольку я не могу заключить на основании тени, отбрасывает ли ее цилиндр, конус или шар, — во всех случаях тень одна и та же.

Как приложить теперь все это к человеку? Человек также, если у него редуцировать специфически человеческое измерение и спроецировать его на плоскости биологии и психологии, отображается в них так, что эти проекции противоречат друг другу».

Т.е., говоря проще, он утверждает, что все науки о человеке исследуют некий ограниченный набор свойств и проявлений этого самого человека. И из–за такой несовместимости когнитивных областей порой получаются несостыковки. Например, выводы биологов могут противоречить тому, что выяснили психологи и отследили социологи.

Пока всё ОК, я согласен. Да, человек — штука сложная и неоднозначная. Сложные и неоднозначные штуки гораздо приятнее изучать после декомпозиции на более простые и однозначные элементы.

Разногласия у нас с Франклом начинаются дальше, когда он вводит в рассмотрение т.н. «подлинно человеческое измерение»:

«Как приложить теперь все это к человеку? Человек также, если у него редуцировать специфически человеческое измерение и спроецировать его на плоскости биологии и психологии, отображается в них так, что эти проекции противоречат друг другу. Ведь проекция в биологическое измерение обнаруживает соматические явления, тогда как проекция в психологическое измерение обнаруживает явления психические.

В свете димензиональной онтологии, однако, эта противоречивость не ставит под сомнение единство человека — как и факт несовпадения круга и прямоугольника не противоречит тому, что это две проекции одного и того же цилиндра.

Но будем помнить: бессмысленно искать единство человеческого способа бытия, преодолевающее многообразие различных форм бытия, а также разрешение таких противоречий, как антиномия души и тела, в тех плоскостях, на которые мы проецируем человека. Обнаружить его можно лишь в высшем измерении, в измерении специфически человеческих проявлений».

Итак, давайте посмотрим внимательно на то, что тут сделано. Во–первых, ни одна из наук о человеке не даёт Франклу возможность отнести своё концепт смысла к своей области. Во–вторых, данные этих наук могу противоречить друг другу.

Неприятненько. Но вопрос в том, что с этим делать дальше. Я утверждаю, что нужно развивать вглубь эти науки и заниматься междисциплинарными исследованиями. В современной РФ это понятие дискредитировано, но во времена Франкла оно было вполне себе кошерным.

А Виктор Франкл же на основании этого вводит целое «новое измерение». Его нельзя ни увидеть, ни пощупать, ни измерить, но… тем не менее, оно — есть.

Довольно смелое заявление. В кругах, в которых я вырос, за подобное было принято бить по лицу.

Нет, серьёзно, это же: «я придумал классную штуку — смысл жизни — и чтобы куда–то его впихнуть, коль скоро обнаружить его нельзя ни в биологии, ни в психологии, ни в социологии, ни ещё где–либо, я постулирую новый аспект человеческого бытия».

Когда я такое заявляю, меня либо просят не пропускать нейролептики, либо обвиняют в натягивании совы на глобус. А тут — Виктор Франкл. Но он концлагерь прошёл, ему можно. Quod licet Iovi, non licet bovi, ага.

Т.е. меня опять просят поверить. Но вспомним вступление. Если бы мне был доступен акт произвольной веры, я бы уже поверил в то, что мне хорошо. Тогда проблем бы не было.

А почему бы нам не пойти по другому пути. Не посчитать, что нет никакого дополнительного измерения. Человека во всём своеобразии его феноменов можно объяснить с позиции имеющихся трёх: биологического, психического и социального?

По крайней мере, соответствующие подходы уже показали на практике свою полезность. На основе биологических данных у нас есть соматические лекарства. Знания о психике ведут к доказательной психиатрии и психологии. Там не всё так хорошо с доказательностью, как мне бы хотелось. Все же есть области, где весьма неплохо с этим делом. На основе знаний о социуме — социология с её количественными статистическими моделями.

А что нам может предложить «духовное измерение»? Оно у Франкла называется подлинно человеческим.

Виктор Франкл относит к нему такие феномены, как нравственность, религию и набор частных фактов, которые я не берусь обобщить:

«Здесь мы подошли вплотную к тому, как можно приложить к человеку второй закон димензиональной онтологии. Допустим, я проецирую не просто трехмерное изображение на двумерную плоскость, а такие фигуры, как Федор Достоевский или Бернадетт Субиру,­в плоскость психиатрического рассмотрения.

Тогда для меня как психиатра Достоевский–это не более чем эпилептик, подобный любому другому эпилептику, а Бернадетт — не более чем истеричка со зрительными галлюцинациями. То, чем они являются помимо этого, не отражается в психиатрической плоскости. Ведь и художественные достижения одного, и религиозное обращение другой лежат вне этой плоскости».

А почему бы нам и не рассмотреть Достоевского как эпилептика, а Субиру — как истеричку? Нет, серьёзно? Потому, что это обидно? Из-за того, что это им бы не понравилось? Потому, что у них есть ореол общественного признания и святости?

Ну, и что? Многим психам не нравится, когда их называют психами. Так что ж теперь, отменить МКБ, отменить классификацию Крепеллина, называть всех альтернативно–духовными?

Или, может быть, потому, что не всякий эпилептик способен написать «Идиота»? Но они, вообще говоря, все сильно разные — эпилептики. Что не отменяет того факта, что они — эпилептики.

И, самое главное, если мы, следуя Франклу, назовём их «духовными существами«, то мы столкнемся с тем же самым. Не каждое духовное существо способно написать «Братьев Карамазовых«. И тут мы либо должны признать, что не каждый человек (а только тот, кто способен) является духовным существом. Либо же понять, что введение дополнительного духовного измерения нам ничего не дало.

А творчество вполне можно впихнуть в рамки психического, что нам довольно убедительно показывают те же фрейдисты. Я знаю, что их аргументы столь же бездоказательны. Зато они наглядно иллюстрируют, что при желании и творчество, и величие вполне себе помещаются в эту сферу.

Итак, резюмируя, приходим к следующему. Есть некая штуковина, которая, вроде как, объективно существует. Ни измерить, ни даже показать её другому — нельзя: «смысл».

Эта штуковина объективно существует, хотя все попытки выявить это объективное существование — заведомо обречены на провал. А существует она в некоем «дополнительном измерении». Его тоже никак ни увидеть, ни пощупать нельзя. Но оно есть. Но мы его увидеть не можем, мы можем видеть только его проекции. Но оно есть, вы верьте. Главное — верить.

Сверхмир и абсолют

Итак, у нас есть несколько довольно странных конструкций. Виктор Франкл говорит о том, что у человека есть «три экзистенциала существования»:

«Духовность, свобода и ответственность — это три экзистенциала человеческого существования. Они не просто характеризуют человеческое бытие как бытие именно человека, скорее даже они конституируют его в этом качестве.

В этом смысле духовность человека — это не просто его характеристика, а конституирующая особенность: духовное не просто присуще человеку, наряду с телесным и психическим, которые свойственны и животным. Духовное — это то, что отличает человека, что присуще только ему, и ему одному».

Можно было бы рассмотреть их подробнее. Но я не вижу в этом никакого смысла. Ведь они неразрывно связаны с понятием дополнительного измерения, с принятием которого лично я не согласен полностью.

Опровержение тезиса о наличии этой сущности автоматически опровергнет и дальнейшие построения. Признание его будет автоматически означать их признание. За подробностями отсылаю к Франклу, у него там это довольно убедительно показано. К сожалению, объем текста не позволяет мне включить сюда цитату.

Вместо этого посмотрим, где же располагается и что из себя представляет это самое дополнительное измерение, духовность.

Снова цитата:

«В свое время Паскаль заметил, что ветвь никогда не может постичь смысла всего дерева. Современная биология показала, что всякое живое существо замкнуто в своем специфическом окружении и практически не способно вырваться за его пределы. И хотя человек занимает исключительное положение, хотя он может быть необычайно восприимчив к миру и весь мир может выступать его окружением, все же кто может поручиться, что за пределами этого мира не существует какого–нибудь сверхмира?

Возможно, подобно животному, которое едва ли способно выбраться из своей ниши, для того чтобы понять высший мир человека, сам человек едва ли способен постичь сверхмир, хотя он может приблизиться к нему, например, в религии или в отдельные моменты озарения. Домашнему животному неведомы цели, ради которых человек его приручает. Так откуда же и человеку знать, какова «конечная» цель его жизни, каков «сверхсмысл» вселенной?

Мы не можем согласиться с утверждением Н. Гартмана о том, что свобода и ответственность человека противопоставлены целесообразности, которая скрыта от него, но от которой он зависит. Гартман сам признает, что свобода человека–это «свобода, несмотря на зависимость», поскольку свобода разума человека поднимается над законами, управляющими природой, и действует на своем собственном, более высоком уровне бытия, который автономен, несмотря на его зависимость от нижних уровней бытия.

С нашей точки зрения, аналогичные взаимоотношения между областью человеческой свободы и областью, высшей по отношению к человеку, вполне допустимы, так что человек обладает свободой воли, несмотря на участь, уготованную ему Провидением,–точно так же, как домашнее животное живет своими инстинктами, даже когда служит человеку. Ведь и человек использует сами эти инстинкты для своих собственных целей».

Итак, духовное у нас находится в сверхмире или каким–то образом соотносится с ним. Что же это за сверхмир такой?

Это нам расскажут в контексте рассуждений об ответственности. Попробую кратко пересказать. В оригинале они занимают очень много текста. Я вновь не могу привести здесь цитату. Итак, одним из определяющих и конституирующих свойств человеческого бытия (по–Франклу) является ответственность.

Ответственность — это то, что делает полноценной человеческую свободу. Ответственность человек несёт перед своей совестью. А дальше — слово Франклу:

«Инстанция, перед которой мы несем ответственность, — это совесть. Если диалог с моей совестью — это настоящий диалог, то есть не просто разговор с самим собой, то встает вопрос, является ли совесть все–таки последней или же лишь предпоследней инстанцией.

Последнее «перед чем»  оказывается возможным выяснить путем более пристального и подробного феноменологического анализа, и «нечто» превращается в «некто» — инстанцию, имеющую облик личности. Более того — это своеобразная сверхличность. Мы должны стать последними, кто не решался назвать эту инстанцию, эту сверхличность тем именем, которое ей дало человечество: Бог.

Мы говорим здесь о сверхличности так, как если бы можно было говорить о ней в среднем роде. Однако тем самым мы превращаем ее в вещь. На самом же деле о боге нельзя говорить как о вещи, как о чем–то и даже, пожалуй, как о ком–то. Можно говорить лишь с ним как с кем–то, как с собеседником, с неким «Ты».

За человеческим «сверх–Я» стоит божественное «Ты»: совесть — это трансцендентное «Ты»».

Виктор Франкл умён. Кажется, я это уже говорил. Значит — понимает, что его заигрывания со сверхмиром и объективным смыслом неизбежно приведут к введению в рассмотрение личностного (или сверх–личностного) божества.

Действительно, без этого невозможно обосновать те положения, о которых говорит автор. Но является ли такое обоснование достаточным?

Чем удобен Бог? Тем, что на него можно проецировать что угодно (об этом ещё Юнг говорил). Он неопределён, бесконечен, обладает любыми нужными говорящему о нём свойствами. Офиненная же штука!

Но у меня возникает один вопрос. Если Виктор Франкл говорит о личностном Боге, то зачем тогда прослойка в виде экзистенциального анализа? Отмечу, что речь идет не архетипе бога, как у Юнга, не о культурологическом феномене, даже не о буддистской Нирване

Ведь если я не принимаю идею личностного божества, то и принять рассуждения Франкла я не могу. А если принимаю, то мне старого доброго «на всё воля Божья», «пути Господни неисповедимы» и т.п. хватит.

Виктор Франкл говорит:

«Очевидно, что вера в сверхсмысл–как в метафизической концепции, так и в религиозном смысле Провидения–имеет огромное психотерапевтическое и психогигиеническое значение. Подобно истинной вере, основанной на внутренней силе, такая вера делает человека гораздо более жизнеспособным. Для такой веры в конечном счете нет ничего бессмысленного».

Из чего можно сделать и обратный вывод. Без такой веры нет всеобщей осмысленности. А доказать веру, превратить её в знание не удалось и Франклу.

В примечании Виктор Франкл говорит следующее:

«Представление о метасмысле не обязательно теистично. Даже понятие о боге не обязательно должно быть теистичным. Когда мне было около пятнадцати лет, у меня сложилось определение бога, к которому я обращаюсь все более и более в мои преклонные годы. Я бы назвал его операциональным определением.

Оно звучит так: бог–партнер в ваших наиболее интимных разговорах с самим собой. Когда вы говорите с собой наиболее искренне и в полном одиночестве, тот, к кому вы обращаетесь, по справедливости может быть назван богом. Такое определение избегает дихотомии атеистического или теистического мировоззрения.

Различие между ними появится позже, когда нерелигиозный человек начинает настаивать, что его разговоры с собой — это просто разговоры с собой, а религиозный человек интерпретирует их как реальный диалог с кем–то еще.

Я думаю, что больше и прежде чего–либо другого имеет значение полная искренность и честность. Если бог действительно существует, он, конечно же, не собирается спорить с нерелигиозными людьми, если они принимают за него собственные самости и дают ему ложные имена».

Неплохой реверанс в сторону атеистов, но непонятен его смысл. Если Виктор Франкл признаёт, что бог — это такая проекция личности, то зачем тогда возводить его в ранг абсолюта? Нужно просто признать его тем, что он есть — проекцией, фантазией, галлюцинацией. А если он не признаёт этого, то к чему эти заигрывания с атеистами? Из текста явно следует, что для Франкла Бог теистичен

Про ценности

Смысл жизни, по Франклу, заключается в реализации ценностей. И вновь — цитата:

«Если говорить в этом контексте о ценностях, можно разделить их на три основные группы. Я называю их ценностями творчества, ценностями переживания и ценностями отношения.

Этот ряд отражает три основных пути, какими человек может найти смысл в жизни. Первый–это что он дает миру в своих творениях; второй–это что он берет от мира в своих встречах и переживаниях; третий — это позиция, которую он занимает по отношению к своему тяжелому положению в том случае, если он не может изменить свою тяжелую судьбу.

Вот почему жизнь никогда не перестает иметь смысл, потому что даже человек, который лишен ценностей творчества и переживания, все еще имеет смысл своей жизни, ждущий осуществления, — смысл, содержащийся в праве пройти через страдание, не сгибаясь.

Читатель может заметить, что здесь вводится третья триада. Первая триада состояла из свободы воли, воли к смыслу и смысла жизни. Смысл жизни представлен второй триадой — ценностями творчества, переживания и отношения. А ценности отношения подразделяются на третью триаду–осмысленное отношение к боли, вине и смерти.

Разговор о «трагической» триаде не должен приводить читателя к мысли, что логотерапия пессимистична, как говорят об экзистенциализме. Логотерапия скорее — оптимистическое отношение к жизни, потому что она учит тому, что нет трагических и негативных аспектов, которые не могли бы посредством занимаемой по отношению к ним позиции быть превращены в позитивные достижения.

В случае боли человек занимает определенную позицию по отношению к своей судьбе. Иначе страдание не будет иметь смысла. В случае же вины человек занимает позицию по отношению к самому себе. Что еще более важно, судьба не может быть изменена–иначе это не была бы судьба. Человек же может изменить себя, иначе он не был бы человеком.

Способность формировать и переформировывать себя — прерогатива человеческого существования. Иными словами, это привилегия человека — становиться виновным, и его ответственность — преодолеть вину. Как писал мне в письме редактор тюремной газеты «Сан–Квентин Ньюс», человек «имеет возможность преобразования себя».

Ценности отношения–самые высокие из возможных. Смысл страдания–лишь неизбежного страдания, конечно, — самый глубокий из всех возможных смыслов».

Ценности, согласно Франклу, объективны, но субъективны. Ой, т.е. объективны. Но имеют конкретно–личный характер. Кажется, я сейчас написал определение субъективности.

Реализуй ценности — получишь смысл. А в том, как тебе их реализовывать, и какие, собственно, ты выберешь для реализации, — советчик тебе — твоя совесть. И всё бы хорошо, но все три (я тоже могу говорить триадами!) понятия — нечёткие, неопределённые и субъективные. И потому — непонятные. Хотя, возможно, я слишком глуп для Франкла и его терапии.

С первым типом — всё понятно. Участвуй в творческом созидательном труде, и всё будет ОК. Непонятно, правда, какой именно труд считать творческим и созидательным. Но это мелочь на фоне остального.

В принципе, если не придираться к словам, я тут даже соглашусь с Франклом. Вполне возможно сделать, например, производство порнофильмов, уборку улиц или нейрохирургические операции делом и смыслом жизни.

И тут даже не нужен Бог (с Большой Буквы), достаточно социума. Просто нужно делать что–то полезное для других людей (что–то меня в гуманизм понесло).

А, вот, со вторым и третьим типом ценностей у меня возникло непонимание. Ценности переживаний. Франкл говорит о том, что смысл человек обретает в самотрансценденции. Но, позвольте, какая же самотрансценденция в том, что я сижу и переживаю кайф от прослушивания музыки или поглощения стейка?

Это моё, персональное, внутреннее, лишённое интенциональности действие. Конечно если не брать в расчёт направленность на стейк, но до такого даже Виктор Франкл не додумался.

Никому не станет лучше от того, что я сейчас послушал (или не послушал) музыку. Это останется внутри меня, будет похоронено во мне. Разве что я решу, например, описать свои переживания и порекомендовать кому–то данную композицию. Но это уже не попадает под определение «ценностей переживания».

Идём дальше, к ценностям отношений. Виктор Франкл приводит эмоционально–нагруженный пример. Вообще, он старается апеллировать к эмоциям, чувствам, что автоматически рождает ощущение попытки меня обмануть:

«Например, нам известен следующий рассказ бывшего узника концентрационного лагеря.

Все мы в лагере, и я, и мои товарищи, были уверены, что никакое счастье на земле никогда в будущем не может компенсировать то, что нам пришлось вынести во время нашего заключения. Если бы мы подводили итог, то единственное, что нам осталось бы делать, — это броситься на проволоку (под током), то есть покончить с собой. Те, кто этого не сделал, поступили так только из глубокого чувства какого–нибудь обязательства.

Что касается меня, то я считал своим долгом перед матерью остаться в живых. Мы любили друг друга больше всего на свете. Поэтому моя жизнь имела смысл, несмотря ни на что. Но я должен был рассчитывать на то, что каждый день я мог умереть в любую минуту. И поэтому моя смерть тоже должна была иметь какой–то смысл, так же как и все страдания, которые мне предстояло перенести, прежде чем наступит смерть.

Итак, я заключил соглашение с Небесами: если мне придется умереть, тогда пусть моя смерть спасет жизнь моей матери, и что бы мне ни пришлось выстрадать до момента смерти — это будет расплата за приятную и легкую смерть матери, когда наступит ее час. Мое мученическое существование можно было вынести только в виде такой жертвы.

Я мог прожить свою жизнь, если только она имела смысл, но я также хотел вынести свои страдания и умереть своей смертью, если только и страдания, и смерть также имели смысл».

Виктор Франкл видит в этом взлёт человеческого духа. Я вижу в этом самообман. Я ни в коем случае не осуждаю этого заключённого, нет. В концлагере и не такое возможно. Но это обман. И худшая его разновидность — самообман.

Ведь если говорить честно, этот человек никаких соглашений не заключал. Он просто спроецировал в мир собственные желания: пусть будет так. Это хороший пример работы психологических защит. Это — здоровая реакция на нездоровые обстоятельства. Но от этого она не перестаёт быть самообманом.

И, равно как и в отношении предыдущей категории ценностей, в случае ценностей переживаний тоже нельзя говорить об истинной интенциональности. Направленность там не на объект, а на собственную проекцию.

Но эта проблема разрешается, если ввести концепцию Бога (что Виктор Франкл и делает). И в данном случае Бог может быть даже не теистичным.

С другой стороны, стоит вывести отсюда Бога, ценности переживаний и ценности отношений сразу же теряют всякий смысл.

Рассмотрим на простом примере. Пусть у нас есть человек, не включающий Бога в своё мировоззрение. Например, я. А зачем скромничать, я псих и вполне подхожу для теста логотерапии.

Так вот, жизнь моя бесцельна и бессмысленна. Это по–моему. Но если верить Франклу, то стоит мне включить, скажем «Amaseffer», начать кайфовать под музыку, как я сразу же начну реализовывать ценности переживаний.

А если у меня при этом ужасно болят ноги (а это так), но я при этом не буду постоянно об этом ныть, а переключусь на что–нибудь другое, то я смогу реализовать ещё и ценности отношений.

И что мы получим в итоге? Сидит совершенно бесполезный чувак, который ничего не производит, кроме углекислоты, мочи и кала, нифига не делает, но его жизнь полна смысла. Ну, абсурд же!

Конечно, если сюда добавить Бога, которому есть до меня дело, то паззл сходится. Ну, а чо, я вполне могу представить могущественного магната–педофила, которому есть дело до того, что латинос, получающий 250 баксов в месяц тыкает членом в девочку. А она даже конфеты себе позволить не может.

По аналогии можно пофантазировать и о всемогущем существе / личности, которой в силу каких–то извращённых пристрастий есть дело до того, что я там чувствую. Я, вроде как, реализую смысл перед Богом.

Но в том–то и проблема, что я добавить Бога не могу. А если вдруг я обрету способность к произвольной вере, то зачем мне останавливаться на таких мелочах? Подумаешь, Бог, которому на меня не пофиг!

Гораздо веселее поверить (раз уж я обрёл в нашем мысленном эксперименте такую возможность) в то, что Я — познавший дзен Император Галактики с членом 35 см. и грудью 5–го размера, которому вообще ничего не надо, но у которого, тем не менее, всё есть.

Вот только я не могу в это поверить…

Про трансценденцию

В начале книги Виктор Франкл говорит о самотрансценденции человеческого бытия:

«Мы встречаемся здесь с феноменом, который я считаю фундаментальным для понимания человека: с самотрансценденцией человеческого существования! За этим понятием стоит тот факт, что человеческое бытие всегда ориентировано вовне на нечто, что не является им самим, на что–то или на кого–то: на смысл, который необходимо осуществить, или на другого человека, к которому мы тянемся с любовью.

В служении делу или любви к другому человек осуществляет сам себя.

Чем больше он отдает себя делу, чем больше он отдает себя своему партнеру, тем в большей степени он является человеком и тем в большей степени он становится самим собой. Таким образом, он, по сути, может реализовать себя лишь в той мере, в какой он забывает про себя, не обращает на себя внимания».

И далее:

«Быть человеком — значит выходить за пределы самого себя. Я бы сказал, что сущность человеческого существования заключена в его самотрансценденции. Быть человеком — значит всегда быть направленным на что–то или на кого–то, отдаваться делу, которому человек себя посвятил, человеку, которого он любит, или богу, которому он служит».

И я не спорю с ним о том, что это — очень классная штука. Не сказал бы, что она определяет или конституирует человеческое бытие. Но с ней явно лучше, чем без неё.

Но здесь мы сталкиваемся с двумя противоречиями. Во–первых, каков механизм трансценденции в реализации ценностей переживаний и ценности отношений? Ну, если не включать Бога?

Во–вторых, если считать, что самотрансценденция — основа человечности, то что делать с двумя категориями граждан — нарциссами и дефектными шизофрениками? Первые не хотят трансцендироваться. Вторые — не могут. Перестать считать их людьми? Вариант. Фашизм, но вариант.

Однако я уверен, что Франкла он бы не устроил.

В общем, опять — убираем Бога и вся конструкция падает. Увы.

Про уникальность

Виктор Франкл довольно много говорит об уникальности. Уникальности как основе для смысла:

«Уникальность, однако,–это качество не только ситуации, но и жизни как целого, поскольку жизнь–это вереница уникальных ситуаций. Человек уникален как в сущности, так и в существовании. В предельном анализе никто не может быть заменен–благодаря уникальности каждой человеческой сущности.

И жизнь каждого человека уникальна в том, что никто не может повторить ее–благодаря уникальности его существования. Раньше или позже его жизнь навсегда закончится вместе со всеми уникальными возможностями осуществления смысла.»

И далее:

«Но вернемся к уникальности смыслов. Из сказанного следует, что нет такой вещи, как универсальный смысл жизни, есть лишь уникальные смыслы индивидуальных ситуаций».

И ещё одна цитата, длинная:

«Подобно тому, как существование каждого человека непохоже на существование других, так и сам по себе человек неповторим. Но так же, как и смерть, ограничивая жизнь во времени, не лишает ее смысла, а скорее является тем самым, что составляет смысл жизни, так и внутренние пределы делают жизнь человека более осмысленной. Если бы все люди были идеальны, тогда каждого человека всегда можно было бы заменить любым другим.

Именно из людского несовершенства следует незаменимость и невосполнимость каждого индивида — поскольку каждый из нас несовершенен на свой манер. Не существует универсально одаренных людей — более того, человек неповторим именно в силу своего отклонения от нормы и средних стандартов.

Поясним это примером из биологии. Хорошо известно, что, когда одноклеточные организмы эволюционируют в многоклеточные, это оборачивается для них потерей бессмертия. Они лишаются и своего «всемогущества». Они меняют свою универсальность на специфичность.

К примеру, исключительно дифференцированные клетки в сетчатке глаза выполняют такие функции, которые не может выполнить ни один другой вид клеток. Известный принцип «разделения труда» лишает отдельную клетку исходно присущей ей функциональной автономии и универсальности, однако утраченная клеткой способность независимого функционирования компенсируется ее относительной специфичностью и незаменимостью внутри организма.

Аналогичная картина и в мозаике, где каждая частица, каждый отдельный камушек остается неполноценным, несовершенным сам по себе — и по форме, и по цвету. Смысл отдельного элемента мозаики определяется только тем местом, которое он занимает в целой картине.

Если все эти элементарные фигурки составляют единое целое подобно миниатюре, например, тогда каждая из них могла бы быть заменена любой другой. Форма природного кристалла может быть совершенной, и именно поэтому его можно заменить любым другим экземпляром той же кристаллической формы: какой ни взять восьмигранник, он похож на все остальные.

Чем более специфичен человек, тем менее он соответствует норме, как в смысле средней нормы, так и в смысле идеальной. Свою индивидуальность люди оплачивают отказом от нормальности, а случается — и отказом от идеальности.

Однако значимость этой индивидуальности, смысл и ценность человеческой личности всегда связаны с сообществом, в котором она существует. Подобно тому, как даже неповторимость мозаичного элемента представляет ценность лишь в отношении к целостному мозаичному изображению, неповторимость человеческой личности обнаруживает свой внутренний смысл в той роли, которую она играет в целостном сообществе.

Таким образом, смысл человеческого индивида как личности трансцендирует его собственные границы в направлении к сообществу: именно направленность к сообществу позволяет смыслу индивидуальности превзойти собственные пределы».

Здесь мне хочется ответить старой интернетовской шуткой:

С уникальностью человека я не спорю. Она проверяется довольно просто в эксперименте. Берём человека, сравниваем его с другим. Если нашли хоть одно различие, значит они различаются. Сравниваем со следующим. Повторяем ~8 млрд. раз и убеждаемся, что человек уникален.

Вопрос в другом. Виктор Франкл из уникальности выводит пригодность к реализации специфического смысла. Именно с этим я не согласен.

Мой тезис: в этом смысле(!) далеко не каждый человек уникален. Да, есть те, кто обладает качеством уникальности. Например, только Виктор Франкл смог написать рассматриваемую книгу. И если Франкла заменить, например, Фрейдом или Саксом, то те бы такую книгу не написали. Хотя они тоже являются весьма себе выдающимися ребятами.

Но давайте теперь снова потешим моё ЧСВ и рассмотрим меня. Ну, можно, конечно, рассмотреть и абстрактного Васю, но мне так удобнее.

Так вот, есть я. Созидательные ценности я не реализую. Мне могут возразить, дескать, так было не всегда. И это правда — когда–то я работал. Но в этой работе не было уникальности. Т.е. меня можно было без каких–либо проблем для деятельности организации заменить любой другой неквалифицированной мартышкой. Ничего плохого бы не произошло.

Даже в ценностях переживаний и ценностях отношений я не уникален. Можно найти десяток, а то и больше чуваков, которые вот так же сейчас сидят, кайфуют под Nik Page feat. Joaсhim Wiitt — Dein Kuss (песенка довольно известная), пьют газировку и им это нравится. И даже в области ценности отношений эта уникальность не реализуется. Ведь можно найти достаточно много народу, у которых болят ноги, но они на это забили и пишут текст.

К чему я это всё? Да, просто эмпирически опровергаю целую главу Франкла. Ее смысл сводится к тому, что каждый человек уникален и незаменим для реализации ценностей. Вот только что я нашёл контрпример. И, честно говоря, даже напрягаться не пришлось.

Конечно, можно сказать, что Богу не всё равно, кто именно прослушает композицию. Бог — очень удобная штука. Он — коробка, в которую можно надёжно спрятать все нестыковки…

Критика критиков / Ответ на критику

Франкл умён. Блин, кажется, я подхватил у него привычку повторяться. И он не мог не понимать, что подобной критике его работу рано или поздно подвергнут. Более того, он перестраховался и сразу включил ответ на неё в свою книгу.

Однако этот ответ меня не устроил. Вот такая я сволочь.

По сути, Виктор Франкл указывает на трёх главных врагов своей теории:
1. Монадологизм;
2. Пандетерменизм;
3. Редукционизм.

Приведём цитаты, в которых Франкл объясняет то, как он видит суть каждого из явлений.

Монадологизм:

«самотрансценденция выходит за рамки всех тех образов человека, которые в духе монадологизма (3) представляют человека не как существо, выходящее за пределы самого себя, тянущееся к смыслу и ценностям и ориентированное тем самым на мир, а как существо, интересующееся исключительно самим собой, поскольку для него важно лишь сохранение или соответственно восстановление гомеостаза.»

Пандетерминизм:

« В отношении проблемы свободного выбора это предохраняет от отрицания, с одной стороны, детерминистических, механистических аспектов человеческой реальности, а с другой –человеческой свободы в их преодолении. Эта свобода отрицается не детерминизмом, а тем, что я скорее назвал бы пандетерминизмом.

Иными словами, реально противостоят друг другу пандетерминизм и детерминизм, а не детерминизм и индетерминизм. Что касается Фрейда, то он отстаивал пандетерминизм только в теории. На практике же он менее всего отрицал вариабельность человеческой свободы, например, однажды он определил цель психоанализа как предоставление возможности «эго пациента выбирать тот или иной путь»».

Редукционизм:

« «Человек — это не более чем биохимический механизм, приводимый в движение системой процессов окисления, питающих энергией компьютеры». Как невролог, я ручаюсь, что вполне правомерно рассматривать компьютер как модель, скажем, центральной нервной системы. Ошибка заключена лишь в словах «не более чем», в утверждении, что человек не представляет собой ничего, помимо компьютера.

Да, человек–это компьютер, но одновременно он нечто бесконечно большее, чем компьютер, большее в ином измерении. Нигилизм не выдает себя разговорами о Ничто, а маскируется словосочетанием «не более чем». Американцы называют это редукционизмом. Как выясняется, редукционизм не только редуцирует у человека целое измерение; он укорачивает человека ни много ни мало на специфически человеческое измерение.».

В сущности, аргументация Франкла строится на двух тезисах:
1. Указанные подходы неверны потому, что они противоречат его теории;
2. Указанные подходы неверны потому, что они — монадологизм, пандетерменизм и редукционизм. Т.е. потому, что они — то, чем они являются.

Опять же, я думаю, что Франкл считает, что читатель остановится где–то в сложном пути рассуждений, найдёт что–то такое интуитивно–понятное, за что сможет зацепиться и выйти из этого. Но у меня плохо с интуицией. Я и читаю–то с трудом, а уж додумать мысль за автора мне и подавно слабо.

А теперь давайте посмотрим внимательнее. Монадологизм утверждает, что человек, в конечном итоге, замкнут на себе. И это неплохо так подтверждается уже тем соображением, что мы не имеем контакта с объективным миром. Всё, что может наша личность — это верить (или не верить) своим органам чувств.

Даже показания самых точнейших приборов попадают в нас через них (привет, солипсисты!). Мы не можем выйти из себя ни физически, ни онтологически (что бы там не напридумали экзистенционалисты). По крайней мере, мы не можем подтвердить возможность такого выхода. Соответственно, более обоснованным будет принять положение о невозможности выхода за пределы своей монады до тех пор, пока не будет доказано обратное.

Пандетерминизм утверждает, что мы не свободны в своих решениях. Все они обусловлены некоторыми причинами. И опять же, у нас есть куча подтверждений этому тезису: из психиатрии, неврологии, физики.

Мне вы не поверите, поэтому процитирую Хокинга: Grand Design (2010), page 32:

«the molecular basis of biology shows that biological processes are governed by the laws of physics and chemistry and therefore are as determined as the orbits of the planets…so it seems that we are no more than biological machines and that free will is just an illusion».

И эта позиция является гораздо более обоснованной, чем тезис Франкла. Он, по сути, сводится к тому, что ему хочется, чтобы у человека была свобода воли.

Редукционизм утверждает… Он много интересного утверждает. В контексте обсуждаемой книги важно то, что в рамках редукционизма «высшие проявления человеческого духа» можно свести к психическим и биологическим процессам.

И опять же, эта точка зрения базируется на достаточно прочном фундаменте. Дайте нейролептик человеку, который свободно выбрал целью своей жизни уничтожение рептилоидов, и посмотрите, что с ним случится.

Точка зрения Франкла, которую мы разобрали выше (это там, где про дополнительные измерения человеческого существования), не такая обоснованная.

Здесь снова позволю себе длинную цитату. Она прекрасна своим окончанием, но начало тоже необходимо — для понимания контекста. Итак:

«Я хочу привлечь ваше внимание к примеру, взятому из статьи американского психолога: «Чарльз… особенно «сердился», как он называл это, когда получал счет за профессиональные услуги, например от дантиста или врача, и либо оплачивал часть счета, либо не платил вовсе… Я лично иначе отношусь к долгам, я высоко ценю аккуратность в оплате своих счетов.

В этой ситуации я не обсуждаю мои собственные ценности, я сосредоточиваю внимание на психодинамике его поведения… потому что моя собственная компульсивная потребность аккуратно оплачивать счета мотивирована невротически… Ни при каких обстоятельствах я не пытаюсь сознательно направлять или убеждать пациента принять мои ценности, потому что я убежден, что ценности… скорее относительных… нежели абсолютны».

Я полагаю, что оплачивание счетов имеет смысл независимо от того, нравится ли это кому–то, и независимо от бессознательного значения, которое это может иметь. Гордон У. Олпорт справедливо сказал однажды: «Фрейд был специалистом по части как раз тех мотивов, которые не могут быть приняты за чистую монету». Вот что пишет д–р Юлиус Хойшер в рецензии на два тома, которые известный фрейдистски ориентированный психоаналитик посвятил Гёте:

«На 1538 страницах автор представляет нам гения с признаками маниакально–депрессивных, параноидальных и эпилептоидных расстройств, гомосексуальности, склонности к инцесту, половым извращениям, эксгибиционизму, фетишизму, импотенции, нарциссизму, обсессивно–компульсивному неврозу, истерии, мегаломании и пр….

Он, по–видимому, обращает внимание исключительно на инстинктивные динамические силы, лежащие в основе… художественного продукта. Мы должны поверить, что гётевское творение–это всего лишь результат прегенитальных фиксаций. Его борьба имеет целью не идеал, не красоту, не ценности, а преодоление беспокоящей проблемы преждевременной эякуляции…»

«Эта книга показывает вновь, — заключает автор рецензии,–что основные позиции (психоанализа) в действительности не изменились». Теперь мы можем понять, насколько прав Уильям Ирвин Томпсон, задавая вопрос:

«Если наиболее образованные люди нашей культуры продолжают рассматривать гениев как скрытых половых извращенцев, если они продолжают думать, что ценности–это особые фикции, нормальные для обычных людей, но не для умного ученого, который лучше знает, как обстоит дело,–можно ли бить тревогу по поводу того, что массы в нашей культуре выказывают мало уважения к ценностям и вместо этого погружаются в оргии потребления, преступления и безнравственности?» Неудивительно, что такое положение дел имеет место.

Совсем недавно Лоренс Джон Хэттерер [отметил] как мудр и осторожен был Фрейд, заметив однажды, что иногда сигара может быть просто сигарой, и ничем иным. Или само это утверждение было защитным механизмом, способом рационализации собственного курения?

Возникает regressus in infinitum. В конце концов, мы не разделяем веру Фрейда в тождественность «детерминации» и «мотивации», как пишет Маслоу Существует определение, гласящее, что смыслы и ценности–не что иное, как реактивные образования и механизмы защиты. Что до меня, то я не хотел бы жить ради моих реактивных образований, и еще менее–умереть за мои механизмы защиты».

Вот здесь, в последней фразе — манифест Франкла и квинтессенция всех его идей. Ему бы не хотелось… Это его право. Однако строить настолько далеко идущие выводы на основе собственного нежелания — безответственно (кто там говорил об ответственности?).

Концлагерь

Любые обсуждения Франкла рано или поздно порождают тезис о том, что он выжил в концлагере и поэтому прав. Я не могу не отметить того факта, что сам Виктор Франкл (по крайней мере, в рассматриваемой книге) такого не говорит. Так что здесь я буду спорить, скорее, не с автором, а с его последователями.

Безусловно, тот факт, что он смог выжить и не сойти с ума в нацистских застенках, достоин всяческого уважения. Франкл безумно крут.

Но это не делает истинной его теорию. Почему–то никому не придёт в голову сказать, что физическая теория или математическая теорема верна только потому, что её автор выжил в концлагере. Однако сторонники логотерапии вполне себе используют подобный аргумент. И я просто обязан указать здесь на его несостоятельность.

А вообще, раздел «Психолог в концентрационном лагере» практически полностью состоит из текста одноимённой книги и фактически является её сокращённым вариантом.

Про парадоксальные интенции

Переходя к конкретным (не «философским», а практическим) рекомендациям относительно лечения неврозов (в широком смысле), Виктор Франкл вводит понятие парадоксальной интенции и дерефлексии.

Цитата:

« Мобилизация способности к самоотстранению в контексте лечения психогенных неврозов достигается с помощью логотерапевтической техники парадоксальной ин–тенции, а второй фундаментально–антропологический факт–феномен самотрансценденции–лежит в основе другой логотерапевтической техники –техники дерефлексии.

Мы учтем и то, и другое, определив парадоксальную интенцию следующим образом: от пациента требуется, чтобы он захотел осуществления того (при фобии) или соответственно сам осуществил то (при неврозе навязчивых состояний), чего он так опасается.

Как мы видим, парадоксальная интенция представляет собой инверсию той интенции, которая характеризует оба патогенных паттерна реагирования, а именно избегание страха и принуждения путем бегства от первого и борьбы с последним.

Простое переключение внимания с самой себя, со своей способности или неспособности к оргазму, короче говоря, дерефлексия–и одной непосредственной готовности отдаться своему партнеру оказалось достаточным, чтобы впервые достичь оргазма».

Цитата получилась недостаточно связной из–за обилия пропущенного текста. Зато она довольно неплохо отражает суть указанных методов.

Парадоксальная интенция близка технике систематической десенсибилизации, разработанной в рамках бихевиоризма (и имеющей там гораздо более убедительное обоснование, чем у Франкла). Дерефлексия тоже имеет аналоги в поведенческой терапии и представляет собой простое переключение внимания с симптомов, отвлечение пациента.

Сами по себе эти техники не вызывают у меня ни вопросов, ни возражений. Я вполне согласен с их терапевтической ценностью.

Примечательно другое. Согласно Франклу, «едва ли какие–либо проблемы смыслов и ценностных конфликтов затрагиваются в технике парадоксальной интенции – аспекте логотерапии, созданном для работы с психогенными неврозами». Иными словами, предлагаемые практические методы слабо связаны с теоретическим обоснованием логотерапии.

И это, по меньшей мере, странно. Большая часть книги посвящена смыслу, ценностям и экзистенциалам. В разделе практических рекомендаций все полученные теоретические результаты предлагается забыть и использовать техники, заимствованные у бихевиористов. Как–то это странно.

Конечно, в книге приводится достаточное количество примеров «лечения смыслом». Они не систематизированы, не приведены к виду, пригодному для тиражирования. В отличие от парадоксальной интенции и дерефлексии.

И если дерефлексию ещё можно считать продолжением концепции необходимой трансценденции, то парадоксальная интенция является чужеродным вкраплением. Это странно.

Обзор эффективности

Попробуем теперь немного выйти за пределы обсуждаемой книги и разобраться с вопросом о том, насколько вообще эффективна логотерапия. Я могу быть сколько угодно не согласен с её теоретическими положениями. Но если она показала высокую эффективность в РКИ, я буду обязан согласиться, по крайней мере, с её практической частью.

Начнём, как обычно, с Кокрейна, поскольку там обычно публикуются самые классные систематические обзоры РКИ. Поиск по ключевому слову «Logotherapy» выдаёт ровно 0 результатов.

Это значит, что, вероятнее всего, масштабных мета–исследований эффективности логотерапии не существует. Что говорит нам о том, что на сегодня подтверждений эффективности она не имеет.

Посмотрим теперь на Pubmed. Если ограничить область поиска разделами Title и Abstract, то по запросу Logotherapy выдается 94 результата.

Обращают на себя внимание два факта:
1. Большая часть публикаций посвящена работе с умирающими;
2. Большая часть публикаций не является РКИ или систематическими обзорами.

Рассмотрим самые интересные из них.

В статье «The effect of logotherapy on the expressions of cortisol, HSP70, Beck Depression Inventory (BDI), and pain scales in advanced cervical cancer patients» показано влияние логотерапии на выработку кортизола. Что, однако, не может рассматриваться как доказательство эффективности сабжа.

В статье «The effect of education based on the main concepts of logotherapy approach on the quality of life in patients after coronary artery bypass grafting surgery» показано улучшение качества жизни пациентов, перенесших аортокоронарное шунтирование.

Статья «The Effect of Group Logotherapy on Meaning in Life and Depression Levels of Iranian Students» показывает снижение уровня депрессии в экспериментальной группе студантов, прошедших логотерпапию.

В статье «Efficacy of group logotherapy on decreasing anxiety in women with breast cancer» показано, что логотерапия снизила тревожность у женщин с раком груди.

И, наконец, статья «Logo therapy effect on anxiety and depression in mothers of children with cancer» показывает влияние логотерапии на снижение тревожности и депрессии у матерей детей с раком.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что не существует данных, подтверждающих эффективность логотерапии для лечения большинства психических расстройств. Есть данные, указывающие на возможную эффективность в лечении депрессии. Но имеющиеся исследования не позволяют однозначно это утверждать.

Резюме

Итак, подведём итоги:

1. Я испытал истинное эстетическое наслаждение от чтения этой книги. Она является одним из тех произведений, которые доставляют удовольствие, несмотря на то, что ты не согласен с предлагаемыми идеями. В этом смысле — рекомендую.

2. Небольшая претензия относительно текста: очень много повторов. Одни и те же рассуждения, примеры, анекдоты, клинические описания повторяются на протяжении всей книги. Это слегка раздражает.

3. Как бы ни пытался Виктор Франкл отрицать это, логотерапия основана на вере. И если у человека нет веры, то она ничего не может сделать.

Мне кажется, я могу назвать категорию пациентов, которым логотерапия может быть полезна. Это, разумеется, не люди, у которых нет веры. И не те, у которых вера сильна и оформлена в чёткую религиозную или мировоззренческую концепцию. Это те, кто имеет веру, но она не имеет определённой направленности, те, у кого она ещё не оформилась во что–то конкретное.

4. Мне понравилась глава про любовь. Выводы Франкла во многом сходятся с моими собственными. Если убрать из его рассуждений духовность и поменять некоторые обозначения, я с ним соглашусь.

5. Терапия Франкла по сути своей директивна и религиозна. На это обратил внимание не только я, но и, например, Ролло Мэй. А потому имеет некоторые ограничения на применение.

6. Я не смог найти никаких убедительных доказательств эффективности логотерапии для лечения психических заболеваний. Впрочем, отдать должное Франклу, он говорил, что логотерапия — она для относительно здоровых людей.