На дворе 2023-й год, а в Интернете всё ещё кто-то неправ!

Нейросети заменяют человеков, космические корабли бороздят всё, что ни попадя, а ссылки на статью Кэлхуна «Смерть в квадрате» всё ещё расползаются по рунету (даже на Хабре недавно было).

«Но ведь это же очевидный абсурд!» — может возмутиться продвинутый читатель, и я с ним даже соглашусь.

С другой стороны, очевидность — коварная штука: слишком уж удобно в неё прятать собственное невежество (всегда так делаю!).

Поэтому во славу Сатаны, во имя Великой Справедливости, да и просто ради того, чтобы хоть как-то скомпенсировать весь [б/в]ред, который я нёс в последнее время, я попробую с этой самой «очевидностью» побороться — хотя бы на уровне немного более подробного (чем я бы сам от себя ожидал) рассмотрения одного меметичного эксперимента из 70-х годов XX века.

Вообще, для того, чтобы лучше преисполниться, рекомендую ознакомиться с самой работой (или хотя бы её переводом на русский язык), но для тех, кому совсем лениво, постараюсь дать краткое изложение основных тезисов из упомянутой статьи [001].

«Вселенная 25»: очень краткий пересказ

Добрый доктор Кэлхун решил запустить мышей в среду, в которой почти всех нужных им ресурсов будет в достатке (температура, влажность, защита от дождя и прочей непогоды) или в избытке (еда, вода).

Почти, но не всех: физическое пространство он ограничил достаточно жёстко — ни одна мышь не могла выйти из созданной Кэлхуном «Вселенной 25» куда-либо ещё.

Обратите внимание: вопреки распространённому в пересказах «Смерти в квадрате» (именно так Кэлхун озаглавил статью, в которой описал результаты своего эксперимента) тезису о том, что «добрый доктор Кэлхун» выстроил для мышек самый настоящий рай, а они, твари тупые, не оценили заботы мудрого вождя, ни о какой утопии там речи и не шло.

blank — Вероятно, как-то так мыши должны были воспринимать Кэлхуна, если верить любителям пересказывать «Смерть в квадрате». Изображение: Frob — DEUS MOUSE (2020)

Автор вполне конкретно ставит вопрос о том, как именно будет воздействовать на популяцию жёсткое органичение только одного жизненно важного ресурса — возможности свободного перемещения — на популяцию грызунов.

А вся эта «райская» избыточность осознанно создавалась им для достижения вполне конкретной цели — перенаселения, при котором ограничение возможности перемещения начнёт создавать существенное давление на популяцию.

Поначалу всё шло хорошо (для мышей, впрочем, автор тоже вряд ли был недоволен): еды много, воды много, жилищ — и тех избыток. Мыши стали плодиться с огромной скоростью.

Но постепенно их стало слишком много. Кэлхун делает вывод о том, что в какой-то момент количество контактов с сородичами, которые приходилось вывозить каждому из обитателей «Вселенной 25», намного превзошло значения, которые нормальная мышь может выдержать.

В буквальном смысле несчастным мышкам было сложно спрятаться~~, побыть наедине с собой или своими близкими, помедитировать, подумать о смысле жизни и т.д.~~ На этом этапе Кэлхун зафиксировал ряд поведенческих феноменов, которым дал эффектные описания:

1. Часть самцов впали в апатию и стали нервными и отстранёнными: триггерились по любому поводу, но не завоёвывали территорию, чтобы потом спокойно наслаждаться успехом, а просто нападали друг на друга. Самками они не очень-то интересовались — ни совокупляться, ни драться с ними таким самцам не хотелось.

2. Другие самцы, гигачады мышиного мира, таки обзавелись собственной территорией, но поскольку претендентов было слишком много, не смогли эффективно оборонять (и, хуже того, не сумели защитить своих самок), а потому теряли не только квадратные дюймы своих участков, но и силы, здоровье и, в конце концов, доминирующее положение: никто не мог быть царём горы достаточно долго.

3. Наиболее знаменитая категория мышей, вызывающая огромное количество эмоций у людей самых разных убеждений, — «красавчики»: самцы, которые никак не участвовали в социальных взаимодействиях. Они не совокуплялись с самками (между собой — да [002], но это уже из других «Вселенных»), не дрались за территорию, просто ели, пили и ухаживали за своей прекрасной шёрсткой.

4. Самки, лишённые защиты адекватных сильных самцов, стали испытывать стресс и пытаться взять на себя их роль, увеличив количество агрессии, но стало хуже: агрессия получилась какая-то неэффективная и неизбирательная, и доставаться стало, в основном, детёнышам, которые, лишённые адекватного традиционного семейного воспитания, выходили в свет какими-то странненькими.

(На этом моменте любители притягивать всякую «этологию» к межполовым отношениям в человеках обычно начинают торжествовать: «ноука даказала ж, что просто мужыка нормального надо!»).

5. Детёныши, не успевшие усвоить адекватные паттерны поведения, пополняли вышеуказанные категории, доводя присущие каждой из них странности и поведенческие патологии сначала до абсурда, а потом и до логического завершения — смерти (в квадрате, да).

Всё это вместе Кэлхун назвал «поведенческой клоакой» (behavioural sink).

«И чо?» — Вопрос, способный разбить любую аргументацию

Кэлхун из этого всего сделал ряд выводов о том, что люди вот-вот перестанут уметь в абстракции, инженерию, развитие и вообще вымрут.

Прикол в том, что со временем сам автор от этих интерпретаций (по крайней мере, в столь наивной форме) отказался [003], но цитирующих (и — особенно — пересказывающих из числа нечитавших) было не остановить.

Поэтому давайте попробуем помочь Даше (ой, т.е. Джону) найти во всём этом бреду хоть что-то разумное, занудно рассмотрев то, что, собственно, было сделано в рамках обсуждаемого эксперимента.

Язык повествования

Но для начала отвлекусь. Не могу не заценить язык, который Кэлхун использует в работе «Death Squared: The Explosive Growth and Demise of a Mouse Population» [001].

Собственно, начинается текст с прямого заявления о том, что автор будет переносить закономерности с мышей на людей.

Провокационное, мягко выражаясь, заявление для рецензируемой научной статьи, даже для 70-х.

Дальше — больше: цитаты из Откровения Иоанна, например, стих 6:8:

И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвёртою частью земли — умерщвлять мечом, и голодом, и мором, и зверями земными.

Нет, разумеется, само по себе это ничего не говорит о качестве исследования, и лично я вообще скорее симпатизирую такому изложению: здесь видна мысль автора, не только сухие результаты, но и достаточно яркие артефакты процесса размышлений, который эти результаты породил.

Есть некоторое особое очарование в старых — времён, когда наука ещё не оформилась окончательно в качестве «отрасли по производству знания» — научных работах.

В них столько страсти, поэзии и вдохновения бывает, что начинаешь сомневаться, почему их не публикуют в музеях и вообще не рассматривают и не оценивают как художественные произведения: по способности вызывать переживания у читателя они уделают многие признанные шедевры литературы, как по мне.

Сейчас таких уже не делают™.

И всё же, как бы я ни симпатизировал архаическому стилю повествования, он был бы уместен для работ 1920-х (или ранее), но не 1970-х.

А это заставляет более внимательно присмотреться к данной работе и заподозрить автора в чрезмерной личной заинтересованности — когда это не просто захваченность вопросом и сосредоточенность на нём, но уже что-то большее, что-то личное.

А теперь, вооружившись некоторым скептицизмом, рассмотрим методологию, факты и выводы, которые содержит эта работа.

О чём работа-то?

«Вселенная 25», на мой взгляд, представляет интерес скорее как артефакт социальных феноменов, как образчик современной мифологии: так или иначе работа и / или её отдельные положения используется самыми разными людьми для «доказательства» или в качестве «свидетельства в пользу» самых разных утверждений.

Вот только есть одна неприятность: далеко не всегда данные из этой работы используются корректно, а порой ощущается, что использующие (особенно, конечно, это касается всяких политиков и прочих публицистов) саму работу совсем не читали.

Нередко именно так и есть: смысл оригинальной статьи подменяется фолк-пересказами и интерпретациями, порой прямо противоречащими тому, что там вообще написано [003].

Мы не будем так делать, мы заглянем в текст и увидим там следующие тезисы [001]:

1. В работе речь идёт о мышах, но выводы применены к людям;

2. Утверждается, что выявленные закономерности (деградация колонии без возможности восстановиться) — универсальны (не сделана оговорка о границах применимости + контекстуально подано так, что вывод напрашивается, хотя прямого утверждения об этом там нет);

3. АААААААА, МЫ ВСЕ УМРЁМ!!!!!111111

Далее следует рассмотреть каждое из этих утверждений в отдельности, отобрать те из них, которые можно будет обоснованно посчитать истинными, а после — посмотреть, насколько полученный набор фактов и интерпретаций можно использовать в качестве свидетельства в пользу того, о чём обычно говорится в популярных пересказах «Смерти в квадрате» (прекрасный образчик того, что получается, когда психологи пытаются рассказывать о «Вселенной 25», доступен, например, на «Психологосе»).

Я не буду рассматривать этические и идеологические аргументы, вместо этого постараюсь проанализировать это всё с позиций наивного редукционизма, поскольку эта парадигма допускает достаточно высокий уровень цинизма и даёт понятные [даже таким примитивным существам, как я] результаты.

О переносе результатов с мышей на другие виды

Современная практика применения научного метода предполагает, что при использовании моделей для изучения некоторого явления необходимо явным образом задать список параметров, которые мы моделируем, а также списки зависимых и независимых переменных.

А ещё — задать границы применимости и корректные методы экстраполяции данных, полученных из модели, на предметную область.

В данном случае имеем следующее: модель — колония мышей, предметная область — человечество, границы применимости — поведение целиком, а корректным способом экстраполяции данных автор считает простое заявление вида «мамой клянусь»:

For an animal so complex as man, there is no logical reason why a comparable sequence of events should not also lead to species extinction.

Или, если по-русски:

Для такого сложного животного, как человек, нет разумных причин, по которым аналогичная последовательность событий не должна привести к вымиранию вида.

Аргумент уровня «нет оснований не доверять сотруднику полиции».

Говоря более конкретно, сформулирую свою претензию так: согласно устоявшейся академической традиции, бремя доказательства применимости выводов, полученных на модели, к предметной области лежит на авторе модели, не на читателе.

Причём я посмотрел ещё некоторое количество его и не его статей [002, 004, 005](с крысами — дикими и одомашненными в том числе), но не нашёл там ни доказательства линейной переносимости данных с грызунов на людей в общем случае, ни указания на наличие такого доказательства.

Дело не в том, что меня как-то оскорбляет сравнение с крысой или мышью, а в том, что разные виды могут вести себя по-разному.

Для иллюстрации (не доказательства) своего тезиса, т.е. чтобы продемонстрировать важность тщательного выбора модельного организма, сошлюсь на другое исследование [005], в котором перегруженность создавалась для несколько более социальных животных — морских свинок — и привела к другим результатам: усложнению социальной иерархии и стабилизации «скученной» популяции.

При этом морские свинки «биологически» (по происхождению) хоть и далеки от крыс и мышей, но от человека ещё дальше [006], и если бы линейная экстраполяция «очевидно работала», то результаты на них должны были бы воспроизводиться гораздо раньше и проще, чем на людях.

А оно как-то нет.

Здесь можно сказать, что дизайн не совсем идентичен, и я вынужден согласиться: Кэлхун, будучи фанатиком (наверное, всё же в хорошем смысле) своего дела, проявил недюженную изобретательность в организации мышиных / крысиных «миров» (их много было).

И точно совпадающего с тем, что было у свинок в упомянутом исследовании [005], в каких-либо работах Кэлхуна я не заметил.

Но по самому спорному параметру (удалению молодняка для фиксации численности популяции) сопоставимые исследования [002] у Кэлхуна есть.

И патологические феномены, которые он, Кэлхун, включил в понятие «поведенческой клоаки» там вполне себе возникают.

Т.е. само по себе удаление нового молодняка из уже достаточно «перегруженной» популяции (стабилизация численности) не является гарантией того, что деструктивные элементы дезорганизации поведения, о которых говорит Кэлхун, не возникнут.

А значит, в случае морских свинок может действовать как этот фактор (но это ещё обосновать нужно©), так и какой-либо иной.

Причём второе — более вероятно: не только в этих двух исследованиях молодняк удаляли, но на крысах и мышах переход в «поведенческую клоаку» у Кэлхуна случался и воспроизводился, что свидетельствует в пользу предположения о достаточной «видоспецифичности» этих наблюдений.

Ну, или о высокой «кэлхуноспецифичности» методологии проведённых экспериментов, но об этом мы ещё поговорим ниже (спойлер: у других авторов воспроизвести результаты Кэлхуна не очень-то получилось).

И дело не в том, что я так сильно хочу выделить человеков из животного царства: к другим настолько же смелым экстраполяциям, например, переноса экспериментальных выводов с личинок майского жука на малабарских цивет (или, чтобы меньше экзотики и вообще поближе к народу — с кротов на кошек), я бы отнёсся столь же подозрительно.

В общем, у нас есть доказательство того, что экстраполяция может давать существенные ошибки (прецедент автоматически доказывает возможность).

У нас есть достаточно релевантное свидетельство того, что не для всех видов млекопитающих наблюдения, сделанные на крысах и мышах хорошо применимы (уже на морских свинках возникают значимые несоответствия).

И у нас нет никаких свидетельств [или хотя бы аргументов в пользу того, что] результаты «Вселенной 25» можно экстраполировать на человеков.

Такая экстраполяция может быть предметом забавной дискуссии в приятной компании, но к науке это отношения не имеет.

Но мне можно, я всё же больше про забавные обсуждения в приятной компании, чем про науку, увы.

Поэтому я не смогу удержаться, и ниже запилю целый раздел на тему различия людей и мышей, да

Полигамные мыши полигамнее полигамных людей

Второй момент, о котором хочется сказать — это то, какие именно мыши были использованы в качестве модельного организма во «Вселенной 25».

К счастью, Кэлхун приводит данные об этом: для своего эксперимента он выбрал классику — белых лабораторных мышек BALB/c.

Скорее всего, это не было каким-то осознанным выбором (по крайней мере, мне не удалось найти данных об этом), и (здесь моё предположение, которое, тем не менее, я считаю достаточно обоснованным), вероятно он просто взял самых доступных грызунов.

И зря, если так.

Дело в том, что, помимо прочих свойств, порода BALB/c известна тремя специфическими свойствами, имеющими самое непосредственное отношение к процессу размножения: они агрессивно территориальны, полигамны и склонны к уничтожению чужого потомства [007, 008, 009].

Рассматривая [не]допустимость экстраполяции результатов Кэлхуна на человеческие сообщества, следует поставить вопрос о том, насколько похожи схемы размножения людей и мышей BALB/c

Несмотря на то, что «умолчательная» схема полового поведения у человека остаётся предметом дискуссий [010], существуют данные о том, что моногамия в человеческих сообществах существует (примерно 16% случаев) [011].

Т.е. в отличие от мышей BALB/c, люди вполне самоорганизуются в сообщества с разными схемами полового поведения, что даёт большее разнообразие шаблонов социального взаимодействия и, соответственно, бóльшую способность адаптироваться к скученности.

Кроме того, для людей (как вида) не характерен инфантицид в массовом проявлении [012].

Детей били во все времена, но это нет свидетельств того, что это занятие было целенаправленным и массовым: речь скорее идёт об импульсивных актах, «перегибах в воспитании» и / или борьбе за ресурсы [013].

Мыши BALB/c гораздо более склонны к уничтожению потомства, особенно чужого, чем люди.

Кроме того, достоверно установлено, что люди умеют спонтанно организовываться в крайне специфическую систему размножения и поддержания потомства, которая недоступна не только конкретно для BALB/c, но и для мышей вообще.

Я говорю здесь конкретно об инстуционализированной полиандрии (которая с общественным одобрением, стабильностью и совместной заботой о потомстве, а не просто о бытовом блядстве).

Да, это не самая распространённая конфигурация, но она существует, она «естественно» сложилась исторически, причём в разных концах мира и разных сообществах (особенно в условиях достаточно сильного ограничения по ресурсам, включая (в случае Тибета) ограничение по пригодной к проживанию территории) [011, 014, 015, 016, 017, 018].

Институционализированная полиандрия у людей создаёт достаточно мощные механизмы противодействия тем тенденциям, о которых говорит Кэлхун, экстраполируя (некорректно, на мой взгляд) результаты с BALB/c на человеков.

Она не только снижает конкуренцию между мужчинами, но и повышает выживаемость потомства, а также качество обучения потомства.

Да, гораздо чаще встречается неинстуционализированное бытовое блядство, но мой тезис не в том, что человечество массово практикует институционализированную полиандрию.

Он в том, что эта штука:

1. Известна человечеству и (доказано существование соответствующих сообществ) в целом работает на людях;

2. По косвенным свидетельствам, помогает сообществам уходить от чрезмерной конкуренции и приспосабливаться к условиям достаточно жёсткой нехватки ресурсов;

3. Присутствует в [со]знании людей не только в форме этнографических записей, мифов и энциклопедических статей, но и на практике (до сих пор, кстати).

Я считаю, что это достаточно сильные аргументы в пользу того, что экстраполяция результатов «Вселенной 25» на человечество как минимум требует серьёзных свидетельств в пользу корректности этой операции, а без таковых просто не может служить основанием для каких-либо последующих рассуждений.

Адаптивная девиантность

Кэлхун за свою карьеру построил достаточно много «Вселенных» для грызунов (помимо мышей, у него были ещё и крысы).

И далеко не везде в точности воспроизводились результаты «Вселенной 25».

Так, в одном из экспериментов [019] был зафиксирован крайне любопытный, на мой взгляд, акт: некоторые крысы «изобрели» более эффективный метод рытья нор.

Обычно крыса просто копает нору лапами, выгребая землю подальше. Эти действовали иначе: они формировали шар из земли, а уже потом катили этот шар в сторону от норы, повышая общую эффективность своей работы.

Причём это не были «социально успешные» доминирующие животные.

Наоборот, это были особи, изгнанные из основной группы, дезорганизованные, преимущественно практикующие гомосексуальные половые акты (шансов на самку у них не было).

Позже [003] это поведение даже сравнили с изобретением человечеством колеса.

И даже сам Кэлхун со временем пересмотрел собственные выводы, отмечая, что подчинённые или исключённые из иерархии особи формируют неестественное, девиантное, но в некоторых случаях креативное [020: p. 30] и адаптивное поведение.

Т.е. результаты «Вселенной 25» некорректно линейно экстраполировать не только на человечество на Земле, но и на другие достаточно схожие эксперименты того же автора (здесь напомню, что его модель не подразумевала выработки адаптивных поведенческих стратегий, радикально меняющих балансы).

Другие методологические проблемы «Вселенной 25»

В этом разделе я решил собрать методологические недостатки, достаточно существенные, на мой взгляд, чтобы поставить под сомнение не только экстраполяцию выводов «Вселенной 25» на человечество, но и стать свидетельствами в пользу суждения о том, что и для изучения поведения грызунов этот эксперимент не является достаточно корректным.

1. Эксперимент называется «Universe 25», однако Кэлхун почти не описывал другие свои «Вселенные» для грызунов, что ставит под сомнение воспроизводимость результатов (хотя бы самим Кэлхуном) и то, не было ли в статье 1973-го года [001] некоторой предвзятой избирательности со стороны автора.

Низкая воспроизводимость результатов (никто не повторил толком).

Указанное выше сомнение косвенно подтверждается тем, что Кесслеру в 1966-м году не удалось воспроизвести результаты Кэлхуна, хотя и количество мышей (1000 и 800 штук в двух экспериментальных группах) и плотность (85 или 60 на квадратный фут, т.е. на кусок площади примерно 30 x 30 сантиметров) были достаточно впечатляющими.

Сам Кесслер говорил [021], что до него никто не достигал такой плотности мелких млекопитающих.

Зафиксировал Кесслер и поведенческие изменения, однако они не были фатальны для колоний.

Существенных повреждений взрослых особей замечено не было: численность колонии стабилизировалась, но не за счёт болезней, травм или повышенной смертности взрослых особей, а за счёт снижения сексуальной активности, количества «успешных» (завершающихся родами) беременностей и выживаемости молодняка.

«Поведенческой клоаки» — того, что пугало Кэлхуна, — фатального изменения паттернов поведения, после которого колония обречена на вымирание, не случилось.

Не было ни апатичных «красавчиков» (beautiful ones), ни «аутичных» (термин Кэлхуна) особей, ни мышей, неспособных есть / пить в отсутствии сородичей (впрочем, кэлхун такое описывал не на мышах, а на крысах, и не во «Вселенной 25», а в другом эксперименте [002]).

Более того, У Кесслера мыши, пересаженные из экспериментальных колоний с высокой плотностью в индидуальные (парные — самец + самка) клетки или колонии с меньшей плотностью, восстанавливали обычный для своего вида и породы уровень сексуальности и плодовитости (у Кэлхуна — нет).

Не знаю, в том ли дело, что Кесслер использовал не BALB/c, а другие породы (C57L/J, SWR/J, C3HeB/FeJ, 129/J), или в иной физической конструкции «Вселенной», но результаты у него получились намного менее пессимистичными.

И, — позволю себе отсылку к распространённому выводу о «стагнации» и «завершению эволюционного развития» человечества, который любят делать из результатов «Вселенной 25», — Кесслер заметил в своих экспериментальных популяциях «свидетельства происходящего естественного отбора» (он отследил это по сопоставлению данных о генетике мышей и цвету шкурок).

Не все грызуны одинаково полезны

Кстати, возможно, не лишним будет упомянуть и некоторые характеристики используемых Кесслером мышей:

1. C57L/J — агрессивны, активны, проявляют хорошую способность к обучению [022].

2. SWR/J — обычно достаточно здоровы, склонны к спонтанной активности [023], устойчивы к ожирению [023, 024], высокое соотношение массы мозга к массе тела [025].

3. C3HeB/FeJ — способны достаточно долго находиться на открытом пространстве (характеристика, по которой можно судить о тревожности — чем дольше мышь находится на открытом пространстве, тем лучше она справляется с тревогой), имеют высокую индивидуальную вариативность в реагировании испугом на стимул [026]. Они плодовиты и эффективно ухаживают за потомством [027].

4. 129/J — белые мыши, для которых характерно снижение способности к пространственному мышлению / ориентированию, а также низкой обучаемостью. А ещё они несколько менее тревожны, чем, например, B6 (стандартная мышь для сравнения) [028].

Т.е. породы, используемые Кесслером, имеют достаточно значимые различия в поведении, но все они не настолько территориальны и склонны к инфантициду, как BALB/c, на которых Кэлхун строил «Вселенную 25» (и снова отмечу, что это достаточно странный выбор, требующий отдельного обоснования, которого Кэлхун, к сожалению не предоставил).

Вторую (и последнюю из тех, о которых удалось найти хоть какие-то сведения) попытку воспроизвести результаты Кэлхуна совершил Хэммок (Hammock) в 1971-м году.

Он использовал мышей породы Swiss Webster — эти грызуны умеют достаточно хорошо защищаться (в отличие от многих других лабораторных пород) [029], долго живут, устойчивы к заболеваниям, плодовиты, имеют низкий уровень смерти детёнышей [030], однако склонны к снижению плодовитости пропорционально времени жизни изолированной колонии [031].

Его результаты также не подтвердили выводы Кэлхуна: вместо того, чтобы скатиться в «поведенческую клоаку», экспериментальные колонии просто достигали какого-то уровня численности и прекращали увеличивать плотность (с большим или меньшим уровнем «брутальности» / смертности детёнышей и беременностей, не завершающихся родами).

В целом результаты Кэлхуна в эксперименте «Вселенная 25» можно назвать «уникальными», что ставит под сомнение возможность использования его данных для каких-либо целей (весьма вероятно, что они не отражают каких-либо общих тенденций, а являются эффектной аберрацией).

Немного о макаках, или некоторые животные равнее остальных

Fun Fact: исследование на макаках-резусах показало, что с увеличением плотности популяции матери начинают проводить больше времени со своими детёнышами, а детёныши группируются с родственниками, формируя таким образом обособленные и автономные подгруппы, некоторые из которых потом становятся автономными (фактически новыми популяциями) [032].

Это не является опровержением результатов Кэлхуна (где образование новых популяций было невозможно, поскольку территория была ограничена, и ни одна особь не могла куда-либо мигрировать).

Однако это показывает, что выбор модельного животного для исследования влияния плотности популяции на поведение играет важную роль: на мышах такого не было, у них всё примитивнее — меньше детёнышей рождается и / или больше умирает.

А ещё намекает на то, что неплохо бы посмотреть на усложнение социальных иерархий, предпосылки для его возникновения и последствия для колонии / сообщества / популяции.

Почему люди не мыши

Люди — не мыши. Очевидно, банально, тавтологично.

Однако, возможно, это утверждение станет более осмысленным, если сфокусировать внимание на значимых в контексте данной дискуссии различиях между этими двумя видами.

Сам Кэлхун утверждал, что его результаты, — главным образом, «поведенческая клоака» — есть результат «социальной перегрузки»: когда социальных контактов становится слишком много, грызун (крыса или мышь) начинает демострировать дезадаптивное / патологическое поведение [001, 002].

При этом, согласно Кэлхуну (точнее — той его версии, которая была во времена «Вселенной 25»), популяция не имеет каких-то механизмов противостояния этим патологическим изменениям (снижению сексуальной активности, повышению уровня агрессии, снижению фертильности и качества ухода за потомством, появлению особей, никак не вовлечённых в социальные взаимодействия).

Иерархическая организация как решение «проблемы социальной перегруженности»

Однако как было показано выше, у иных~~, более равных,~~ животных, например, морских свинок, такого не происходит [005].

Вместо ухода в «поведенческую клоаку» популяция отвечает на возросшую скученность усложнением иерархии: популяция перешла от схемы «доминирующий самец и его самки + подчинённые самцы» к более сложной, в которой сформировались кластеры вокруг самок.

Каждый из самцов стал отдавать предпочтение каким-то определённым самкам (до четырёх самцов на одну).

Такая группа самцов, связанных с одной и той же самкой формировала иерархию — доминирующий самец («владелец» по терминологии авторов) охранял самку во время течки и спаривался с ней в этот период (остальные самцы спаривались позже или раньше, когда вероятность зачатия потомства намного ниже).

При этом сами «владельцы» образовали иерархию между собой: наиболее успешные имели свои территории, другие — не имели (но при этом имели самку).

Таким образом можно говорить о примере адаптации популяции к скученности путём образования дополнительного уровня вертикальной иерархиии.

Однако этот пример (в отличие от результатов «Вселенной 25») не является чем-то уникальным в животном мире.

Многие виды, даже очень далёкие друг от друга генетически, — рыбы, птицы, насекомые, рептилии, млекопитающие — образуют различного рода иерархические структуры [033, 034].

По современным представлениям, формирование социальной иерархии может быть вызвано различными обстоятельствами — у некоторых видов (например, пчёл) она достаточно жёстко определена генетически, другие могут формировать иерархические группы в результате социальной динамики, третьи формируют линейные структуры доминирования путём индивидуального подчинения всех других особей (каждой в отдельности).

Но фишка не в этом, а в том, что социальные иерархии, однажды сформировавшись, становятся самоподдерживающимися (и вот здесь свидетельств вполне достаточно), поскольку иерархия выгодна всем участникам, не только доминирующей особи: наличие установленных иерархических взаимоотношений снижает количество конфликтов, смертей и серьёзных повреждений у многих видов, у некоторых повышает уровень согласованности действий группы [034].

Многоуровневые иерархии

Однако не все формы социальной иерархии позвоночных (предлагаю ограничиться ими) имеют одинаковую эффективность.

Для целей этого повествования достаточно разделить их многообразие на две неравные группы — одноуровневые (доминирующая особь и подчинённые животные, как у мышей Кэлхуна) и многоуровневые (как, например, у морских свинок в примере выше).

Далеко не все животные умеют образовывать многоуровневые иерархии с количеством уровней более двух [035, 036] (с другой стороны, у мышей — всего один).

Примерами видов, которые способны это делать, являются слоны (до шести уровней) [037], гамадрилы [038, 039] (до пяти уровней), гелады [035], азиатские тонкотелые обезьяны [040], кашалоты [041] (но насчёт них существуют некоторые сомнения, которые мы рассмотрим ниже).

Несмотря на относительно малое количество исследований, посвящённых причинам возникновения феномена «вложенности» (наличия нескольких уровней) иерархии, существуют данные о том, что такая структура может возникать, в том числе, как ответ на недостаток территории и наличие «лишних» (не имеющих возможности и ресурсов для полноценного удовлетворения потребностей / нерепродуктивных) особей [040, 042, 043].

Кроме того, показано, что многоуровневые иерархии могут быть эффективным ответом сообщества на инфантицид [040], и, — что ещё важнее, — способом построения «социальной мембраны»: формы взаимодействия, при которой особь достаточно изолирована от одних сородичей (большей их части) и при этом близко взаимодействует с другими [037, 044].

Выглядит как решение проблемы «социальной перегруженности», которую Кэлхун постулировал в качестве причины перехода колонии в «поведенческую клоаку».

Из этнографии и культурологии известно, что люди никогда не жили изолированными семьями: всегда существовал какой-то способ организации семейных групп и, соответственно, хотя бы один дополнительный («над-семейный») уровень социальной организации [045, 046].

А что там у мышей?

К сожалению, социальная структура у мышей, как это ни странно, исследована гораздо хуже: большая часть публикаций строится вокруг анализа взаимодействия особей один-на-один [047].

Известно, что домашние мыши (предки сегодняшних лабораторных мышей (Mus musculus), включая использованных Кэлхуном BALB/c) жили в больших организованных по территориальному признаку группах [048, 049].

Кроме того, показано, что лабораторные мыши, как и их дикие собратья в условиях, приближенных к естественным, формируют группы [050], в каждой из которых есть доминантный самец, охраняющий самок и территорию группы [051], однако общая динамика сообщества сильно зависит от случая (и неплохо так аппроксимируется агентами, перемещающимися случайным образом [052]).

Т.е., в отличии от человека (или, например, слонов), мыши не формируют стабильные многоуровневые социальные иерархии.

Отдельно хочется подчеркнуть, чтобы показать, насколько мы в этом смысле различны, что большинство видов, способных образовывать многоуровневые социальные иерархии, ограничиваются двумя уровнями.

Сюда входят самые разные животные, не только млекопитающие, но и, например, птицы [053].

То есть между нами и мышами — пропасть: целый класс «двухуровневой организации», из которого удалось выйти весьма немногим видам (список представлен выше).

Таким образом, достаточно серьёзным методологическим недостатком эксперимента «Вселенная 25» является использование мышей — животных, не способных к образованию многоуровневых социальных иерархий, — в качестве модельного организма для изучения сообщества людей (животных, которые формируют многоуровневые иерархии с самым большим из известных числом уровней вложенности).

«Аппаратное» различие: лобная доля и социальный мозг

Но почему мы (и некоторые другие виды) можем формировать трёх-и-более-уровневые социальные иерархии, а мыши — нет?

Простейшим объяснением может стать гипотеза социального мозга [054, 055], согласно которой, в ответ на усложнение социальной структуры у приматов (точнее, их [то есть наших] предков) произошло непропорциональное развитие мозга в целом и неокортекса в частности.

Точнее даже не так: процесс на самом деле двунаправленный [055].

С одной стороны, усложнение социальной структуры формирует отбор особей, строящих успешное поведение в сложных социальных условиях (для чего вполне пригождается больший мозг).

С другой, больший мозг требует больше времени на формирование и обучение, что увеличивает период «детства» — беспомощности детёнышей, что требует усложнения социальной организации (в том числе, таких сложных операций, как моделирование мотивов, интенций и прогнозирование поведения сородичей, ведь те далеко не всегда бывают дружественны) [054, 055, 056].

А ещё в период более длинного детства в условиях сложной социальной среды большой мозг лучше обучается социальным стратегиям, давая больше репродуктивных возможностей своему носителю: круг замыкается, а в результате мы имеем резкое увеличение мозга (и неокортекса в частности) [055].

Некоторые авторы, придерживающиеся гипотезы социального мозга, предполагают, что размер неокортекса у приматов — чрезмерен.

Т.е. для управления движением тушки в пространстве, навигации по территории и решения других когнитивных задач, которые могли бы возникать в среде обитания без учёта сложного социального контекста — столько неокортекса просто не нужно [054].

Логичным было бы предположить, что именно этим — различиями мозга (хоть по массе, хоть по объему) в целом и неокортекса в частности (хоть в относительных масштабах, хоть в абсолютных величинах) — и следует объяснить столь высокую разницу в способностях к усложнению социальной организации между людьми и мышами.

Однако, как это обычно бывает, оказалось, что не всё так просто.

Не всё так однозначно: торчащие уши антропоцентризма

При исследовании социальной структуры у конголезских западных равнинных горилл были выявлены многоуровневые (на текущий момент можно говорить и трёх уровнях) структуры [057].

Строго говоря, это никак не ставит под сомнение гипотезу социального мозга в её общем виде, но есть одна проблема: в общем виде она используется относительно редко — антропоцентризм добрался и сюда.

Людям интересно изучать себя, поэтому нередко оказывается, что когда кто-то обсуждает (в т.ч. и со страниц уважаемых рецензируемых изданий) формирование и особенности «социального мозга», он(а) на самом деле ™ говорит о приматах, и только о них.

Мы не станем спорить с мейнстримными настроениями, и несколько более внимательно посмотрим на наших «ближайших родственников» (в эволюционном масштабе, конечно же).

Большие человекообразные обезьяны — в разное время отделились от той эволюционной ветки, которая дала начало роду Homo (и человеку разумному): сначала от этой линии отделились орангутаны, потом гориллы и, наконец, шимпанзе (наиболее близкий к человеку вид из живущих) [058].

Но у шимпазе многоуровневых иерархических структур нет, а у горилл (и даже гамадрилов, которые от нас ещё дальше) — есть [057].

А ещё у слонов и китообразных (правда насчёт достоверности сведений о последних есть некоторые вопросы), что уже совсем никак на антропоцентризм не натягивается.

Хуже того, если смотреть на всех перечисленных с точки зрения гипотезы социального мозга, то придётся либо принимать её в абстрактном, не учитывающем морфологию, виде (всё же мозг слона, кита и шимпанзе достаточно сильно отличается; а мозг гориллы и шимпанзе — похож, но многоуровневые иерархии у первых есть, а у вторых — нет), что не очень принято в современной науке, либо не принимать вовсе.

Как же обойтись без слонов (и китов) при обсуждении мышей?

Кстати про слонов (а начинали мы с мышей, да).

Известно, что у них самый большой мозг среди живущих на суше животных (с самой большой по объёму корой больших полушарий), но при этом в когнитивных задачах они значительно уступают уже упомянутым выше шимпанзе и, тем более, людям (в значительной степени за счёт намного меньшей плотности упаковки нейронов) [059].

Однако в некоторых аспектах слоны превосходят даже нас — в уровне детализации и времени хранения долгосрочной пространственно-временной и социальной памяти [059].

В этом смысле слоны похожи на… китообразных, у которых, по некоторым данным, тоже хорошие мнестические способности [060, 061], и которые имеют высокий уровень пространственного интеллекта [062, 063, 064]. И многоуровневые социальные иерархические структуры, да.

Впрочем о китообразных будет отдельный подраздел, там не всё настолько понятно, как хотелось бы.

Всё это заставляет задуматься о том, что «аппаратной основой» способности к созданию сложных многоуровневых иерархических структур может являться… гиппокамп [065].

2.5 Да кто такой этот ваш гиппокамп нахуй?

Гиппокамп — это часть лимбической системы и гиппокамповой (гиппокампальной) формации.

До 1930-х считалось, что основная его функция — обонятельная. В 30-х — что он часть «биологической основы аппарата эмоций». К концу 30-х стали появляться сведения о том, что гиппокамповая формация обеспечивает контроль над вниманием.

С конца 50-х стали говорить о том, что гиппокамп как-то связан с памятью (впрочем, на это ещё Бехтерев в позапрошлом веке указывал).

Например, Сковиль вызвал у своего пациента антероградную амнезию: после операции, в результате которой гиппокамп был разрушен (пытались вылечить эпилепсию), пациент не мог ничего запомнить.

Никакие новые факты, впечатления и знания в его памяти не задерживались. Впрочем, и предшествующие операции 11 лет он не слишком помнил.

А начиная с 70-х с гиппокампом стали ассоциировать способности к ориентации в пространстве [066: p. 10-16].

Последние две версии (память и ориентация в пространстве) актуальны и сегодня.

Но, как и всё в мозге, гиппокамп много с чем связан, и много для чего используется [066] (ниже мы рассмотрим его функции в контексте обсуждаемого вопроса).

Три кита проблем с китообразными: сон, температура и слишком маленький гиппокамп

Гиппокамп — это хорошо, но обсуждаем мы не его, а способность различных животных формировать сложные социальные структуры для того, чтобы эффективно противостоять скученности.

Однако первое, что приходит на ум при попытке собрать вместе приматов (включая людей), мышей, слонов, многоуровневые социальные структуры, гиппокамп и китообразных — это возражение о том, что у последних он (гиппокамп) существенно редуцирован [067, 068, 069].

И снова не всё так просто.

Что интересно, у китообразных не происходит нейрогенез в гиппокампе во взрослом возрасте [069] (у большинства изученных млекопетающих, включая человека, происходит). Вероятно, это связано с тем, что они, в отличие от всех остальных, не спят [069].

Точнее — у них отсутствует REM-фаза сна во взрослом возрасте, кроме того, известно, что в первый месяц после рождения они не спят совсем [070].

Так вот, гиппокамп у них маленький и не растёт со временем. На этот счёт есть два основных мнения.

Первое заключается в том, что, по крайней мере у зубатых китов, часть функций гиппокампа была перенесена в «чрезвычайно хорошо развитую» кортикальную лимбическую долю (периархикортикальное поле над мозолистым телом и энторинальной корой) [068].

Второе, противоположное, заключается в том, что относящиеся к гиппокампу функции работают у китообразных примерно настолько же хуже, насколько и должны при таком уровне его редукции, а все свидетельства «высоких когнитивных способностей» китообразных являются ошибками интерпретаций наблюдений и / или экспериментов [071, 072].

И что «язык» у них не язык вовсе, а набор щелчков без какой-либо семантики ~~, и вообще они не более, чем стохастические попугаи~~ .

И что вообще мозг у них большой, но вряд ли умный, и основная его функция — терморегуляция.

Причём здесь терморегуляция?

Дело в том, что мозг (не только у китообразных, а вообще) — фигня, которая достаточно сильно греется в процессе работы, сильнее, чем остальная тушка, и, согласно мнению сторонников этой [второй] гипотезы, большой мозг китообразных, в котором много глиальных клеток (больше в относительном масштабе, чем у других млекопитающих) нужен им исключительно в качестве отопителя [072, 073].

И не спят они, согласно этой интерпретации, для того, чтобы греться сильнее — отсутствие сна продуцирует аномальный для других млекопетающих уровень норадреналина, а он заставляет глиальные клетки разогреваться [072].

Точка в этом споре ещё не поставлена — просто потому, что исследовать крупных водных животных, особенно в аспекте поведения, намного сложнее, чем, например, эксперименты Кэлхуна.

Собственно, именно поэтому нельзя однозначно сказать, какова причина намного меньшего количества задокументированных свидетельств наличия у китообразных многоуровневых социальных структур: это потому, что их нет, или потому, что их сложнее наблюдать.

Но для наших целей это не так важно, мы можем позволить себе просто исключить китов из списка и посмотреть на оставшихся.

Пространство, время, фракталы и многоуровневые социальные структуры

У слонов и приматов с гиппокампом всё хорошо. Особенно у слонов — у них он гораздо больше, чем у людей (в относительном масштабе) [059].

Но какое отношение он имеет к социальной сфере?

Можно было бы предположить, что, будучи каким-то образом связанным с памятью, он обеспечивает способность запоминать и вспоминать сородичей, их социальный статус и контекст взаимодействия с ними.

И это даже будет правдой [074], но удобнее посмотреть на него с другой точки зрения.

Когда мы говорим о том, что гиппокамп как-то связан с ориентацией в пространстве, мы имеем в виду следующее: эта структура участвует в построении так называемой «когнитивной карты» — образа знакомого пространственного окружения [075].

Однако существуют свидетельства того, что гиппокамп участвует в построении не только «пространственной когнитивной карты» (которая отражает физическое пространство и объекты в нём), но и «когнитивных карт» в иных, не относящихся к пространственному распределению объектов, областях [076].

Например, в области социальных взаимодействий, которое некоторым образом можно представить как двумерное пространство, где первым измерением будет «власть», а вторым — «принадлежность» [076].

Оба названия взяты в достаточно широкой трактовке: «власть» — это и ранг, и доминирование, и способности / ресурсы, а «принадлежность» включает в себя родство, близость, доверие, дружественность и прочее подобное.

Что касается «власти», животные, включая человека, могут строить иерхические модели всей структуры на основании данных о результатах парных взаимодействий: если Петя побил Васю, а Вася побил Сашу, Петя способен сделать транзитивный переход и выработать прогноз, в котором он тоже побьёт Сашу. [076]

Или, если не о людях, гиппокамп мыши позволяет ей выбирать еду, ранее «надкушенную» другой мышью (по-видимому, эволюционное значение — некоторое обеспечение безопасности пищи) [076].

В отношении «принадлежности» показано, что у людей гиппокамп [как минимум] обеспечивает возможность оценивать степень знакомости лиц (например, отличать совсем незнакомые лица, лица известных людей и лица людей, с которыми субъект знаком лично) [077] (а вот и функции, тесно связанные с памятью, да).

Кроме того, обновлением «социальной когнитивной карты» — под воздействием прямых эмпирических данных («я думал, что побью Петю, но это он меня побил») или в результате наблюдения за сородичами занимается в значительной степени он же — гиппокамп [077, 078].

Указанные способности — формировать когнитивное представление социальных отношений, строить заключения, обновлять репрезентации и задействовать априорное знание, а также экстраполировать его на новые социальные контексты — являются основой для построения сложных социальных структур.

Именно поэтому возможно предположить, что максимальная сложность социальных структур, которые способен образовывать вид, ограничивается в значительной степени возможностями гиппокампа его представителей (с китами разобрались выше).

По крайней мере, свидетельства того, что именно гиппокамп занимается процессингом структур и иерархий как таковых, у нас есть [079, 080].

Кстати, о связи процессов обработки физического пространства и «пространства социальных отношений» говорит и тот факт, что переключением внимания в социальных контекстах занимается одна и та же структура — верхняя теменная долька [081].

Ещё одной интересной особенностью является связь гиппокампа с фракталами и фрактальностью (как свойством).

При решении человеком задачи, заключающейся в том, чтобы добавить к структуре новый уровень иерархии, повторяющий структуру (см. рисунок ниже, часть B), можно заметить активацию регионов теменно-медиального височного пути, включая заднюю поясную и ретроспленальную кору, а также, что важно для нашего обсуждения, их проекции в медиальную височную кору (именно там находится гиппокамп и парагиппокампальная извилина) [082].

Считается, что это каким-то образом обеспечивает интеграцию пространственной и семантической информации [082].

При этом задачи, не требующие обработки иерархических самоподобных структур (см. рисунок выше, часть A), такой активации не вызывает [082].

Гиппокамп (и вся «пространственная система») задействуется не только при создании / изменении самоподобных иерархических структур, но и при распознавании фрактальных изображений [083].

Fun fact 1 — фрактальный гиппокам

Fun fact: гиппокамп не только участвует в восприятии и обработке фракталов, но и сам «по форме похож на один из известных фракталов — Пифагорово дерево» [084]:

Это заставляет задуматься о «фрактальной природе реальности» [085], «вычислительной Вселенной» Вольфрама [086] (скорее по ассоциациям), Сети Индры и прочей шизотерике: хреновина для обработки фрактальных изображений во фрактальном мире сама по себе подобна фракталу — это ли не прекрасно!

Но где-то тут уже пора принять нейролептики и вернуться к теме 🙂

Fun fact 2 — гиппокамп помогает ускорять устный счёт и воспринимать количество объектов

Хотя нет, рано.

Fun fact 2: раз уж мы вспомнили о фракталах, можно поговорить о математике вообще.

Дело в том, что научение детей математике тоже в значительной степени завязано на работу гиппокампа [087], именно его считают биологической основой радикального ускорения обработки арифметический операций у детей старшего дошкольного / младшего школьного (в зависимости от программы обучения) [088].

По умолчанию дети вычисляют каждую операцию заново (а иногда и вообще «на пальцах»), а это слишком долго и слишком сложно [089].

Но, становясь взрослее, значительно ускоряются в этом за счёт кэширования — часть операций не пересчитывается, а извлекается в качестве готового знания.

И вот дети начинают использовать «кэширование», демонстрируя при этом очень высокую активность гиппокампа [088].

Более того, объём гиппокампа ребёнка позволяет предсказать его успешность в изучении математики (в данном случае — арифметики) [090].

Кстати, если он, объём гиппокампа, слишком маленький, то предсказываются уже не уровень «способностей к математике», а откровенная дискалькулия [091].

А ещё сама способность связывать абстрактно-символическое отображение чисел (например, арабские цифры) и их фактическую реализацию в виде набора объектов, — иными словами, способность понять, что на картинке нарисовано именно 7 птиц, и «семь» — это число, — тоже зависит от работы гиппокампа (и особенно его связей с внутритеменной бороздой) [092].

Если говорить о взрослых, то вопрос биологической основы одарённости / таланта к математике изучен не так хорошо, как хотелось бы, но имеющиеся сегодня свидетельства указывают на то, что эти качества как минимум коррелируют со способностями к визуально-пространственному мышлению и качеством рабочей памяти [093].

(Отсюда, вероятно, и такое высокое признание стандартных прогрессивных матриц Равена в качестве средства для измерения уровня интеллекта, что меня несколько печалит, но об этом надо отдельную большую статью пилить).

Однако, несмотря на достаточно большое количество свидетельств о важности гиппокампа для элементарных операций, устного счёта и умения оценить количество объектов, данных о том, что он вносит существенный вклад в способности к «высшей математике» — нет [094].

Это некоторым образом согласуется с наблюдением, согласно которому паттерны активации гиппокампа существенно отличаются у детей с высокофункциональным аутизмом и детей без особенностей развития в задачах, требующих навыков устного счёта (первые с этими задачами справились лучше) [095].

Fun fact 3 — все слоны саванты, но не все саванты — слоны?

И, раз уж мы заговорили о высокофункциональных аутистах, сложно не упомянуть савантов.

Рассматривать савантизм во всём его многообразии мы не станем (как и протокол индукции его в нейротипичных людях, хотя и такое есть [096]).

Существует гипотеза, согласно которой экстраординарные способности к запоминанию фактов, построению маршрутов и устному счёту, может быть вызвана специфической реорганизацией обработки информации в неокортексе по образу того, как это происходит у слонов [096].

Грубо говоря, возможно, часть операций сложной «упаковки» информации не выполняется, а расчёты в какой-то мере переносятся из области коры в более глубокие структуры.

Косвенным свидетельством в пользу этого предположения является тот факт, что саванты не могут сказать, как они делают то, что делают, что, вероятно, вызвано нарушениями семантической памяти и способности давать имена и ярлыки феноменам при сохранности памяти как таковой.

Возможно, отсюда берёт и некоторая «буквальность», «детальность», присущая им [096].

Т.е. говоря чисто технически, саванты обрабатывают информацию не «лучше», а «хуже» — теряя семантический контекст.

Или, — ещё конкретнее, — у нейротипичных людей нейронные ансамбли, способные выделять смысл, до некоторой (достаточно выраженной степени) подавляют другие группы, которые обеспечивают детальность восприятия и обработки [097].

А у савантов — нет.

Так что действительно до какой-то степени можно утверждать, что «понять» нечто и «запомнить это в деталях» в некотором роде взаимоисключающие действия.

Сюда прямо таки напрашиваются воспоминания о токсичных комментариях из школьных времён: дескать, зубрилки тупые, ничего понять не могут, но доказательства тезиса в столь радикальной формулировке — не существует, и я бы хотел это подчеркнуть, чтобы не быть неверно понятым в столь триггерном вопросе.

Далее было бы интересно рассмотреть вопросы восприятия мира людьми с расстройствами аутистического спектра и попытаться понять, как оно — в мире со сниженной семантикой, — и что мы можем от этого получить, но текст и так уже получился слишком громоздким.

[Не] столь различны меж собой: человеческий гиппокамп против мышиного

Напомню (не в последнюю очередь самому себе), что мы всё ещё находимся в сеттинге рассмотрения результатов «Вселенной 25», и попыток определить, насколько корректно эти результаты переносить на человечество.

Выше было показано, что способность противостоять повышенной плотности популяции в значительной степени определяется количеством уровней организации социальной иерархии [057].

Соответственно, можно сделать вывод о том, что для того, чтобы мыши Кэлхуна подходили в качестве модельного организма для человечества, а и на выводах, полученных из «Вселенной 25» можно было что-то строить, нужно, чтобы между гиппокампом человека и лабораторной мыши не было принципиальных отличий.

О людях довольно много уже сказано, пора перейти к мышам. У них гиппокамп тоже работает для репрезентации достаточно абстрактных понятий вроде «гнезда» или «подстилки» (соответствующие нейроны активируются при предъявлении в качестве стимула самых разных элементов этих категорий) [098]

Основным отличием гиппокампальной формации между людьми и мышами является то, что у мышей она функционально связана преимущественно с сенсорной корой, а у человека — с ассоциативной [099].

С мышами всё достаточно понятно: раз уж гиппокамп занимается обновлением «ментальных карт» (и введение этого понятия в отношении отображения физического пространства не вызывает большого количества вопросов), то логично подключить его как можно ближе к сенсорному вводу.

На крысах (но вряд ли мыши сильно отличаются), например, показано, что информация, считываемая вибриссами поступает в гиппокамп для обновления репрезентаций пространства [100].

У мышей кортико-гиппокампальная связь функционально «плоская», там один уровень иерархии организации [099].

У людей всё сложнее: сенсорный ввод не попадает напрямую в гиппокампальную формацию, а обрабатывается предварительно ассоциативной корой [100].

Т.е. как минимум можно говорить о том, что на вход гиппокампу человека и мыши подаётся очень разный ввод. При этом у человека этот ввод может дополнительно аугментироваться ассоциативной корой.

А ещё у человека гиппокамп функционально связан с сетью памяти в теменной области (parietal memory network, PMN), которая ассоциирована с задачами целеполагания и распознавания характера стимулов [101].

Как минимум, это должно давать в результате более быстрое и точное различение знакомого и незнакомого контекста. Как максимум — являться важной частью механизма самоосознавания (в т.ч. в контексте выполняемой задачи) [101].

Т.е. у мышей всё достаточно линейно: вплоть до того, что улучшение памяти (стимуляция бутиратом натрия) влияет на активацию гиппокампа, улучшает социальную память и усиливает доминантное поведение. Линейно. Даже у сабмиссивных особей [102].

У людей всё сложнее. Дети, занимающие высокий статус в коллективе ровесников, имеют лучшую память (здесь мы на мышей похожи).

Но дальше начинаются различия: там, где мышь, оценивающая свой социальный статус как высокий, начнёт пытаться фактически доминировать (драться, прогонять сородича), дети действуют иначе.

В отсутствии установленной иерархии младшеклассники действительно ведут себя подобно мышам — все пытаются задоминировать всех (на самой первой стадии «Вселенной 25» мыши действовали точно так же).

Но достаточно быстро стратегии, основанные на принуждении, становятся неэффективными, и дети переходят к использованию более тонких инструментов — кооперации против кого-то, манипуляции и тому подобного.

Причём успех в социальной иерархии зависит именно от этих «условно про-социальных умений» [103, 104].

И это логично: по всей видимости, уникальная в животном мире связанность гиппокампа с другими областями позволяет людям моделировать персональное будущее (в т.ч. положение в иерархии) на основании пережитых в прошлом эпизодов [105].

Более того, людям доступен анализ вида «а если бы я тогда поступил иначе, к чему бы это привело?» [106].

Разумеется, это не только про гиппокамп, но в значительной степени — про него.

То, как гиппокамп связан с другими регионами человеческого мозга позволяет нам гораздо лучше прогнозировать социальные последствия наших действий [106].

Таким образом, рассмотрение вопроса со стороны анатомии приводит к тому же самому: свидетельству против гипотезы о корректности распространения результатов Кэлхуна на людей.

Мы (люди и мыши) отличаемся слишком сильно в аспекте анатомического строения, и это не позволяет переносить [и без того сомнительные] результаты «Вселенной 25» на человечество в целом или отдельные группы людей.

И зачем это всё?

Зачем? Незачем!

Кэлхуна и его «Вселенную 25» не критиковал только ленивый, и было бы наивно предполагать, что после публикации этого текста в рунете перестанут на него ссылаться в качестве «научного доказательства» «окончания эволюции рода Homo», «неизбежной деградации человечества», «неполноценности квир-персон» (их часто сравнивают с «красавчиками» Кэлхуна) и прочей чуши.

Зато у меня будет возможность быстро и без каких-либо когнитивных затрат скинуть ссылку на этот текст вместо продолжения непродуктивных обсуждений.

Ну, а если получится внести хотя бы небольшой вклад в популяризацию занудного и придирчивого рассмотрения разного рода «очевидностей», я буду очень-очень доволен.

Литература

001. Calhoun, J. B. (1973). Death Squared: The Explosive Growth and Demise of a Mouse Population. In Proceedings of the Royal Society of Medicine (Vol. 66, Issue 1P2, pp. 80–88). SAGE Publications. https://doi.org/10.1177/00359157730661p202

002. John B. Calhoun, “Population Density and Social Pathology,” Scientific American, vol. 206, no. 2 (February 1962), pp. 139–150. Available at http://psycnet.apa.org/psycinfo/1963-02809-001.

003. Edmund Ramsden & Jon Adams, “Escaping the Laboratory: The Rodent Experiments of John B. Calhoun & Their Cultural Influence,” The Journal of Social History, vol. 42, no. 3 (2009). Available as a working paper at http://eprints.lse.ac.uk/22514/.

004. Freedman, J. L., Heshka, S., & Levy, A. (1975). Population density and pathology: Is there a relationship? Journal of Experimental Social Psychology, 11(6), 539–552. doi:10.1016/0022-1031(75)90005-0

005. Sachser N., 1986. Different forms of social organization at high and low population densities in guinea pigs // Behaviour. Vol. 97. P.253-272.

006. Maxeiner, S., Gebhardt, S., Schweizer, F., Venghaus, A. E., & Krasteva-Christ, G. (2021). Of mice and men – and guinea pigs? In Annals of Anatomy — Anatomischer Anzeiger (Vol. 238, p. 151765). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/j.aanat.2021.151765

007. McGill, T. E. (1962). Sexual Behavior in Three Inbred Strains of Mice. Behaviour, 19(4), 341–350. http://www.jstor.org/stable/4533021

008. Heinla, I., Åhlgren, J., Vasar, E., & Voikar, V. (2018). Behavioural characterization of C57BL/6N and BALB/c female mice in social home cage – Effect of mixed housing in complex environment. In Physiology & Behavior (Vol. 188, pp. 32–41). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/j.physbeh.2018.01.024

009. https://www.informatics.jax.org/inbred_strains/mouse/docs/BALB.shtml

010. Karigo, T., & Deutsch, D. (2022). Flexibility of neural circuits regulating mating behaviors in mice and flies. In Frontiers in Neural Circuits (Vol. 16). Frontiers Media SA. https://doi.org/10.3389/fncir.2022.949781

011. Marlowe, F. (2000). Paternal investment and the human mating system. In Behavioural Processes (Vol. 51, Issues 1–3, pp. 45–61). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/s0376-6357(00)00118-2

012. Frankenhuis, W., & Amir, D. (2022). What is the expected human childhood? Insights from evolutionary anthropology. Development and Psychopathology, 34(2), 473-497. doi:10.1017/S0954579421001401

013. Walker, P. L. (2001). A Bioarchaeological Perspective on the History of Violence. In Annual Review of Anthropology (Vol. 30, Issue 1, pp. 573–596). Annual Reviews. https://doi.org/10.1146/annurev.anthro.30.1.573

014. Schacht, R., & Kramer, K. L. (2019). Are We Monogamous? A Review of the Evolution of Pair-Bonding in Humans and Its Contemporary Variation Cross-Culturally. In Frontiers in Ecology and Evolution (Vol. 7). Frontiers Media SA. https://doi.org/10.3389/fevo.2019.00230

015. Borgerhoff Mulder, M. (2009). Serial Monogamy as Polygyny or Polyandry? In Human Nature (Vol. 20, Issue 2, pp. 130–150). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s12110-009-9060-x

016. Smith, E. A. (1998). Is tibetan polyandry adaptive? In Human Nature (Vol. 9, Issue 3, pp. 225–261). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s12110-998-1004-3

017. Levine, N. E., & Silk, J. B. (1997). Why Polyandry Fails: Sources of Instability in Polyandrous Marriages. In Current Anthropology (Vol. 38, Issue 3, pp. 375–398). University of Chicago Press. https://doi.org/10.1086/204624

018. Starkweather, K. E., & Hames, R. (2012). A Survey of Non-Classical Polyandry. In Human Nature (Vol. 23, Issue 2, pp. 149–172). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s12110-012-9144-x

019. Calhoun, J. B. “What sort of box?” Man-Environment Systems 3: 3-30.

020. Hammock, James Robert, «Behavioral Changes Due to Overpopulation in Mice» (1971). Dissertations and Theses. Paper 1429. https://doi.org/10.15760/etd.1428

021. KESSLER, M.D., Alexander, 1931-. Interplay between social ecology and physiology , genetics and population dynamics of mice. The Rockefeller University, Ph.D., 1966. Alexander Kessler, M.D.. 31 March 1966.

022. Sathiyakumar, Sankirthana. Neurobiological and Computational Approaches to Behavioural Flexibility. Dissertations and Theses. University of Toronto (Canada) ProQuest Dissertations Publishing, 2022. 28963449.

023. Gannon, K. S., Smith, J. C., Henderson, R., & Hendrick, P. (1992). A system for studying the microstructure of ingestive behavior in mice. In Physiology & Behavior (Vol. 51, Issue 3, pp. 515–521). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/0031-9384(92)90173-y

024. Leibowitz, S. F., Alexander, J., Dourmashkin, J. T., Hill, J. O., Gayles, E. C., & Chang, G.-Q. (2005). Phenotypic profile of SWR/J and A/J mice compared to control strains: Possible mechanisms underlying resistance to obesity on a high-fat diet. In Brain Research (Vol. 1047, Issue 2, pp. 137–147). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/j.brainres.2005.03.047

025. Roderick, T. H., Wimer, R. E., Wimer, C. C., & Schwartzkroin, P. A. (1973). Genetic and phenotypic variation in weight of brain and spinal cord between inbred strains of mice. Brain Research, 64, 345–353. doi:10.1016/0006-8993(73)90188-1

026. Tarantino, L. M., Gould, T. J., Druhan, J. P., & Bucan, M. (2000). Behavior and mutagenesis screens: the importance of baseline analysis of inbred strains. In Mammalian Genome (Vol. 11, Issue 7, pp. 555–564). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s003350010107

027. https://conductscience.com/maze/c3heb-fej-mouse-strain/#3

028. Montkowski, A., Poettig, M., Mederer, A., & Holsboer, F. (1997). Behavioural performance in three substrains of mouse strain 129. In Brain Research (Vol. 762, Issues 1–2, pp. 12–18). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/s0006-8993(97)00370-3

029. Blanchard, R.J., Parmigiani, S., Agullana, R., Weiss, S.M. and Caroline Blanchard, D. (1995), Behaviors of Swiss-Webster and C57/BL/6N sin mice in a fear/defense test battery. Aggr. Behav., 21: 21-28. https://doi.org/10.1002/1098-2337(1995)21:1<21::AID-AB2480210105>3.0.CO;2-0::

030. Lutz, C. M., Linder, C. C., & Davisson, M. T. (2012). Strains, Stocks and Mutant Mice. In The Laboratory Mouse (pp. 37–56). Elsevier. https://doi.org/10.1016/b978-0-12-382008-2.00003-9

031. Schlapp, G., Meikle, M. N., Silva, C., Fernandez-Graña, G., Menchaca, A., & Crispo, M. (2020). Colony aging affects the reproductive performance of Swiss Webster females used as recipients for embryo transfer. In Animal Reproduction (Vol. 17, Issue 4). FapUNIFESP (SciELO). https://doi.org/10.1590/1984-3143-ar2020-0524

032. BERMAN, C. M., RASMUSSEN, K. L. R., & SUOMI, S. J. (1997). Group size, infant development and social networks in free-ranging rhesus monkeys. In Animal Behaviour (Vol. 53, Issue 2, pp. 405–421). Elsevier BV. https://doi.org/10.1006/anbe.1996.0321

033. Chase, I. D. (1974). Models of hierarchy formation in animal societies. In Behavioral Science (Vol. 19, Issue 6, pp. 374–382). Wiley. https://doi.org/10.1002/bs.3830190604

034. Tibbetts, E. A., Pardo-Sanchez, J., & Weise, C. (2022). The establishment and maintenance of dominance hierarchies. In Philosophical Transactions of the Royal Society B: Biological Sciences (Vol. 377, Issue 1845). The Royal Society. https://doi.org/10.1098/rstb.2020.0450

035. Kawai, M., Dunbar, R. I. M., Ohsawa, H., & Mori, U. (1983). Social organization of gelada baboons: social units and definitions. Primates, 24, 13–24.

036. Ren, R., Yan, K., Su, Y., Zhou, Y., Li, J., Zhu, Z., Hu, Z., & Hu, Y. (2000). A field study of the society of Rhinopithecus roxellanae. Beijing: Beijing University Press.

037. Wittemyer, G., Douglas-Hamilton, I., & Getz, W. (2005). The socioecology of elephants: analysis of the processes creating multitiered social structures. Animal Behaviour, 69, 1357–1371.

038. Schreier, A. L., & Swedell, L. (2012). The socioecology of network scaling ratios in the multilevel society of hamadryas baboons. International Journal of Primatology, 33. doi:10.1007/s10764-011-9572-1.

039. A. L. Schreier, L. Swedell, The fourth level of social structure in a multi-level society: Ecological and social functions of clans in hamadryas baboons. Am. J. Primatol. 71, 948–955 (2009).

040. Cyril C. Grueter , Carel P. van Schaik, Evolutionary determinants of modular societies in colobines, Behavioral Ecology, Volume 21, Issue 1, January-February 2010, Pages 63–71, https://doi.org/10.1093/beheco/arp149

041. Whitehead, H., Antunes, R., Gero, S., Wong, S. N. P., Engelhaupt, D., & Rendell, L. (2012). Multilevel Societies of Female Sperm Whales (Physeter macrocephalus) in the Atlantic and Pacific: Why Are They So Different? In International Journal of Primatology (Vol. 33, Issue 5, pp. 1142–1164). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s10764-012-9598-z

042. Grueter, C. C., Matsuda, I., Zhang, P., & Zinner, D. (2012). Multilevel Societies in Primates and Other Mammals: Introduction to the Special Issue. In International Journal of Primatology (Vol. 33, Issue 5, pp. 993–1001). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s10764-012-9614-3

043. Rubenstein, D. I., & Wrangham, R. W. (Eds.). (1986). Ecological Aspects of Social Evolution: Ecology and Sociality In Horses and Zebras. Princeton University Press.

044. Swedell, L., & Plummer, T. (2012). A Papionin Multilevel Society as a Model for Hominin Social Evolution. In International Journal of Primatology (Vol. 33, Issue 5, pp. 1165–1193). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s10764-012-9600-9

045. Murdoch, G. P. (1981). Atlas of world cultures. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press

046. Dyble, M., Thompson, J., Page, A.E., Chaudhary, N., Salali, G.D., Vinicius, L., Mace, R., Migliano, A.B. (2016) Networks of food sharing reveal the functional significance of multilevel sociality in two hunter-gatherer groups. Current Biology, 26 (15): 2017-2021.

047. Williamson, C. M., Franks, B., & Curley, J. P. (2016). Mouse Social Network Dynamics and Community Structure are Associated with Plasticity-Related Brain Gene Expression. In Frontiers in Behavioral Neuroscience (Vol. 10). Frontiers Media SA. https://doi.org/10.3389/fnbeh.2016.00152

048. Berry, R. (1970). The natural history of the house mouse. Field Stud. 3, 219–262.

049. Crowcroft, P. (1973). Mice All Over. Chicago, IL: Chicago Zoological Society.

050. Williamson, C. M., Lee, W., and Curley, J. P. (2016). Temporal dynamics of social hierarchy formation and maintenance in male mice. Anim. Behav. 115, 259–272. doi: 10.1016/j.anbehav.2016.03.004

051. Gray, S. J., Jensen, S. P., and Hurst, J. L. (2000). Structural complexity of territories: preference, use of space and defence in commensal house mice, Mus domesticus. Anim. Behav. 60, 765–772. doi: 10.1006/anbe.2000.1527

052. Perony, N., Tessone, C. J., König, B., and Schweitzer, F. (2012). How random is social behaviour? Disentangling social complexity through the study of a wild house mouse population. PLoS Comput. Biol. 8:e1002786. doi: 10.1371/journal.pcbi.1002786

053. Camerlenghi, E., McQueen, A., Delhey, K., Cook, C. N., Kingma, S. A., Farine, D. R., & Peters, A. (2022). Cooperative breeding and the emergence of multilevel societies in birds. In N. Pinter‐Wollman (Ed.), Ecology Letters (Vol. 25, Issue 4, pp. 766–777). Wiley. https://doi.org/10.1111/ele.13950

054. Malloy, T. E. (2018). Social relations modeling in groups. In Social Relations Modeling of Behavior in Dyads and Groups (pp. 317–355). Elsevier. https://doi.org/10.1016/b978-0-12-811967-9.00013-8

055. Charvet, C. J., & Finlay, B. L. (2012). Embracing covariation in brain evolution. In Evolution of the Primate Brain (pp. 71–87). Elsevier. https://doi.org/10.1016/b978-0-444-53860-4.00004-0

056. Dunbar, R. I. M. (2009). Social Brain: Evolution. In Encyclopedia of Neuroscience (pp. 21–26). Elsevier. https://doi.org/10.1016/b978-008045046-9.00957-8

057. Morrison, R. E., Groenenberg, M., Breuer, T., Manguette, M. L., & Walsh, P. D. (2019). Hierarchical social modularity in gorillas. In Proceedings of the Royal Society B: Biological Sciences (Vol. 286, Issue 1906, p. 20190681). The Royal Society. https://doi.org/10.1098/rspb.2019.0681

058. Lameira, A. R., & Call, J. (2020). Understanding Language Evolution: Beyond Pan ‐Centrism. In BioEssays (Vol. 42, Issue 3, p. 1900102). Wiley. https://doi.org/10.1002/bies.201900102

059. Hart, B. L., Hart, L. A., & Pinter-Wollman, N. (2008). Large brains and cognition: Where do elephants fit in? In Neuroscience & Biobehavioral Reviews (Vol. 32, Issue 1, pp. 86–98). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/j.neubiorev.2007.05.012

060. Mercado E III, Murray SO, Uyeyama RK, Pack AA, Herman LM. 1998. Memory for recent actions in the bottlenosed dolphin (Tursiops truncatus): repletion of arbitrary behaviors using an abstract rule. Anim Learn Behav 26:210–218.

061. Mercado E III, Uyeyama RK, Pack AA, Herman LM. 1999. Memory for action events in the bottlenosed dolphin. Anim Cogn 2: 17–25.

062. Marino, L. (2002). Convergence of Complex Cognitive Abilities in Cetaceans and Primates. In Brain, Behavior and Evolution (Vol. 59, Issues 1–2, pp. 21–32). S. Karger AG. https://doi.org/10.1159/000063731

063. Fournet, M.; Szabo, A. Vocal repertoire of southeast Alaska humpback whales (Megaptera novaeangliae). J. Acoust. Soc. Am. 2013, 134, 3988-3988.

064. Smith, T. G., Siniff, D. B., Reichle, R., & Stone, S. (1981). Coordinated behavior of killer whales, Orcinus orca, hunting a crabeater seal, Lobodon carcinophagus. In Canadian Journal of Zoology (Vol. 59, Issue 6, pp. 1185–1189). Canadian Science Publishing. https://doi.org/10.1139/z81-167

065. Ferreira-Fernandes, E., & Peça, J. (2022). The Neural Circuit Architecture of Social Hierarchy in Rodents and Primates. Frontiers in cellular neuroscience, 16, 874310. https://doi.org/10.3389/fncel.2022.874310

066. Richard, M. (2006). Theories of hippocampal function. In The Hippocampus Book (pp. 581–714). doi:10.1093/acprof:oso/9780195100273.003.0013

067. Hof, P. R., & Van Der Gucht, E. (2007). Structure of the cerebral cortex of the humpback whale,Megaptera novaeangliae (Cetacea, Mysticeti, Balaenopteridae). In The Anatomical Record: Advances in Integrative Anatomy and Evolutionary Biology (Vol. 290, Issue 1, pp. 1–31). Wiley. https://doi.org/10.1002/ar.20407

068. Marino, L. (2007). Cetacean brains: How aquatic are they? In The Anatomical Record: Advances in Integrative Anatomy and Evolutionary Biology (Vol. 290, Issue 6, pp. 694–700). Wiley. https://doi.org/10.1002/ar.20530

069. Patzke, N., Spocter, M. A., Karlsson, K. Æ., Bertelsen, M. F., Haagensen, M., Chawana, R., Streicher, S., Kaswera, C., Gilissen, E., Alagaili, A. N., Mohammed, O. B., Reep, R. L., Bennett, N. C., Siegel, J. M., Ihunwo, A. O., & Manger, P. R. (2013). In contrast to many other mammals, cetaceans have relatively small hippocampi that appear to lack adult neurogenesis. In Brain Structure and Function (Vol. 220, Issue 1, pp. 361–383). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s00429-013-0660-1

070. Lyamin, O., Pryaslova, J., Lance, V., & Siegel, J. (2005). Animal behaviour: continuous activity in cetaceans after birth. Nature, 435(7046), 1177. https://doi.org/10.1038/4351177a

071. Patzke, N., Spocter, M.A., Karlsson, K.Æ. et al. In contrast to many other mammals, cetaceans have relatively small hippocampi that appear to lack adult neurogenesis. Brain Struct Funct 220, 361–383 (2015). https://doi.org/10.1007/s00429-013-0660-1

072. Manger, P. (2006). An examination of cetacean brain structure with a novel hypothesis correlating thermogenesis to the evolution of a big brain. Biological Reviews, 81(2), 293-338. doi:10.1017/S1464793106007019

073. Spocter, M. A., Patzke, N., & Manger, P. R. (2017). Cetacean Brains ☆. In Reference Module in Neuroscience and Biobehavioral Psychology. Elsevier. https://doi.org/10.1016/b978-0-12-809324-5.02175-1

074. Maaswinkel, H., Baars, A. M., Gispen, W. H., & Spruijt, B. M. (1996). Roles of the basolateral amygdala and hippocampus in social recognition in rats. Physiology & behavior, 60(1), 55–63. https://doi.org/10.1016/0031-9384(95)02233-3

075. O’Keefe J, Nadel L. The hippocampus as a cognitive map. Oxford University Press; Oxford, UK: 1978.

076. Montagrin, A., Saiote, C., & Schiller, D. (2017). The social hippocampus. In Hippocampus (Vol. 28, Issue 9, pp. 672–679). Wiley. https://doi.org/10.1002/hipo.22797

077. Trinkler, I., King, J. A., Doeller, C. F., Rugg, M. D., & Burgess, N. (2009). Neural bases of autobiographical support for episodic recollection of faces. Hippocampus, 19(8), 718–730. https://doi.org/10.1002/hipo.20556

078. Rubin, R. D., Watson, P. D., Duff, M. C., & Cohen, N. J. (2014). The role of the hippocampus in flexible cognition and social behavior. In Frontiers in Human Neuroscience (Vol. 8). Frontiers Media SA. https://doi.org/10.3389/fnhum.2014.00742

079. Kumaran, D., Melo, H. L., & Duzel, E. (2012). The emergence and representation of knowledge about social and nonsocial hierarchies. Neuron, 76(3), 653–666. https://doi.org/10.1016/j.neuron.2012.09.035

080. Viganò, S., & Piazza, M. (2021). The hippocampal‐entorhinal system represents nested hierarchical relations between words during concept learning. In Hippocampus (Vol. 31, Issue 6, pp. 557–568). Wiley. https://doi.org/10.1002/hipo.23320

081. Du, M., Basyouni, R., & Parkinson, C. (2021). How does the brain navigate knowledge of social relations? Testing for shared neural mechanisms for shifting attention in space and social knowledge. In NeuroImage (Vol. 235, p. 118019). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/j.neuroimage.2021.118019 (https://www.sciencedirect.com/science/article/pii/S1053811921002962)

082. Martins, M. J., Fischmeister, F. P., Puig-Waldmüller, E., Oh, J., Geissler, A., Robinson, S., Fitch, W. T., & Beisteiner, R. (2014). Fractal image perception provides novel insights into hierarchical cognition. NeuroImage, 96, 300–308. https://doi.org/10.1016/j.neuroimage.2014.03.064

083. Hall, G. B. C., Milne, A. M. B., & MacQueen, G. M. (2013). An fMRI study of reward circuitry in patients with minimal or extensive history of major depression. In European Archives of Psychiatry and Clinical Neuroscience (Vol. 264, Issue 3, pp. 187–198). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s00406-013-0437-9

084. Gutierrez Aceves, G. A., Celis López, M. A., Alonso Vanegas, M., Marrufo Meléndez, O. R., Moreno Jiménez, S., Pérez Cruz, J. C., Díaz Peregrino, R., González Aguilar, A., & Herrera González, J. A. (2018). Fractal anatomy of the hippocampal formation. In Surgical and Radiologic Anatomy (Vol. 40, Issue 11, pp. 1209–1215). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s00276-018-2077-2

085. Hellemans, A. (2006). The Geometer of Particle Physics. Scientific American, 295(2), 36–38. doi:10.1038/scientificamerican0806-36

086. Mitchell, M. (2002). Is the Universe a Universal Computer? Science, 298(5591), 65–68. doi:10.1126/science.1075073

087. Vogel, S.E., De Smedt, B. Developmental brain dynamics of numerical and arithmetic abilities. npj Sci. Learn. 6, 22 (2021). https://doi.org/10.1038/s41539-021-00099-3

088. Cho, S., Metcalfe, A. W., Young, C. B., Ryali, S., Geary, D. C., & Menon, V. (2012). Hippocampal-prefrontal engagement and dynamic causal interactions in the maturation of children’s fact retrieval. Journal of cognitive neuroscience, 24(9), 1849–1866. https://doi.org/10.1162/jocn_a_00246

089. Cho, S., Ryali, S., Geary, D. C., & Menon, V. (2011). How does a child solve 7 + 8? Decoding brain activity patterns associated with counting and retrieval strategies. Developmental science, 14(5), 989–1001. https://doi.org/10.1111/j.1467-7687.2011.01055.x

090. Supekar, K., Swigart, A. G., Tenison, C., Jolles, D. D., Rosenberg-Lee, M., Fuchs, L., & Menon, V. (2013). Neural predictors of individual differences in response to math tutoring in primary-grade school children. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 110(20), 8230–8235. https://doi.org/10.1073/pnas.1222154110

091. Rykhlevskaia, E., Uddin, L. Q., Kondos, L., & Menon, V. (2009). Neuroanatomical correlates of developmental dyscalculia: combined evidence from morphometry and tractography. Frontiers in human neuroscience, 3, 51. https://doi.org/10.3389/neuro.09.051.2009

092. Hyesang Chang, Lang Chen, Yuan Zhang, Ye Xie, Carlo de Los Angeles, Emma Adair, Gaston Zanitti, Demian Wassermann, Miriam Rosenberg-Lee and Vinod Menon
Journal of Neuroscience 11 May 2022, 42 (19) 4000-4015; DOI: https://doi.org/10.1523/JNEUROSCI.1005-21.2022

093. Myers, T., Carey, E., & Szűcs, D. (2017). Cognitive and Neural Correlates of Mathematical Giftedness in Adults and Children: A Review. In Frontiers in Psychology (Vol. 8). Frontiers Media SA. https://doi.org/10.3389/fpsyg.2017.01646

094. Heidekum, A. E., Vogel, S. E., & Grabner, R. H. (2020). Associations Between Individual Differences in Mathematical Competencies and Surface Anatomy of the Adult Brain. In Frontiers in Human Neuroscience (Vol. 14). Frontiers Media SA. https://doi.org/10.3389/fnhum.2020.00116

095. Iuculano, T., Rosenberg-Lee, M., Supekar, K., Lynch, C. J., Khouzam, A., Phillips, J., Uddin, L. Q., & Menon, V. (2014). Brain organization underlying superior mathematical abilities in children with autism. Biological psychiatry, 75(3), 223–230. https://doi.org/10.1016/j.biopsych.2013.06.018

096. Snyder A. (2009). Explaining and inducing savant skills: privileged access to lower level, less-processed information. Philosophical transactions of the Royal Society of London. Series B, Biological sciences, 364(1522), 1399–1405. https://doi.org/10.1098/rstb.2008.0290

097. Snyder Allan 2009. Explaining and inducing savant skills: privileged access to lower level, less-processed informationPhil. Trans. R. Soc. B3641399–1405 http://doi.org/10.1098/rstb.2008.0290

098. Lin, L., Chen, G., Kuang, H., Wang, D., & Tsien, J. Z. (2007). Neural encoding of the concept of nest in the mouse brain. In Proceedings of the National Academy of Sciences (Vol. 104, Issue 14, pp. 6066–6071). Proceedings of the National Academy of Sciences. https://doi.org/10.1073/pnas.0701106104

099. Bergmann, E., Zur, G., Bershadsky, G., & Kahn, I. (2016). The Organization of Mouse and Human Cortico-Hippocampal Networks Estimated by Intrinsic Functional Connectivity. In Cerebral Cortex (Vol. 26, Issue 12, pp. 4497–4512). Oxford University Press (OUP). https://doi.org/10.1093/cercor/bhw327

100. Pereira, A., Ribeiro, S., Wiest, M., Moore, L. C., Pantoja, J., Lin, S. C., & Nicolelis, M. A. (2007). Processing of tactile information by the hippocampus. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 104(46), 18286–18291. https://doi.org/10.1073/pnas.0708611104

101. Zheng, A., Montez, D. F., Marek, S., Gilmore, A. W., Newbold, D. J., Laumann, T. O., Kay, B. P., Seider, N. A., Van, A. N., Hampton, J. M., Alexopoulos, D., Schlaggar, B. L., Sylvester, C. M., Greene, D. J., Shimony, J. S., Nelson, S. M., Wig, G. S., Gratton, C., McDermott, K. B., Raichle, M. E., … Dosenbach, N. U. F. (2021). Parallel hippocampal-parietal circuits for self- and goal-oriented processing. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 118(34), e2101743118. https://doi.org/10.1073/pnas.2101743118

102. Chou, YJ., Ma, YK., Lu, YH. et al. Potential cross-species correlations in social hierarchy and memory between mice and young children. Commun Biol 5, 230 (2022). https://doi.org/10.1038/s42003-022-03173-7

103. Roseth, C.J., Pellegrini, A.D., Dupuis, D.N., Bohn, C.M., Hickey, M.C., Hilk, C.L. and Peshkam, A. (2011), Preschoolers’ Bistrategic Resource Control, Reconciliation, and Peer Regard. Social Development, 20: 185-211. https://doi.org/10.1111/j.1467-9507.2010.00579.x

104. Pellegrini, A. D., Roseth, C. J., Mliner, S., Bohn, C. M., Van Ryzin, M., Vance, N., Cheatham, C. L., & Tarullo, A. (2007). Social dominance in preschool classrooms. Journal of comparative psychology (Washington, D.C. : 1983), 121(1), 54–64. https://doi.org/10.1037/0735-7036.121.1.54

105. Schacter, D. L., & Addis, D. R. (2007). The cognitive neuroscience of constructive memory: remembering the past and imagining the future. Philosophical transactions of the Royal Society of London. Series B, Biological sciences, 362(1481), 773–786. https://doi.org/10.1098/rstb.2007.2087

106. Schilder, B. M., Petry, H. M., & Hof, P. R. (2019). Evolutionary shifts dramatically reorganized the human hippocampal complex. In Journal of Comparative Neurology (Vol. 528, Issue 17, pp. 3143–3170). Wiley. https://doi.org/10.1002/cne.24822

Виталий Лобанов

Достаточно скептически относится к психологии и смежным дисциплинам, искренне считая, что имеет на это все основания.

Не имеет определённой профессиональной принадлежности, одинаково не доверяя гештальтистам, КПТ-шникам, психоаналитикам и даже бихевиористам. Однако в работе считает возможным использование наработок из любых (ну, может быть, кроме совсем уж эзотерических) направлений.

Имеет опыт пребывания в психиатрическом стационаре, с последующим самостоятельным преодолением последствий этого самого опыта. Работает онлайн, иногда пишет довольно упоротые тексты на этом сайте.

Запись на консультацию к Виталию доступна по ссылке: bootandpencil.com/schedule-appointment/

Метки: доказательное, избранное, литература, неоднозначное, основы

«Вселенная 25»: очень краткий пересказ

«И чо?» — Вопрос, способный разбить любую аргументацию

Язык повествования

О чём работа-то?

О переносе результатов с мышей на другие виды

Полигамные мыши полигамнее полигамных людей

Адаптивная девиантность

Другие методологические проблемы «Вселенной 25»

Не все грызуны одинаково полезны

Немного о макаках, или некоторые животные равнее остальных

Почему люди не мыши

Иерархическая организация как решение «проблемы социальной перегруженности»

Многоуровневые иерархии

А что там у мышей?

«Аппаратное» различие: лобная доля и социальный мозг

Не всё так однозначно: торчащие уши антропоцентризма

Как же обойтись без слонов (и китов) при обсуждении мышей?

2.5 Да кто такой этот ваш гиппокамп нахуй?

Три кита проблем с китообразными: сон, температура и слишком маленький гиппокамп

Пространство, время, фракталы и многоуровневые социальные структуры

Fun fact 1 — фрактальный гиппокам

Fun fact 2 — гиппокамп помогает ускорять устный счёт и воспринимать количество объектов

Fun fact 3 — все слоны саванты, но не все саванты — слоны?

[Не] столь различны меж собой: человеческий гиппокамп против мышиного

И зачем это всё?

Литература

Виталий Лобанов

Контактные данные

Лобанов Виталий

Коновалова Алена

Эксперимент Джона Кэлхуна «Вселенная 25» — мышиный рай, созданный, чтобы стать адом. Критический разбор

«Вселенная 25»: очень краткий пересказ

«И чо?» — Вопрос, способный разбить любую аргументацию

Язык повествования

О чём работа-то?

О переносе результатов с мышей на другие виды

Полигамные мыши полигамнее полигамных людей

Адаптивная девиантность

Другие методологические проблемы «Вселенной 25»

Не все грызуны одинаково полезны

Немного о макаках, или некоторые животные равнее остальных

Почему люди не мыши

Иерархическая организация как решение «проблемы социальной перегруженности»

Многоуровневые иерархии

А что там у мышей?

«Аппаратное» различие: лобная доля и социальный мозг

Не всё так однозначно: торчащие уши антропоцентризма

Как же обойтись без слонов (и китов) при обсуждении мышей?

2.5 Да кто такой этот ваш гиппокамп нахуй?

Три кита проблем с китообразными: сон, температура и слишком маленький гиппокамп

Пространство, время, фракталы и многоуровневые социальные структуры

Fun fact 1 — фрактальный гиппокам

Fun fact 2 — гиппокамп помогает ускорять устный счёт и воспринимать количество объектов

Fun fact 3 — все слоны саванты, но не все саванты — слоны?

[Не] столь различны меж собой: человеческий гиппокамп против мышиного

И зачем это всё?

Литература

Виталий Лобанов

Контактные данные

Лобанов Виталий

Коновалова Алена