Раздробленность, интеграция, экстернализация и прочие не совсем ортодоксальные психологизмы

В чатике с обсуждениями меня совершенно справедливо раскритиковали за то, что я пишу обо всяких штуках вроде «раздробленности психики» и «потребности в интеграции», не определив толком базовые понятия.

Попробую это исправить. Естественно, поскольку речь идёт о непроверяемых / плохо проверяемых вещах, пост будет под тегом #бездоказательное и без каких-либо претензий на истинность.

Наверное, лучшая метафора, иллюстрирующая набор представленных здесь утверждений — символ веры: набор исходных положений, которые невозможно доказать в рамках данной системы, и на которых в значительной степени базируются все дальнейшие рассуждения.

Когнитивные искажения

Начну с очень странного для себя момента — с когнитивных искажений. Я довольно далёк от идеологии КПТ, но само положение о том, что когнитивные искажения — это то, с чем может быть достаточно полезно разобраться, мне близко.

Вот только я бы, прежде, чем говорить о когнитивных искажениях в психике клиентов, сначала рассмотрел бы их в головах самих психологов и тех, кто придумывает для них гайды.

Есть, как минимум, два достаточно распространённых и кочующих из одного подхода в другой утверждения (я предпочитаю называть их мифами), которые нигде толком не формулируются явно, но которые лежат в основе как терапевтических методов, используемых на практике, так и теоретических построений, из которых эти методы растут.

Если кому-то придёт аналогия с предположением о наличии у любого человека права быть, брать и быть хорошим, то я готов её провалидировать, тут довольно схожая ситуация.

Прежде, чем переходить к рассмотрению этих утверждений, хочу пару слов сказать о формулировке «миф». Говоря о них как о мифе, я, в первую очередь, акцентирую внимание не на «ложности» этих утверждений, а на их основополагающей и структурирующей роли, на способности организовывать мышление теоретиков и практиков от психологии определённым образом.

Сейчас я попробую описать сами тезисы и дать к ним некоторые пояснения, а аргументы в пользу утверждения об их ложности (или, по крайней мере, ограниченной применимости) предоставлю в следующем разделе.

Миф о единстве психики

Если спросить неискушённого человека о том, сколько его (в штуках) «в его голове», он, если будет достаточно вежлив, чтобы сразу не послать, скорее всего, скажет, что один.

С самого детства нас называют одним именем (иногда не одним, но явно оговаривают, что это разные указатели на один и тот же объект), в языке у нас есть местоимения единственного числа, и нас учат употреблять по отношению к себе именно их.

Социум пронизан идеей консистентности психики, хотя бы на уровне того, что «я сегодня» несу уголовную / административную / иную ответственность за то, что совершил «я вчера».

Нигде явным образом толком не прописано, но подразумевается, что эти самые «я» — одна и та же штука, просто разнесённая во времени.

Это удобно. С утилиатрной точки зрения, это прекрасное решение для упрощения коммуникации.

Например, если я покупаю хлеб в магазине, я не запоминаю, кто именно мне его продал, да и не особо заморачиваюсь тем, какое ещё количество людей приняло участие в процессах, благодаря которым товар попал ко мне в руки.

Более того, если хлеб окажется испорченным, и у меня будут силы / желание разбираться по этому поводу с магазином, я пойду к первому попавшемуся сотруднику, не обязательно тому, кто мне его продал. Для меня контрагент — магазин, не человек.

Так же и в обычной жизни: для нас контрагентами часто являются некие интерфейсы, которые как-то сигнализируют нам о психической жизни Другого. И мы зачастую думаем, что это и есть Другой.

В некоторых психологических направлениях это утверждение присутствует достаточно явно (в той же классической КПТ или логотерапии), в некоторых — выделяются отдельные части психики, но именно как части чего-то цельного, как рука является частью человека, но сама человеком не является (например, пресловутая «святая троица» из Ид, Эго и Супер-Эго).

Другие, например, схемная терапия, могут выделять сущности с большей субъектностью (в «схемке» это называется «режимами»), однако предполагается, что они «тоже как бы ненастоящие» (не в смысле того, что это лишь модель, а в смысле того, что они «менее есть», чем вся психика целиком).

Юнгианцы и сочувствующие двигают совсем мутные идеи о том, что «Я — лишь один из множества комплексов», доводя принцип расщепления до абсурда логического завершения.

Но всё это фигня, поскольку на практике большинство психологов живут в парадигме «единой психики», и, несмотря на теоретические воззрения, по факту испытывают влияние соответствующего мифа.

Разумеется, последний тезис обосновать у меня не получится (не располагаю соответствующей статистикой), но опыт общения с разными специалистами в качестве клиента, коллеги или вообще вне психологического дискурса показывает, что это так, да и достаточно убедительных оснований считать, что в этом смысле психологи кардинально отличаются от остальных, у меня нет.

Важным следствием представления о единстве психики является утверждение о том, что установки / размышления / поступки (а желательно ещё и всё это по отношению друг к другу) индивида должны обладать качеством внутренней непротиворечивости.

Если вы скажете психологу о том, что хотите больше времени проводить со своей семьёй и для этого по выходным уезжаете в лес (при условии, что семья у вас не там), он, весьма вероятно, укажет вам на наличие некоего внутреннего противоречия и попытается его прояснить / устранить.

Даже бесконечно любимый мной Гарретт, и тот свою работу с параноидными шизофрениками строит, неявно исходя из предположения о том, что «противоречий быть не должно» (там сам метод состоит в том, чтобы задавать вопросы, пока пациент не «запутается в показаниях», собственно, типичный сократический диалог в его КПТ-шной трактовке).

По неведомой мне причине из факта наличия противоречия делается вывод не об утилитарном неудобстве данной системы рассуждений, а о наличие в них ошибки или ошибок.

Миф о наличие хороших вариантов

Вторым достаточно серьёзным «мифом» является представление о том, что всегда есть «наилучший выход из ситуации».

Иногда этот тезис приводится в более корректных формулировках «есть наилучший из возможных выход» или «наиболее оптимальный в заданных условиях».

И снова, это настолько базовая штука в психологии, что объявления её в явном виде я встречал далеко не везде (на этом фоне выгодно выделяются КПТ-шники, говорящие об этом прямо).

Но и в других направлениях сама идея «проработки проблем» (а то и вовсе — «излечения души») имплицитно включает в себя, насколько я понимаю, суждение о том, что может быть иная, лучшая конфигурация психики / суждений / иных психологических «сущностей».

Я, кстати, сам часто нахожусь под воздействием этого мифа, чего уж там.

Однако, если подумать, такое допущение не является ни очевидным, ни естественным, более того, оно противоречит имеющимся наблюдениям, которые показывают, что достаточно часто в доступных индивиду (важное условие!) системах оценки разные варианты — равноценны.

Например, если Боб не может определиться, с кем ему пойти на некое дело, — с Алисой или Евой, далеко не факт, что существует такая доступная (и актуальная для самого Боба) система критериев, где один вариант будет лучше / хуже, чем другой.

И я говорю не про неопределённость, вызванную недостатком данных, я именно о том, что в выбранной системе координат, где мерилом является, например, эмоциональная удовлетворённость Боба его спутницей, весьма вероятно, отношения «лучше / хуже» не определены.

Альтернативный фреймворк

Придирчивый читатель, возможно, скажет, что заголовок предыдущего раздела выбран необоснованно: для того, чтобы назвать нечто когнитивным искажением, крайне желательно иметь факты, которые противоречили бы (лол, с учётом сказанного выше) содержанию исходного тезиса.

Я же, в свою очередь, обращу его внимание на то, что искажением я называю не саму модель (она, как любые другие модели психики имеет / не имеет права на существование и использование — в зависимости от целесообразности), а на то, что эта модель не подвергается сомнению и на практике «используется в качестве факта».

Понимая, что истины мы здесь всё равно не найдём (область не та, чтобы истину искать), попробую предложить альтернативный фреймворк.

Я говорю об этой штуке именно как о фреймворке для генерации моделей, поскольку глубоко убеждён в том, что именно модели (имеющие объяснительную, предсказательную силу и / или проверяемость) в консультативной психологии полезны только тогда, когда выстраиваются совместно с клиентом и с высоким уровнем «подгонки» под него.

Поэтому не вижу ни малейших причин «доводить дело до конца», принимая во внимание достаточно убедительное (для меня) предположение о том, что в практической работе этот конечный результат, каким бы он ни был, один фиг придётся переписывать чуть менее, чем полностью.

Поэтому попробую описать некие общие принципы для построения таких «индивидуальных моделей», предоставив некоторые аргументы в пользу того, чтобы их вообще рассматривать.

Мета

Многие читатели этого бложика (из тех, кто вообще высказывался по этому вопросу) любят научный метод. Я их понимаю, я сам его люблю, но он меня откровенно френдзонит: любовь наша носит преимущественно односторонний и платонический характер.

Особенно это касается консультативной психологии, которой я и занимаюсь в качестве основной деятельности. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, сдаётся мне, дело тут не в каких-то моих специфических особенностях (или, по меньшей мере, не только в них).

Стандартный цикл научного метода «придумали проверяемую гипотезу, проверили, приняли / отвергли / уточнили границы применимости, повторили» провернуть в сфере, где у тебя субъект и объект странно перемешаны, где факторов, потенциально влияющих на исход «эксперимента» много, а контролировать ты можешь очень небольшое их количество (если можешь вообще), пользоваться им крайне затруднительно.

Если я попрошу своего клиента, Боба, проверить, боится ли он мышей, я не имею ни малейшего представления о том, как интерпретировать результат. Допустим, он сходит в живой уголок, возьмёт там мышонка, и ему (Бобу) не будет страшно.

Означает ли это, что он боится (или не боится) мышей?

Лично я считаю, что нет: факторов, которые могли бы повлиять на его реакцию, очень много, а эксперимент лишь один. Конечно, я могу попросить его посмотреть десять, а лучше — сто тысяч мышат в самых разных условиях, но вряд ли он это сделает (кажется, ему целесообразнее сменить психолога в этом случае).

И это — достаточно простой случай. А что делать, если Боб не «боится мышей», а «склонен к преобразованию любых отношений в деструктивные»?

Разумеется, можно считать, первого же не напугавшего мышонка доказательством того, что Боб и остальных бояться не будет (доказательство отсутствия страха, уже смешно), но будет ли это предположение более обоснованным, чем его противоположность?

— Ах, от истории и контекста зависит? Серьёзно? Т.е. «прочтение» результатов «эксперимента» в большей степени зависит от каких-то внешних по отношению к нему факторов, чем собственно от результата? И это мы называем «научным методом»?

Мне, вероятно, возразят, что в естественных науках тоже сталкиваются со сложностями лабораторного воспроизведения, и не парятся, рисуя модельки и тыкаясь в математику.

Но я не соглашусь: там (в общем случае) ищут общие закономерности, а здесь важны именно индивидуальные флуктуации (напоминаю, что я говорю о консультативной, а не теоретической психологии).

В общем, мой тезис в том, что у нас нет инструмента, который позволил бы проверять какие-либо используемые в реальной работе (т.е. хотя бы немного более сложные, чем рефлексы лабораторного животного в строго контролируемых условиях) гипотезы / модели / методы.

Если Бога нет, то всё дозволено?

Или, если перефразировать ближе к теме, «если нельзя проверить, можно городить любую ерунду?».

Лично я считаю, что да.

Это не означает, что я буду использовать нумерологию или хиромантию (просто потому, что ни первая, ни вторая лично мне не нравятся, хотя, возможно, дело лишь в том, что я с ними не знаком в достаточной степени), но это я к тому, что в моих глазах КПТ-шные / гештальтистские / юнгианские модели выглядят одинаково…

Одинаково неправдоподобно и бессмысленно. Хотя, если быть до конца честным, последние больше нравятся чисто эстетически.

Я уже писал открытым текстом, и повторю ещё раз: я считаю приемлемым использовать в консультативной психологии любую ерунду, которую все участники процесса считают целесообразной.

Таро? Ок, не вопрос (привет юнгианцам!). Астрология? Пожалуйста, Гроф соврать не даст. Сны? Здравствуйте, Дедушка, давно не виделись.

Троллю ли я? Отнюдь. Для меня всё это действительно не более фигня, чем любые Янговские схемы (ха-ха, факторным анализом они «доказаны») или рассуждения Бека по поводу ABC-шной модели.

Эстетика вместо истины

Однако у такого подхода есть существенный практический недостаток: моделей (даже готовых) много, у психолога / клиента (или обоих) могут быть ещё какие-то свои, и никакого времени (не в плане математического определения, а в плане того, что вряд ли кто-то будет все эти попытки оплачивать) не хватит, чтобы перебрать их все.

Т.е. в практическом аспекте мы неизбежно сталкиваемся с необходимостью выбора, и было бы довольно удобно (не обязательно, строго говоря, но удобно) иметь какой-то критерий, раз уж «истинность» / «доказательность» по разным причинам использовать не получается.

В качестве такого критерия я предлагаю использовать «эстетический» (говоря проще, принцип «нравится / не нравится») критерий.

Или его более психологизированную версию — «резонирует / не резонирует».

С точки зрения методологии я вижу это примерно так. Для начала договариваемся с клиентом о том, есть ли «в его мире» вообще такое понятие, как «эмоциональный резонанс, отклик на идею или утверждение». Мой нерепрезентативный опыт говорит, что обычно оно есть, хотя и не всегда.

Если его нет, пытаемся прямо с ходу найти пример непосредственно в разговоре. Предъявляем пример, договариваемся об одинаковом его прочтении, насколько это возможно. Если не получается, то ищем иной критерий, и эта схема теряет применимость.

На следующем шаге — вместе ищем в доступном / сгенерированном наборе моделей те, которые этот самый «эмоциональный резонанс», «интуитивное чувство разумности / правильности», «правдоподобность» (конкретные термины, близкие данному человеку, определяем где-нибудь ранее) вызывают в наибольшей степени.

В этой схеме есть манипуляция, о которой следует сказать отдельно (хотя бы для того, чтобы она перестала быть манипуляцией): когда я предлагаю выбрать «любой другой критерий», я рассчитываю (как мне кажется, небезосновательно) на то, что выбран будет именно этот.

Даже если клиент скажет, что критерий «эстетичности» / «резонанса» ему не подходит, и предложит любой (включая пресловутую «научную обоснованность» и «доказательную базу») другой, в реальной работе (и это я могу открыто назвать постулатом) будет использоваться именно он.

Просто в силу интенсивного межличностного взаимодействия, ограниченности времени, интерактивного формата и т.п.

Говоря проще: те, кому действительно нужно проверять доказательную базу на каждое слово, просто не придут в формат личного общения с психологом: во-первых, они увидят, что там этого нет ещё до первой консультации (вся инфа есть, слава Элбакян!), во-вторых, это просто технически неудобно, и под такие запросы нужны иные форматы, описание которых выходит за рамки данного текста.

Разумеется, процедура согласования моделей является итерационной, она (как и процедура поиска критериев «адекватности моделей») должна запускаться несколько раз в течение работы: постепенно характер общения и особенности участников процесса взаимно подстраиваются, и периодические ревизии необходимы.

Однако методологической сложности я в этом не вижу: оно обычно всё само происходит, просто однажды уровень понимания и взаимопонимания падает, и оно как-то так получается, что либо клиент, либо психолог (при условии, что никто не откажется от взаимодействия) запускает процедуру «ресогласования».

Итак, истины нет, правильных ответов нет. Хорошая новость в том, что для декларируемых целей процесса они не особенно-то и нужны.

Такая идеологическая установка позволяет продвигать любую чушь — от концепции «автоматических мыслей» до идеи «коллективного бессознательного», лишь бы она в достаточной степени «заходила» участникам процесса.

Тут следует сказать про это самое «заходила»: оно не всегда выражается согласием, это не про принятие и разделение. Оно может принимать форму конфронтации.

Относительно (относительно!) вменяемым критерием, не дотягивающим до объективности, но всё же лучшим, чем «внутренние ощущения» является наличие у клиента, психолога или обоих сразу достаточно сильных реакций на модель.

Тут довольно сложно описать все тонкости процесса, скажу лишь о том, что, разумеется, первоочередной приоритет обычно (но не всегда, увы) следует отдавать реакциям клиента (в конце концов, он оплачивает весь процесс).

Итак, вооружившись этими размытыми представлениями о «симулякрах достоверности», попробую изложить сами идеи, ради которых всё это писалось.

Раздробленность психики

Сперва отмечу, что я явно не тот чувак, который придумал «раздробленную психику». Как минимум, схожие идеи есть в Юнга (и последователей), Ассаджиоли, [в меньшей степени] у Ван-дер-Харта и т.д.

Но мне бы хотелось сделать две вещи: описать эту фигню несколько более структурировано и переставить акценты.

Основы

Основной постулат, на котором зиждется всё остальное, заключается в том, что, собственно, психика нифига не едина, и «в одной физической тушке прячется далеко не один человек» (строго говоря, не обязательно «человек», но вопрос о переменной и дробной субъектности мы рассмотрим далее).

Я не хочу, чтобы это звучало как отсылка к диссоциативному расстройству идентичности: оно (по моему мнению) является подмножеством более общего явления, которое я пытаюсь описать, и такие ассоциации корректны, но мне не хочется, чтобы контекст патологии или «болезненности» проник в это повествование.

Сразу оговорюсь: речь идёт о травматиках (определение дано в одном из предыдущих постов, я планирую его уточнить, но не в этот раз), и ассоциации с патологией, вроде бы, напрашиваются сами собой, но нет.

Тут речь идёт о «здоровом в травматике», а не о самой травме и её последствиях (хотя как посмотреть: может ли травматик вообще в принципе быть здоровым, не имея травмы?).

Так вот, в «обычной жизни» мы (если вообще задумываемся о таких вещах) используем модели, которые можно без существенной потери точности проиллюстрировать вот такой картинкой:

Взамен же я предлагаю иную конструкцию, состоящую из множества «частей» (правда не могу придумать лучшего названия: «комплексы», «субличности», «режимы» и прочее подобное тянет за собой кучу контекстов, которые вряд ли будут здесь уместны).

Схематически это можно представить так:

Проблемы, которые призвана решить идея «раздробленности»

Казалось бы, ну нарисовал пару кривых картинок, чего такого? Попытаюсь описать, почему мне это кажется важным.

В процессе взаимодействия с другими людьми мы, хотим того или нет, приписываем им некоторый набор характеристик (его содержание сильно зависит от контекста, и детали в этом случае не особо интересны): мы можем думать о человеке как об «умном», «скупом», «порядочном», «демонстративном», «шизоидном» или ещё каком-то.

Мы вводим набор качеств, и относительно этого набора явным или неявным образом проставляем оценки (или, по меньшей мере, занимаемся этим в качестве рационализации, когда рефлексируем над взаимодействием).

И снова картинка:

Это удобно, и в достаточно простых случаях даже работает.

Например, удобно писать в характеристиках и прочих резюмешках: «ответственный, исполнительный, в порочащих связях замечен не был».

Проблемы возникают при попытке использовать такие дескриптивные модели для прогнозирования, пусть даже самого примитивного. Первая из них — смешение контекстов и составной характер самих критериев.

Например, «шизоидность», согласно некоторым описаниям, подразумевает достаточно высокий уровень «логичности». Но на приведённом примере первая имеет относительно высокие значения, а вторая — низкие.

Можно сказать, что пример выдуманный и специально так подогнан, но я имею тут некоторые возражения.

Возьмем тот же тест СМИЛ. Оставим в покое его недостаточно обоснованную валидность и надёжность (подозреваю, со специфичностью там тоже не всё гладко, но не проверял). Нас интересуют другие его характеристики, в первую очередь, популярность.

Вот картинка из официального интерпретатора:

Описать в полной мере характер противоречия, содержащегося в этом графике будет достаточно сложно, поэтому приведу лишь несколько цитат из того же интерпретатора:

«[речь о шкале 2]: Идеализированный портрет депрессивного типа: здоровье значительно ниже нормы; самочувствие плохое – частая усталость, хандра, плохой сон, отсутствие аппетита, тошноты, запоры, потливость; интеллектуальные процессы приторможены, в известных пределах проявляется тупость и расстройства памяти; характер замкнутый, пассивный; отношение к жизни безразличное, пессимистическое до резко негативного; отношение к людям осторожное, отчужденное до враждебного, при это уступчивость сочетается с легкой ранимостью; отношение к другому полу индифферентное».

Т.е. вторая шкала — это про что-то такое пассивно-ранимое и избегающее. Теперь посмотрим на второй (слева, не по уровню выраженности) пик:

«[речь о шкале 4]: Шкала 4 – импульсивности, психопатии, (Pd) – отражает раскованность, спонтанность поведения. Она повышается при высоком уровне побуждения к достижению цели с пренебрежением к общепринятым законам и нормам поведения при отсутствии щепетильности в вопросах морали, отражает эгоцентричность позиции, стремление к доминированию. Высокие значения шкалы могут свидетельствовать о нарушении социальной адаптации, выраженной напряженности, неудовлетворенности, вспыльчивости и несдержанности в межперсональных отношениях».

Четвёртая шкала в некотором смысле противоположна второй по «внутреннему значению». Она рисует противоположный образ — нечто такое нагло-активное.

А у чувака из примера они выражены одинаково (достаточно сильно, и выше, чем всё остальное). Те из читателей, которые заглядывали в интерпретатор, наверняка ткнут меня в описание сочетаний шкал, и я соглашусь с тем, что оно там есть.

Вот только, во-первых, там описаны далеко не все возможные комбинации, а, во-вторых, описания там, скажем так, не очень понятные (лично мне).

Тут нужна ещё и третья цитата, которая взята непосредственно из описания данного конкретного профиля и демонстрирует способ, которым указанное противоречие разрешается:

«Реакция на стресс: тормозимые тенденции и неуверенность, блокировка действий, резкое снижение настроения и жизненного тонуса, реакция тревоги и чувство страха сочетаются с импульсивностью и склонностью к рискованным поступкам, а также с элементами демонстративности. Нерезко выраженная иррациональность».

Что здесь происходит? Собчик взяла и просто перечислила характеристики обеих шкал через конструкцию «<…>, сочетается с<…>». Там, если кто не читал, куча пафосных слов о недопустимости такого, но ладно, опустим.

В чём я вижу проблемы: во-первых, мне из этого описания не ясно, как поведёт себя человек в той или иной ситуации. Более того, нет ссылок (их там реально нет, я весь интерпретатор читал) на то, как это в принципе может быть установлено. Хотя бы неточно, хотя бы бездоказательно, хоть как-то.

Во-вторых, не ясно, какова внутренняя динамика взаимодействия столь противоречивых черт (как это вообще в одном чуваке уживается, и к чему это приводит).

Там есть указание на то, что это «внутренний конфликт», но ни субъекты (о!), ни правила, ни предмет этого конфликта не определяются: только его наличие и внутренний характер.

Вторая проблема «односубъектных» моделей (попробую показать на двух уже использованных примерах) — это неявно включённая необходимость «что-то делать с внутренними противоречиями» (не на уровне того, что они мешают прогнозированию, а на уровне неконсистентности самой модели): предполагается (самой логикой их построения и использования), что следует либо сужать / расширять контексты, либо искать третьи факторы / иные уровни, на которых противоречия нет.

Почему это проблема? Ну, хотя бы с точки зрения пресловутой инвалидации.

Если Боб одновременно и одинаково сильно хочет вечером принять некое вещество, которое выведет его сознание в изменённое состояние, и при этом — утром быть достаточно адекватным, чтобы сесть за руль, то, утверждая, что это противоречие «ложное», мы инвалидируем оба этих желания (даже если наше утверждение верное).

«Односубъектные» модели не позволяют «просто быть», они требуют «определиться», что для травматика может быть крайне сложно.

«Хочу близости и боюсь её» — вот как это разрешить, чтобы нигде не соврать? А это не самый редкий запрос.

Разумеется, можно сказать, что два примера, один из которых выдуманный, а второй — из не самого удачного теста, вообще не доказывают корректность распространения выводов на всю совокупность. И это будет верно. Я их привёл в качестве иллюстрации, а не доказательства (его у меня нет).

Но мне кажется (тот самый «эмоциональный резонанс», да), что до тех пор, пока мы считаем, что работаем с человеком, мы лишаем права на существование огромное количество других [людей? сущностей? частей?], которые, образно выражаясь, «живут в той же самой голове».

Мне кажется, это не очень правильно.

Возможные варианты решения / преимущества «расщепления»

Позволю себе ещё одну картинку:

Попробую объяснить идеи, которые она (картинка) призвана проиллюстрировать.

Первая заключается в следующем: вводя некую характеристику человека (в целом, как конгломерата из частей) мы принимаем, что субъектов / носителей этой характеристики может быть множество (включая варианты, где это множество пустое или состоит из одного элемента).

Иными словами, говоря о том, что мы желаем рассмотреть Боба в контексте его «шизоидности», мы (в рамках предлагаемого подхода) принимаем, что на самом деле «там» может быть несколько элементов, имеющих разные значения по этому показателю, разные возможные границы диапазона его значений, разные способы нормировки шкал и т.д.

Само по себе это ничего не даёт (кроме «совместимости» с «односубъектными» моделями), поэтому как вещь в себе это свойство не слишком интересно. Но предлагаю его пока не отбрасывать, а посмотреть, что из него можно выжать.

А выжать можно много интересного. Например, вторым свойством, которое будет у моделей, соответствующих такому подходу, можно назвать большую свободу / точность в определении границ применимости.

Мы можем постулировать наличие двух разных субъектов — «Боба как сотрудника» и «Боба как сына» и приписать им разные значения показателя «шизоидности» (это не тождественно концепции «ролей», ниже попробую пояснить).

Конечно, это можно было бы решить на уровне контекстов и в рамках «односубъектной» модели конструкцией вида «с начальником он такой, а с мамой — другой», но привязка к контекстам возможна и тут (мы здесь ничего особо не теряем), зато в «раздробленных» моделях появляется возможность определять контекстно-независимые, но различные свойства.

Это прикольно уже хотя бы для решения задачи «ненасильственного ответа» на вопрос «кто я?»: Бобу, принявшему идею о том, что в нём есть разные части, предоставляется возможность прочувствовать идентичность (не «завязанность на контекст» и следующую из неё внешнюю обусловленность, а именно свою собственную, «внутренюю» идентичность, а точнее — идентичности), [пока] не заморачиваясь противоречиями и не тратя излишние силы на кучу согласований всего со всем.

Третьим полезным свойством «раздробленности» можно назвать добавление новой стратегии работы с противоречиями: раз мы можем приписать разные (противоречивые) свойства разным «субъектам», мы можем снять фрустрацию, вызванную необходимостью что-то решать, столь характерную для травматиков.

Это то самое «буддистское» (на самом деле нет, но ассоциация устойчивая настолько, что позволю себе сделать отсылку к ней) «позволить этому просто быть».

Напрашиваются параллели с теоремой Гёделя, но это именно параллели, я ни в коем случае не натягиваю её (теорему) на психологию, это просто ещё одна иллюстрация для тезиса, который мне сложно корректно (без аналогий) выразить.

У травматиков и без того бывают проблемы с принятием себя и мира, и на многих этапах работы само указание на наличие противоречия в рамках любой «односубъектной» модели может (и, весьма вероятно, будет) восприниматься ими как сообщение «ты неправильный, меняйся» (о, сколько я косячил и до сих пор косячу на эту тему в своей работе!).

Четвёртым полезным для клиента в работе с психологом-консультантом свойством «расщеплённых» моделей является упрощение процедуры апдейта представлений о себе.

Выработанное в процессе терапии новое понимание может столкнуться с сопротивлением и непринятием (со стороны клиента) в качестве характеристики, атрибутируемой как «своей собственной».

Боб может сказать: «Хорошо, мы установили, что моё поведение соответствует критериям пограничности, но я не чувствую себя пограничником».

В случае «односубъектных» моделей нам надо будет либо спорить с ним, либо откладывать обсуждение «до момента принятия», либо соглашаться (не ещё, можно просто задавать ему вопросы, но я отношу это к варианту «отложить прямое обсуждение»).

В «расщеплённой» модели мы можем… Мы много чего можем: ввести «субъекта» (да, доставайте Бритву) — носителя этой характеристики: «Боб, как тебе идея о том, что у тебя есть некая пограничная часть, на счёт которой можно отнести такие-то твои проявления?».

Мы можем взять какую-то из имеющихся частей и атрибутировать новую характеристику по отношению к ней: «Боб, твой Боб-сын ведёт себя как пограничник, ты согласен?».

Это помогает интеграции нового представления, делая её более плавной, давая возможность «привыкнуть, примерить, свыкнуться» с новой характеристикой. Там, где это не нужно, всегда можно откатиться в «односубъектное восприятие» и приписать её напрямую: обратная совместимость прикольная фича.

Наконец, вводя разные части и наделяя их заданным «уровнем субъектности» (ничто не обязывает нас в рамках этого подхода утверждать, что все они, например, — «равноправные субличности»), мы решаем «проблему полутонов» (когда характеристика ощущается как внутренняя, но не совсем своя / совсем не своя).

В этом есть некоторое смещение акцентов по сравнению с теми же Берном или Янгом, где, во-первых, набор «частей» строго ограничен и фиксирован, а, во-вторых, постулируется их «равносубъектность».

Такие модели являются более «проверяемыми» (именно к этой категории принадлежит модель ДРИ, и именно это позволило описать диагностические критерии этого расстройства), но они менее удобны в практике.

Зачастую приходится встречаться с набором мыслей / эмоций / воспоминаний / особенностей восприятия и прочих параметров работы психики, которые вполне себе логично собираются в автономный кластер, этот кластер удобен и даёт хорошие прогнозы / объяснения, но до «полноценной отдельной личности» или «интроекта» формально и / или по субъективным ощущениям не дотягивает.

Например, такие характеристики Боба, как педантичность, придирчивость, мнительность и склонность к сверхконтролю, вполне можно сгруппировать (пример выдуманный, и пригоден лишь для иллюстрации) в некоторую модель «Боба, склонного к самоограничениям» без необходимости привязывать это к родительским фигурам, значимым Другим, контекстам проявления и т.п.

Это позволяет изолированно рассматривать (и пытаться воздействовать на) эту часть, не притягивая лишних контекстов.

Т.е. да, мы вводим новую сущность (выделенную часть психики), но делаем это один раз, а не множество, как это бывает в рамках более жёстких подходов, где для сохранения «совместимости с теорией» приходится прикручивать гораздо большее количество допущений, без которых можно было бы обойтись.

Единственная настоящая валидация

Интересным следствием решения об использовании в работе «расщеплённых моделей» является принципиальная возможность полной валидации клиента.

Про кризис валидации я писал в одном из предыдущих постов, и сейчас у меня есть идея относительно того, как его можно попытаться разрешить.

Для этого нужно отказаться от двух «мифах психологии», описанных в рамках первого раздела. Отказ от идеи «единства психики» позволяет поместить противоположные утверждения (например, «у тебя есть право быть», и «да, я с тобой согласен, тебя быть не должно») в разные контейнеры, где они не будут вызывать противоречия.

Это непросто сделать, это требует от психолога умения контактировать со своей собственной расщеплённостью, но никто и не обещал, что будет легко. В конце концов, за что-то же мы (психологи) получаем своё вознаграждение.

Такое размещение по различным частям психики позволяет сохранить искренность, поддерживая формально противоречащие друг другу утверждения и обойти соблазн некорректного ассоциативного применения закона исключения третьего (он здесь не очень-то применим уже хотя бы ввиду сложности построения конструкций «A» и «не A» для многих плохо формализованных психологических концепций, где операция отрицания зачастую добавляет объекту / суждению новые характеристики).

Более того, если принимать положение аналитиков о принципиальной неспособности некоторых травматиков (в частности, пограничников и психотиков) к созданию и / или удержанию амбивалентных репрезентаций, такой способ валидации становится для них единственно понятным и единственно возможным.

Фраза «Боб, я хочу, чтобы ты жил, но я уважаю твой выбор по поводу этого вопроса» может быть (и вероятность этого я оцениваю как достаточно высокую) воспринята Бобом-травматиком либо как ложь, либо как набор из фраз:

«Боб, я хочу, чтобы ты жил [, и я говорю это потому, что я — психолог, я обязан так сказать]»

+

«Боб, я уважаю твой выбор [, особенно если он избавит меня от тебя]»

(модель «достраивания антисигналов» предложена в рамках одного из предыдущих постов»).

Если же психолог «говорит разные части этой фразы из разных частей себя через один физический рот» (так это или нет — очень хорошо «палится» со стороны, и большинство травматиков, с которыми мне приходилось взаимодействовать, прекрасно умеют определять эту ситуацию), да ещё и адресует это именно «разным частям внутри Боба», то валидация — полная и тотальная, со всеми присущими полноте и тотальности противоречиями, которые, впрочем, её не отменяют и не обесценивают — становится возможной.

Это больно (это действительно очень больно — держать в фокусе собственную расщеплённость), но это единственный известный мне вариант, который хотя бы на первый взгляд выглядит работоспособным.

Не скажу, что он хорош. Просто остальные — ещё хуже.

Во славу Хаоса!

Однако такая гибкость, дающая столь богатые инструментальные возможности, имеет и свою цену: она не позволяет положиться на внешнюю, заданную разработчиком модели (не важно, КПТ-шной ABC, фрейдистской «троицы» или ещё какой) структуру.

Хаос равных возможностей и неотличимых вероятностей — пугает.

Пугает не только клиента (с ними, кстати, проще, для многих из них такой способ существования привычен), но и психолога. И это — одна из проблем, о которых тоже нужно сказать, не отмахиваясь от неё привычным «ну, он же специалист».

Они оба — и клиент, и психолог, сталкиваются при использовании этого подхода с вещами, с которыми многие предпочли бы не сталкиваться: с неопределённостью, с ответственностью, с расщеплением.

Но в этом есть и своя, не побоюсь пафоса, целительная сила.

Психологическая литература изобилует утверждениями о том, что травматикам (определяемым в разных источниках по-разному и имеющим разные наименования) нужна структура.

Я имею наглость возразить: им нужна не структура, а гармония (просто не могу найти лучшее слово, пусть будет это). По «гармонией» я подразумеваю такое соотношение хаоса и порядка, которое создаёт самим своим наличием некое ощущение «правильности».

Эмпирические данные, которые приводятся (обычно в рамках КПТ/ДБТ) в качестве подтверждения идеи о пользе структуры, я не могу принять просто в силу того, что выборки там обычно такие (стационарные и амбулаторные пациенты), в которых, по моему мнению, вероятность формального (т.е. по форме, по объективным проявлениям) совпадения этих двух штук достаточно высока.

Провести корректное (с моей точки зрения) исследование достаточно сложно по этическим причинам: ни один комитет не одобрил бы исследования, описание которого включало бы фразу:

«100500 достаточно социально адаптированных человек были быстро и бех предупреждения принудительно отправлены в лечебницу».

Однако общее мнение клиницистов об особом характере работы с людьми, находящимися на принудительном (особенно «прям совсем принудительном», не прикрытом хотя бы формальным иллюзорным выбором) лечении, косвенно подтверждает эту идею.

Структура полезна (действительно полезна, офигеть как полезна!), когда выполняются два условия:

1. Человек сам добровольно эту структуру принял. И у него была реальная (а не декларируемая) возможность отказаться;

2. Эта структура не является «чрезмерной», её «столько, сколько человеку нужно». Важный момент: «сколько нужно» определяет не специалист / Фрейд / Бек, а сам человек. С полным правом ошибаться в процессе этого определения.

Зачастую более структурированные методы не соответствуют этим критериям. Они имплицитно включают «характер и количество структурированности», заданные кем угодно: врачом, психологом, идеологом метода, но не самим клиентом.

Внимательный читатель задаст вопрос о том, как эти рассуждения соотносятся с эмпирическими данными, свидетельствующими о большей эффективности «структурированных» подходов по сравнению с менее структурированными.

Я отвечу не очень корректно: обещанием в будущем сделать обзор распространённых методологических ошибок подобных исследований (ссылаться на то, чего нет, — плохо, но у меня сейчас нет готового материала, а в публикациях я чего-то подобного не видел, придётся самому пилить) и некоторыми общими рассуждениями.

Основной проблемой многих известных мне кейсов реализации «неструктурированных» подходов является, как ни странно, страх психолога. И я в этом смысле их (психологов) очень хорошо понимаю, я сам такой же.

Этот страх может принимать разные формы: страх сопротивления, страх не справиться, страх выхода ситуации из-под контроля (можно подумать, он у психолога когда-то был, и есть из-под чего выходить), страх чужой нарушенности.

Но для меня это про другое: это страх осознания собственной боли и фрустрированной жажды интеграции (см. далее).

Отказавшись от структуры внешней (даже для клиента), психолог рискует лишиться иллюзии гармоничности структуры внутренней.

«Если у Боба «много частей», то сколько их у меня? Если «противоречия в Бобе» — это ОК, то что мне делать со своими противоречиями? Если я валидирую Боба, то что мне делать со своей валидацией? Наконец, если Боб имеет реальную возможность выбирать между единичной, множественной и полным отсутствием идентификации, что мне делать со своими усилиями, которые я тратил на обеспечение «иллюзии целостности»? Так и до обесценивания недалеко».

Впрочем, это не только в психологии так: часто более мощные инструменты предполагают больший страх и большую ответственность и в других сферах (от ОМП до работы «под рутом»).

Люди [в среднем] боятся возможностей.

Все эти факторы не учитываются в исследованиях (не видел ни одного контрпримера), посвященных сравнительному анализу «структурированных» и «бесструктурных» подходов.

Оно и понятно, авторам даже измерить степень «фрустрированности структурой» психолога тупо нечем: как-то мне не попадались корректные опросники / тесты / метрики на эту тему.

Будет, чем заняться, если решу податься в тестологию.

Аргументы в пользу существования расщепления и «расщеплённости»

Но критиковать — легко. Гораздо сложнее (и уже хотя бы поэтому — интереснее) попытаться предоставить хотя бы низкокачественные свидетельства в пользу существования этой самой «расщеплённости».

И здесь мне придётся «наступить на горло собственной песне» и признать: таких свидетельств у меня нет.

Более того, несмотря на отсутствие убедительных (лично для меня) данных в пользу гипотезы о «монолитной психике», она проще, а значит — методологически более корректным будет выбрать именно её.

Но некоторые соображения по этому поводу я привести всё же могу. Во-первых, «расщеплённые» модели делают возможность ввести корректное понимание «внутреннего конфликта»: в их рамках легко определить его субъектов и описать динамику взаимодействия между ними.

Идея о том, что «некоторая часть пограничного Боба хочет жениться на Алисе, в то время, как другая — убить её» выглядит [для меня] менее «натянутой» и более «настоящей», чем попытки говорить об амбивалентности (если мы принимаем «неспособность пограничников в амбивалентность», что, впрочем, принимать необязательно) или ввести некий третий фактор «Боб хочет жениться на матери, а для этого ему нужно бракосочетание с Алисой и её убийство, только порядок нужно определить».

Во-вторых, люди сами интуитивно приходят к этой метафоре «частей» и / или достаточно охотно на неё откликаются. Я исхожу из того, что все психологические модели — одинаково недостоверны и непроверяемы, и если идея «расщеплённости» подходит клиенту (что, ИМХО, бывает часто, но не всегда), следует её и использовать.

В-третьих, идея расщеплённости позволяет вводить такие полезные в практической работе концепции как «экстернализация» (расширенное и немного измененённое понимание проективных механизмов) и «потребность в интеграции».

Впрочем, о них следует поговорить отдельно.

Жажда интеграции

Для начала попробую определить аксиоматику. Очевидно (просто по расположению подраздела), что первым постулатом будет та самая идея о «расщеплённости» психики. Вторым — сильная, я бы даже сказал «витальная» (тролли, welcome!) потребность в интеграции.

Я утверждаю, что (одновременно, но я не верю в то, что противоречие — это проблема, см. выше) «части» существуют, но «хотят» (в кавычках, т.к. не у всех из них обязательно есть достаточное количество субъектности, чтобы писать без них) интеграции.

Что такое эта самая интеграция? Это явно не то наивное понимание, которого можно найти в книжках и статьях про Сивиллу или Миллигана, где речь шла о «формировании единой личности и субличностей».

Простите мне некорректное упоминание всуе и кривые естественно-научные аналогии, но проще всего определить «интеграцию» через метафору «стремления системы к состоянию с наименьшей энергией».

Вот картинка из какого-то школьного материала по химии, думаю, она достаточно понятна:

Или вот, ещё более понятная картинка, используемая для объяснения предыдущей:

Так вот, связь с «интеграцией» здесь такая: существует (это постулируется в рамках предлагаемого подхода) некая конфигурация отношений между «частями», которая вызывает наименьшую (по сравнению с любыми другими возможными способами их взаимодействия и взаимоотношения) фрустрацию.

Почему я использую слово «интеграция»? Во-первых, потому, что оно уже некоторые ассоциации со всем этим имеет, и глупо ими не пользоваться, а, во-вторых, она для меня что-то вроде «пробуждения» для буддистов: вроде как его можно достичь, вроде, даже есть какие-то свидетельства (обсуждение их качества оставим), но это в большей степени идеал, к которому можно стремиться, чем цель по SMART’у.

Пора, наконец, дать определение: интеграция — это состояние расшаренной (обобществлённости) субъектности всех частей.

Здесь я имею ввиду такую конфигурацию, в которой части могут атрибутировать любой опыт (включая актуальные переживания) как принадлежащий любой из них.

Это и про «контейнеры для позитивного / негативного опыта», упомянутые в одном из прошлых постов, и про ответ на вопрос «кто это чувствует / думает?», и про всё остальное.

Под «могут» я подразумеваю как потенциальную возможность (принципиальную способность менять атрибуцию), так и наличие актуальных механизмов согласования и достижения «достаточно качественных договорённостей» по вопросу о том, что и куда переносить.

Если обращаться к примерам из прошлых постов, то интеграция подразумевает способность «Боба» (в кавычках, чтобы подчеркнуть условный характер «монопсихических идентификаций») атрибутировать фразу «Боб, ты молодец» на счёт «своего» опыта, не порождая негативных идентификаций.

Если говорить об идеализациях, то интеграция позволяет не атрибутировать какие-то качества на счёт Других, а приписывать их «себе» (точнее: какой-то из частей «себя»).

Следствие: интеграция снимает значимое количество эмоциональной боли. Она — ответ на запрос, скрывающийся за фразой «жажда сбыться».

Конкретные конфигурации (состав частей и отношения между ними) в общем виде описать, на мой взгляд, невозможно, хотя попытки такие были и достаточно широко известны: пресловутое «сделайте так, чтобы ваш Внутренний Взрослый полюбил и защитил Внутреннего Ребёнка» — оно именно на эту тему.

Но как мысль выраженная — есть мысль мёртвая, так и описанная в конкретных терминах и параметрах интеграция интеграцией не является, поскольку теряет свою динамическую структуру и индивидуальную подгонку.

Ещё пару слов о словах. «Жажда» или «потребность в» интеграции — удобные конструкции, но следует понимать, что это — метафоры, да ещё и не очень точные.

Нет «того, кто жаждет», здесь не следует уходить в вульгарные представления о том, что это «человек в целом» хочет, или что каждая из частей «хочет интеграции» (положение о переменной и дробной субъектности однозначно запрещает в рамках предлагаемого подхода говорить о таких вещах сколько-нибудь серьёзно).

Просто когда она не достигнута, «всем» плохо и больно, а когда достигнута… Тоже плохо и больно, но в меньшей степени.

Более того, начиная с некоторого приближения уровень этой боли можно использовать как косвенный показатель наличия / отсутствия движения в сторону интеграции (как в детской игре «тепло / холодно»: явным образом направление не указывается, но по точной обратной связи его можно вычислить).

Именно поэтому идея «полюбить Внутренним Взрослым / Внутренним Родителем Внутреннего ребёнка» работает в очень ограниченном количестве случаев: это как если бы дети в рамках той самой игры вместо «тепло, теплее» ригидно (в отрыве от контекста расположения ведущего и искомого предмета) говорили бы «левее, ещё левее»: оно может совпасть, но далеко не факт.

Введение «потребности в интеграции» с практической точки консультирующего психолога может быть полезно тем, что модель, основанная на этой идее, способна объяснить достаточно широкий спектр наблюдаемых «иррациональных», «нелогичных» паттернов поведения / мышления / эмоционального реагирования клиента, придав им некое ощущение целесообразности (что ни говори, но вещи, которое мы оцениваем как «совершаемые с некоей целью» мы анализируем лучше, чем когда «ну, просто так получилось, и оно вот так»: второе, часто бывает более истинным, но сложнее для обработки).

Возьмём, например, переносы. Есть у Боба некий перенос на Алису (психолога). Можно пойти стандартным путём и рассмотреть его (перенос) как следствие раннего опыта (в рамках аналитической модели, «ранних дезадаптивных схем», СКО или ещё каких штуковин), получив «ответ» на вопрос «почему так происходит?».

Но этот ответ, хоть и удобен, но опасен: он не подразумевает (можно натянуть, чем по факту психологи занимаются довольно часто, но изначально её там нет) динамику.

Такие модели статичны на мета-уровне: предполагается, что некогда были заданы параметры системы, придана некая энергия, и дальше всё развивается достаточно детерминированно.

Если на поведенческом / мысленном / эмоциональном уровне возникает некая штуковина, которая не вписывается в исходную модель, то от модели приходится отказываться (изменить её тут не вариант, поскольку сама модель изменений не подразумевает: меняя что-то в ней, мы фактически отвергаем её, вводя на её место новую).

Боб в рамках этого подхода был «недоглажен в детстве», и это заставляет его искать возможности «догладиться» Алисой.

Всё хорошо, но если у Алисы достаточно сильный контрперенос, и она шлёт явно негативные сигналы Бобу, который ну-не-может их не видеть (не стоит недооценивать травматиков), нам придётся прикручивать множество сложных объяснений тому, почему Бобу не поискать этого в более подходящих местах.

Алиса может вводить дополнительные факторы («Боб не просто недостаточно доглажен, он ещё и боится близости, а я ему не просто маму напоминаю, но и черты отца имею» или «тут не только схема зависимости, но и отвержение»), но зачем?

Если мы исходим из того, что Боб просто ищет способы интеграции (через экстернализацию частей себя в Алису), динамика появляется в модели автоматически и неотъемлемо: Боб ищет, пробует, экспериментирует.

Однако для более понятного объяснения нам требуется ввести ещё одну конструкцию — экстернализацию, без неё будет сложно.

Экстернализация как потребность и метод

Опять же, попробуем начать с определений (точнее — с описаний, внятное определение тут дать достаточно сложно, и я явно не способен справиться с такой задачей). Идея экстернализации не является ни новой, ни моей, ни вообще самостоятельной.

Фактически это некое уточнение / смещение акцентов восприятия довольно известной и старой штуки под названием проекция.

Суть идеи экстернализации следующая: часть качеств, присущих психике («в целом») по каким-то причинам не может быть корректна «распределена по частям».

«Корректно» — это без внутренних противоречий в рамках самой «части» и с атрибуцией принадлежности (чтобы хотя бы одна часть «считала данное качество своим» и не «испытывала» по этому поводу фрустрации).

«Проблемные» качества, которые не были корректно присвоены ни одной частью, — одна из основных помех для интеграции (см. выше).

В рамках предлагаемого подхода динамика, связанная с экстернализацией описывается следующим образом: некие «ни к одной части толком не отнесённые», «ни одной частью не присвоенные» качества атрибутируются на счёт Других.

Например, если Боб (по каким-то причинам, пока вынесем их за скобки) не может ни одной из частей своей психики без ущерба для неё присвоить такое качество как «доброта», но это качество существует в нём хотя бы в виде потенции, оно неизбежно будет приписываться на счёт каких-либо объектов, которые не входят в состав психики Боба непосредственно (механизм «интроектов» я пока описывать не буду, про это отдельный текст нужен).

При этом он будет испытывать некое «притяжение» к такому объекту, а на хоть немного наблюдаемом уровне — в мышлении, поведении и эмоциональных реакциях — проявлять интенции к взаимодействию с объектом, которому качество приписано.

Не обязательно (хотя и часто) это будет осознаваемое стремление к созданию связи с объектом, это может принимать формы агрессии, отрицания, преследования / паранойи, но это точно не будет равнодушием и отсутствием сильной эмоциональной реакции.

Расхожее суждение о том, что «все гомофобы — латентные педерасты» в некоторой степени иллюстрирует эту идею (хоть я с ним и не согласен, по крайней мере, в прямом прочтении).

Боб, не способный атрибутировать свою «доброту» может испытывать влечение к Алисе (которая, по его мнению, «добрая») и — одновременно — «деятельную неприязнь» к Еве (которая, по его мнению, «злая»).

Грубо говоря, речь идёт об атрибуции «самой шкалы свойства», а не «конкретного численного значения». Даже положение этого значения относительно «нуля» (если он вообще предусмотрен «шкалой») особой роли не играет: тут фишка именно в возможности свойством обладать, а не в его выраженности или «знаке».

От классической проекции эта штука отличается (и именно поэтому мне потребовалось новое слово и новая модель, стоящая за ним) тем, что проекция — это про «приписать свои свойства другому», а тут всё несколько более сложно.

Объектами («экранами», на которые свойство «проецируется») для экстернализации могут быть «не только лишь все».

Они должны обладать важным [пусть, и субъективно приписываемым, а не обязательно объективно существующим] свойством: обещанием надежды на обретение формы для прото-потенций.

Блин, сложно получилось, но попробую объяснить, просто не знаю, как построить фразу менее коряво. «Неприсвоенные», «проблемные» или «экстернализуемые» качества, как правило, не развиваются в полной мере в рамках самой психики (тут — в целом).

Собственно, вероятно, они потому и не развиваются, что не «приписаны» ни одной «части», но это не точно.

Они «существуют» в виде «потенций» или даже «прото-потенций» («возможностей возможности»).

Это довольно сложная для описания форма существования, немного разрывающая привычный бинарный шаблон «есть качество / нет качества», но, опять же, я нигде не обещал, что читать это будет легко, а текст не будет чистой шизофазией 🙂

Так вот, по моим наблюдениям (тут должна быть оговорка о нерепрезентативности), немалой проблемой, препятствующей непосредственному осуществлению, «сбытию» является отсутствие (где? честно, не знаю, скажу, что в субъективной психической вселенной) примеров формы реализации этих качеств.

Т.е. наш Боб — он «прото-потенциально добрый» (если доброта не нравится, возьмите любое другое качество, оно тут — параметр), но «форма существования доброты» ему недоступна. Она просто «не помещается в голову».

Но потенция в психике требует осуществления. Та самая «жажда сбыться», на которую я так люблю ссылаться (формулировка не моя, если автор сочтёт нужным, дам на него ссылки).

Поэтому как только наш Боб (а миф о единстве психики удобен для практического использования, надо признать) видит в Алисе / Еве что-то, что комплиментарно «требованию» его «прото-доброты» об осуществлении, он приписывает ей (Алисе или Еве) наличие этого свойства («доброты») с какими-то показателями.

Иными словами, если в сигналах / поведении одной из девушек есть что-то, что резонирует в психике Боба (или одной из её частей) как проявления доброты / её противоположности, Боб станет испытывать некие сильные чувства, а на поведенческом уровне — фактически стремиться к взаимодействию с ней (девушкой, не «добротой»).

При этом на уровне деклараций может быть (равно как и не быть) полное отрицание подобного стремления, но это не так важно. Здесь тот случай, когда поступки важнее мыслей, а эмоции важнее слов.

Если «есть совпадение» — то процесс запустится, свойство будет приписано внешнему объекту (точнее, его образу внутри, но нам пока такие тонкости не слишком интересны), и включится «тяга».

Почему? Я не знаю, но могу предположить, что дело тут в структурирующей функции образца. Не пинайте за отсылки к Грофу, но это же про СКО как они есть.

Боб приписывает качество Алисе, смотрит на то, в какой форме это качество вообще может быть (именно на форму бытия) и [бессознательно] надеется, что это как-то натолкнёт его на обретения формы бытия (то самое «сбыться» этого качества в себе).

Взаимодействие тут нужно как для вторичной интернализации / интроекции, так и просто для того, чтобы «потыкать палочкой в качество в целях его познания».

А «тяга» — она не к Алисе, она, как ни больно это писать лично мне, к воплощению (к жизни, в некотором достаточно широком смысле).

Таким образом, экстернализация является и потребностью, и методом её реализации.

Мне вообще кажется, что этой моделью можно в необходимой и достаточной степени объяснить нашу потребность в Другом. Всякие прикольные штуки с трансценденцией — они прикольные, но для меня выглядят непонятно. А тут — вполне: другой — это средство познания и воплощения себя.

Вот только всё это в полной мере не сработает никогда.

Идеологический пессимизм

У буддистов (и снова, не в качестве ссылки на авторитетный источник, а просто для иллюстрации) я видел мнение (точнее, не так: я видел некоторые тексты / высказывания, которые наделил именно таким содержанием) о том, что ум, осознавший свои проекции, «пробуждается» / «освобождается».

Я достаточно скептичен в оценке практической возможности такой ситуации в «реальной жизни», но их (буддистов) замороченность практиками становится более понятной и логичной: важно не только, как и сколько ты медитируешь, но и в какой форме ты живешь, как именно ты есть.

Мне кажется, это лежит в основе некоей «истинной» / «правильной» / «сакральной» (нет у меня слова для этого) части идеи многих религий / духовных практик о том, что «жить надо определённым образом» (есть / не есть мясо, прощать / не прощать врагов и т.п.).

Вероятно, это эмпирически подобранные (для «того» культурного и социального контекста) способы существования, обеспечивающие максимальную концентрацию «образцов форм» в общине, которая позволяет «воплотиться» (и затем — присвоиться) максимально возможному количеству «прото-потенций» её членов.

Нет, конечно, удобство управления массами — это тоже очень важно и круто, но, мне кажется, чтобы идея настолько широко распространилась, как мы это можем наблюдать в случае с «мировыми религиями», в ней должно содержаться что-то, что каким-то образом на некотором уровне созвучно с психическими потребностями индивидов, которые эту идею поддерживают.

Тут сразу вспоминается модель «религий как ментальных вирусов, эксплуатирующих баги мышления», но, как мне кажется, эта модель (хорошая, годная) не всегда применима, и для некоторых случаев требует расширения именно в аспекте «созвучности с потребностями», аргументы о том, что ей там быть не обязательно, лично меня не убеждают.

Так вот, я это всё к тому, что экстернализация, какой бы прекрасной штукой она ни была, сама по себе к интеграции не приводит (было бы странно, если бы да: конструкция, в которой вынесение чего-то во внешний мир приводит к интеграции мира внутреннего «слишком специфична» даже для меня).

Проблема в том, что привлекательность внешних объектов, которым мы приписали свойство «давать надежду на то, что наши несбывшиеся качества — сбудутся», настолько высока, что «присваивать эти качества себе обратно» не очень-то и хочется.

Есть некая дополнительная привлекательность в том, чтобы эти качества принадлежали кому-то, кто не является ни «тобой», ни «частью твоей психики».

Иначе — одиночество. То, которое экзистенциальное, а не социальное (если брать классификацию Ялома, например).

Конечно, с этим можно бороться: саморазрушение (о, я снова скатился к «монопсихической модели») или «война всех со всеми» позволит реализовать и не такое, но это метод для [как правило] отсутствующей интенции.

Хорошего решения нет (см. выше): налево пойдёшь — коня потеряешь если Боб будет слишком сильно увлечён экстернализацией чего-то, он в какой-то момент потеряет (или не обертёт) понимание того, что ему, вообще говоря, не Алиса нужна, а «доброта» (в рамках представленного выше примера), если он не будет увлечён слишком сильно, он «сбудется» своими экстернализируемыми качествами, но получит неисправимое мучительное одиночество.

Не, есть и третий вариант: лишиться субъектности всеми своими частями, сделав вопрос не актуальным в принципе, но там свои заморочки: начиная с того, что не очень понятно, как это реализовать на практике, и заканчивая тем, что «субъектность» вряд ли исчезнет совсем, скорее, перейдёт в такое же состояние «прото-потенции», запустив ещё более сильную динамику с ещё более разрушительными выборами.

Не, а чего мы тут можем хотеть, если сама жизнь — как динамическое увеличение сложности на градиенте энтропии — тоже не имеет «хороших решений»?

Психотическое и контакт с ним

Множественность, «расщеплённость» психики, идея о том, что «в голове Боба (как человека) не только Боб (как личность), а целая толпа» может неподготовленному читателю показаться полным бредом (и в бытовом смысле, и в клиническом), и я хотел бы проэксплуатировать эту ассоциацию.

Дело в том, что «контакт с психотическим», по моему мнению — это не метод, но это «направление, в котором, вероятно, найдётся решение», — и потому следует сказать о нём несколько подробнее.

Помимо ухода в символическое понимание, который делает «части» «проницаемыми», позволяя «переносить» свойства и атрибуции туда-сюда (символ прекрасен тем, что позволяет делать операции с произвольным, да ещё и динамическим уровнем корректности и чёткости), контакт с этим самым «психотическим содержимым» позволяет «одновременно осознаться всеми своими частями», и это не только мой опыт.

Я уж не говорю про то, что проекции и экстернализации становятся видны, как на ладони.

Но дело даже не в этом, только теряя структуру в себе, мы можем по-настоящему, с подключением эмоционального процессинга и прочих не особо контролируемых волевым усилием компонентов оперировать своей «расщеплённостью».

А если говорить о психологах, то я не представляю, как без этого опыта действительно честно и последовательно использовать подход, основанный на идее расщепления.

Наверное, как-то можно. А, может быть, тем, кто этого опыта не имеет, оно и не надо: в конце концов, это лишь один из возможных способов построения моделей психики.

Интересным лично для меня частным кейсом можно назвать «экстернализацию потребности в иррациональном в психолога», но принципиально она не отличается от любой другой экстернализации.

Сомнительные [по]следствия

Модели, построенные в рамках предлагаемого подхода, будучи основанными на некоей пересекающейся аксиоматике, должны (по идее) иметь некоторые общие свойства.

Часть этих свойств, вероятно, будут следствиями, возможно, даже [в какой-то степени] проверяемыми.

Однако мне сложно описать их в форме утверждений, я лишь обозначу вопросы, которые могут потенциально указывать на внутренние противоречия таких моделей и их недостаточную согласованность с данными наблюдениями.

Сферы для постановки вопросов я выбрал достаточно произвольно, просто по принципу «субъективной оценки потенциальной популярности».

Первым и главным, конечно же, будет вопрос о том, как в мире «расщеплённых психик» работать с ответственностью.

Ведь если принять, что Боб — не Боб, да и Алиса — не Алиса, а «целые толпы разных сущностей с обеих сторон», то как интерпретировать наблюдаемый факт: «Боб пообещал Алисе выполнить некую работу [но не выполнил]».

В традиционных моделях всё просто: если Боб-тушка не демонстрирует в согласованные сроки заранее оговорённое поведение с заданной точностью (или убедительные свидетельства его результатов), то Боб-личность — гад, нарушил слово и вообще всячески достоин наказания.

В «расщеплённом мире» всё иначе: тот факт, что «часть 1» Боба пообещала нечто «части 10» Алисы, вообще не означает, что «часть 2» Боба будет / должна будет это выполнить, а «часть 20» Алисы примет выполненное.

Возникает множество интересных организационных вопросов, касающихся поощрения / наказания.

Оффтопик: мне кажется, фундаментальная ошибка «чистого» бихевиоризма, которая не позволила ему завоевать мир, и которая привела к рождению КПТ (spoiler: не поможет), заключается именно в имплицитном включении в его модель (пусть даже и в её самом простейшем виде, где кроме «чёрного ящика» вообще ничего нет) предположения о том, что «ящик один, и все подкрепления — положительные и отрицательные — падают именно в него».

До некоторой степени такое допущение работает, а потом — перестаёт.

Вот бы нашёлся чувак, который сделает мульти-компонентный бихевиоризм, я бы бросил нафиг всю шизотерику вроде психодинамики / гештальта / психосинтеза и ушёл бы туда с головой. Но увы.

Так вот, пнув Боба-тушку, кому мы передадим сигнал?

Действительно ли той части, которая «обещала и не сделала»? Или там просто есть «мальчик для битья», который ничего не решает, и боль / обида достанется ему? Или всем сразу? А если да, то как происходит распределение?

Второй момент — он оттуда же. Такая конструкция как «предательство», важная и вызывающая кучу эмоций, из чего-то понятного и простого становится размытой и сложной для хоть какого-то практического применения.

Предал ли кто-то кого-то в предыдущем примере? Если да, то кто и кого?

Заключительным (думаю, трёх достаточно, они там все более или менее похожие) иллюстрирующим сложности использования предлагаемого подхода примером я бы хотел поставить вопрос о технической реализуемости классических моногамных отношений.

Не этического выбора, не субъективных предпочтений, а именно технической реализуемости.

В сущности, это всё ещё частный случай первых двух вопросов, но он достаточно популярен в качестве клиентских запросов, чтобы вынести его отдельно («отношения» часто вылезают в терапии, даже если исходный запрос был не про них вовсе).

Так вот, для реализации этой самой моногамии (давайте возьмём самую примитивную трактовку: как эксклюзивное право на сексуальное взаимодействие друг с другом в рамках парного союза) нужно, чтобы и Боб, и Алиса (сразу на их примере):

1. Договорились об этом «определёнными» и «единичными» (иначе не будет соблюдаться условие «парности») частями своей психики;

2. Каждый раз, взаимодействуя сексуально, «делали это теми же самыми частями».

С учётом того, что среднестатистические Бобы и Алисы, насколько я знаю, не очень-то вообще в курсе того, что «их много», возникают интересные казусы.

Будет ли считаться «изменой» половой акт Боба, если он (физически) совершил его с тем же самым человеком (тушкой), но другой его частью (психически)?

ИМХО, да, но это уж совсем усложняет взаимодействия и задирает требования к осознанности просто до небес.

И это я ещё не говорю о том, что сам подход не ограничивает количество «одновременных участников», и там не обязательно будет взаимодействие один-на-один.

В общем, если применять этот подход до конца и последовательно, можно нарваться на очень быстрое возрастание сложности.

Границы применимости

Внятно очертить границы применимости чего-то, основанного в значительной степени на идее «субъективного ощущения правильности» или «эмоционального резонанса с идеей» — задача для меня совершенно непосильная.

Выразить субъект в объекте — звучит как вызов, но там скиллы нужны гораздо более высокие, чем у меня есть.

Однако я попробую хотя бы в самом общем виде описать те вещи, которые с этим подходом и созданными в соответствие с ним моделями делать не стоит, поскольку они явно для этого не предназначено.

Во-первых, не стоит наделять введённые сущности («части», «прото-потенции», «комплиментарность прото-потенций и форм») наделять качеством объективного существования.

Давайте скажу в явном виде: я говорю не о том, что всё это «есть на самом деле», я говорю, что рассмотрение наблюдаемых процессов в контексте предлагаемых интерпретаций может быть практически полезным в работе консультирующего психолога с т.з. получения клиентом (да и психологом, чего уж там) корректирующего эмоционального опыта и (через несколько этапов) — выработки новых стратегий мышления / поведения / эмоционального реагирования.

Но практическая ценность (даже если она есть) ещё не означает корректности и, тем более, истинности.

Во-вторых, подход рассчитан на «травматиков», и будет ли он работать с другими категориями клиентов, — не ясно. Мне кажется, что не очень, но уверенности нет.

В-третьих, принцип «расщеплённости» в данном контексте распространяется на психику в целом, но не её отдельные части. Они [здесь, в рамках предлагаемого подхода] — атомарны.

Возможно, от введения «расщеплённости» частей можно получить некий дополнительный профит, но если это делать, втупую перенося все постулаты на уровень ниже, можно утонуть в бесконечной рекурсии, а это не всегда целесообразно.

В-четвёртых, говоря о том, что «противоречия не являются проблемой», я не распространяю этот тезис на «атомарные» «части»: там противоречия вполне себе являются проблемой (решение которой в рамках предлагаемого подхода — «перенос», «переатрибуция» части противоречия на счёт других «частей»).