Парадоксальным образом достаточно часто оказывается, что ответ на вопрос «В каком направлении двигаться в терапии?» найти довольно просто. В общем виде его можно сформулировать так: в том, в котором меньше всего хочется идти.
Разумеется, не всё так однозначно: как правило, исходный запрос не предполагает подобных прогулок в сферу неприятного, отвратительного или пугающего, и это нормально.
Было бы странно ожидать от клиента прямого осознаваемого желания спуститься в тайные подвалы собственной психики, чтобы… чтобы что?
Сам факт переживания страданий ещё ничего не гарантирует (иначе большинство травматиков уже были бы идеально протерапевтированными Буддами, уж чего-чего, а страданий у них в жизни достаточно).
Напротив, запросы, как правило, имеют совершенно конкретный, прикладной и даже «приземлённый» характер: повысить продуктивность, улучшить взаимодействие с собой и другими, решить какую-то определённую проблему в работе, творчестве или «отношениях» (что бы мы ни подразумевали под этим понятием).
Зачастую у человека на момент прихода в терапию уже есть какое-то своё понимание того, как эти задачи следует решать. Кто-то идёт в сторону «чтобы быть более продуктивным, надо больше работать», кто-то психологизирует в стиле «следует найти неудовлетворённые потребности и конструктивный способ их удовлетворить».
Понимание — есть, а проблема почему-то не решается. В смысле: на практике не решается, несмотря на то, что «логичное» и «здравое» понимание решения — вот оно.
Поэтому очевидные варианты, так заманчиво стоящие перед глазами терапевта, как правило, не работают: не сто́ит недооценивать травматика и считать, что он сам, живущий с проблемой гораздо дольше, чем длится время первых нескольких сессий, до этих тривиальных решений не додумался.
Однако это не означает, что подобные догадки совсем не имеют никакой ценности и не могут стать материалом для терапии.
Напротив, это очень полезные штуки, только пользоваться ими надо не так: не «Иди и начни работать больше», а «Какие именно препятствия вы не можете преодолеть на этапе попытки больше времени уделять работе?».
Исследование вопроса даёт более полную информацию, чем прямое директивное навязывание (если только последнее не является интервенцией для сбора данных о сопротивлении, но я против такого: это некоторое неуважение к человеку, обычно вполне работает вариант, где цель исследования декларируется явным образом).
На этом этапе достаточно часто встречаются утверждения с отсылками к «очевидности».
«Очевидно, что мне нужно зарабатывать больше», «Ну, понятно же, что я не могу бросить мать в таком состоянии», «Это естественно, что я должна заботиться о ребёнке и посвящать ему всё свободное время» и т.п.
И вот за этими «очевидностями» обычно и скрывается то самое «страшное», в направлении которого движется любая достаточно «глубокая» терапия.
Нет большого смысла в том, чтобы спросить клиента на первой сессии о том, что именно составляет его глубинный страх: как правило (не всегда, но достаточно часто) люди не имеют сколько-нибудь точных представлений о том, что заставляет их использовать стратегии избегания.
Гораздо целесообразнее смотреть на поведение, именно оно наиболее информативно.
Если Фрейд говорил о том, что сны — королевская дорога к бессознательному, то в современном сеттинге, когда у большинства людей нет возможности уходить в длящийся десятилетиями процесс анализа (ценность которого ни в коем случае не хочется поставить под сомнение этим текстом), мы вынуждены под давлением требований эффективности (в т.ч. экономической) сосредотачивать своё внимание именно на поведении.
Что конкретно мешает достичь желаемого? Где заканчивается разумная аргументация и начинаются ссылки на «очевидное»? Почему именно это «очевидное» принято субъектом в качестве такового, почему не что-то иное?
И самое главное: где человек начинает использовать избегание в качестве единственной стратегии поведения?
Зачастую эта последовательность вопросов (если она сопровождается адекватным анализом контекста — как терапевтического, так и жизненных обстоятельств клиента) может достаточно быстро привести к пониманию его настоящих (и обычно — избегаемых) сложностей, с которыми следует работать наиболее сосредоточенно.
Страх — действительно хороший компас. Особенно если не пытаться пользоваться им совсем уж тривиально: вместо утрированного «вы боитесь развода, значит, он вам нужен» имеет смысл задавать вопросы вида «а что такого страшного лично для вас в этом сценарии?».
Терапия — это зачастую всего лишь попытка найти некие неоптимальные утверждения в аксиоматике клиента (будь он сформулирована явным образом в виде некоторой этической системы или неявным — в виде предпочтительных паттернов эмоционального реагирования).
И в этом смысле ощущение страха (или — в качестве более точного сигнала — предпочтительное использование стратегий избегания) является достаточно полезным индикатором приближения к искомому.
Виталий Лобанов
Достаточно скептически относится к психологии и смежным дисциплинам, искренне считая, что имеет на это все основания.
Не имеет определённой профессиональной принадлежности, одинаково не доверяя гештальтистам, КПТ-шникам, психоаналитикам и даже бихевиористам. Однако в работе считает возможным использование наработок из любых (ну, может быть, кроме совсем уж эзотерических) направлений.
Имеет опыт пребывания в психиатрическом стационаре, с последующим самостоятельным преодолением последствий этого самого опыта. Работает онлайн, иногда пишет довольно упоротые тексты на этом сайте.
Запись на консультацию к Виталию доступна по ссылке: bootandpencil.com/schedule-appointment/