<…> Бесплодные фантазии о близости, успехе и значимости — бесплодны, и далеко не всегда способны отвлечь от ощущения бессмысленности и незначительности происходящего. Тогда в ход идут более эффективные средства.

Одним из лучших способов не чувствовать что-либо является фокусировка восприятия (внимания, перцепции) на ярких притягательных сменяющихся с большой скоростью стимулах: тех самых «мелькающих картинках».

Да, все перечисленные в заголовке активности вполне могут быть профессиональной обязанностью, искренней страстью, способом отдыха и ещё много чем: вовсе не обязательно, что каждый конкретный турист летит в Бутан только и исключительно для того, чтобы отдалиться от себя.

Как и в случае попыток «накормить замерзающих и согреть голодных», о которых шла речь в прошлом посте, суть не в конкретном списке действий (попытка составить такой список сама по себе весьма резонирует тому явлению, которое мы пытаемся рассмотреть, являясь в некотором смысле его примером).

Суть использования «мелькающих картинок» даже не в сменяемости конкретных аттракторов (хотя сменяемость позволяет хоть как-то уводить внимание даже при снижении способности к произвольному его контролю), не в яркости их проявлений (хотя гиперстимуляция до некоторой степени позволяет бороться с пресыщенностью) и даже не в контрасте (хотя нередко именно «качели» ненадолго возвращают человека к свежести восприятия).

Все эти качества в совокупности (и — тем более — каждое в отдельности) сами по себе ещё не определяют явление, хотя и служат не самыми плохими косвенными указателями на его возможное наличие.

Суть, скорее, в компульсивном характере стремления психики к этим впечатлениям. А ещё в механистичности и выхолащивании (до потери смысла) тех процессов, в результате которых указанные впечатления генерируются (или, правильнее сказать, потребляются).

Испытывая потребность как-то спрятаться от, пусть не слишком острой, но постоянной, всеобъемлющей и тотальной ноющей боли, которую и описать-то толком не получится, человек с завидным упорством (а порой и откровенным отчаянием) идёт за новыми впечатлениями, постоянно разочаровываясь тем, что ему удалось отвоевать у мира.

В какой-то степени это может быть похоже на влюблённость, одержимость идеей, но «на минималках». «Мелькающие картинки» тем и отличаются от настоящей вовлечённости, что не дают ни разрушиться, ни удовлетвориться.

Они безопасны, и в этом их суть, то неявное, скрытое на вторых-третьих планах восприятия чувство «нехватки непонятно чего», ощущается как «недостаточно страшное, чтобы с ним реально что-то делать», в этом убаюкивающем успокоении и кроется его главное коварство.

Оно «не слишком-то и пугающее» (на первый взгляд), его всегда можно «отложить на потом», перенести на следующий день / месяц / год, оно (в отличие от реальной жажды сделать что-то) отрицает практически любой риск, любое решение, кроме мягких, пушистых, гарантированно безопасных заменителей.

Впечатления от «мелькающих картинок» могут быть разными, но они всегда «мультяшные», «пластиковые», «немного ненастоящие».

Разнообразие и сменяемость их служит в том числе для поддержания иллюзии правдоподобности: если удержать внимание на таком стимуле слишком долго, сказка может рассыпаться.

Поэтому картинки и должны мелькать, чтобы нельзя было рассмотреть детали, чтобы картонные лица не отозвались эффектом зловещей долины, чтобы пластиковые мечи имели хоть какой-то шанс пощекотать нервы (не сильнее лёгкого удивления или испуга от скримера, разумеется), чтобы матерчатая мама могла хоть немного обмануть и снять потребность в поддержке, чтобы разгаданная загадка и решённая головоломка хотя бы немного напомнили радость открытия, а одноразовый партнёр на пару часов снял фрустрацию в близости.

Ведь если остановиться и присмотреться, то пиздец. Нет уж, скорее за следующей дозой!

Здесь прослеживается некоторая инфантильность: при наличии потребности в достаточно сложных (не в смысле того, что их сложно получить, а в значении комплексности, многокомпонетности) переживаний, человек упрощает задачу, сводя многомерные по своей сути явления к достаточно простым и понятным метрикам, но не с целью исследования и анализа, а из тревоги: простые контролируемые вещи безопаснее.

Людям, ищущим мелькающих картинок, есть что терять.

И в этом основная причина выбора такой стратегии поведения: избегание позволяет поддерживать иллюзию возможности сохранения имеющегося, но взамен лишает человека шанса на удовлетворение. Упущенная выгода не ощущается остро, но она велика.

Если заместить потребность в близости задачей максимизации половых контактов, не будет риска переживания драмы отвержения, не придётся задействовать так много ресурсов на познание Другого: чо там познавать-то, разъёмы стандартные.

Особенно если остальные участники процесса пришли в него за тем же самым: у них и опыт будет, и коммуникация отлажена.

Если поехать в другую локацию не для того, чтобы сделать там что-то, что не получится в текущей (например, исследовать сложный историко-социальный контекст нового места или банально наладить взаимодействие с локальными поставщиками какой-нибудь экзотической фигни), а чтобы загрузить сенсоры отличающимися видами, звуками и запахами, то процесс может пройти довольно комфортно: напрягаться не придётся, это просто незачем.

Смена вида за окном некоторое количество раз вполне себе сгодится в качестве средства самоотвлечения, дополнительно что-либо делать не потребуется.

Если в большую компанию закинуть какой-то ритуал вроде пресловутых «настолок» или «коммуникативных игр», можно (при активном содействии участников, но они, как правило, сами согласны или даже хотят содействовать) соблюсти видимость группового взаимодействия или даже симулировать какие-то элементы сакральности религиозного ритуала, фейкнуть открытость и трансценденцию, не рискуя ни впасть в уязвимость, ни нарушить чужие границы.

Преимущества «мелькающих картинок», обеспечивающие популярность этого, не побоюсь формулировки, способа проживания, заключаются не в том, что они «мелькающие», и даже не в том, что они «картинки» — это лишь способы получить главное: достаточно высокий уровень безопасности и какую-никакую иллюзию «чего-то происходящего».

«Моя жизнь точно, действительно и, безусловно, не является пустой: вчера я играл в «Дурака»»с приятелями, позавчера сходил на БДСМ-тусовку, завтра встречусь с пятой за неделю девушкой из «Тиндера», послезавтра соберу модель лунохода из книжки о поклейки моделек из картона, а потом поеду в Питер.

Не может же это странное ощущение, что нечто важное проходит мимо, быть правдой: все мои потребности закрыты — вон я и с людьми общаюсь, и творчество у меня есть, и познание, жизнь моя полна и ценна, а я удовлетворён и гармоничен.

Надо не забыть принять антидепрессанты».

Отвлечение — великая штука, одно из лучших изобретений в области психологии, совершённое задолго до её формирования. В сочетании с избеганием она даёт просто поразительные результаты, позволяя «прожить жизнь, не проживая её».

Вот только есть побочки: русская рулетка теряет свою привлекательность, если играть в неё с игрушечным револьвером.

В следующем посте поговорим о явлениях, которые стоят за популярной формулировкой «Я ничего не чувствую».

<…> Но «глубинный анализ» психики уныл и скучен (спойлер: нет, или, по крайней мере, не обязательно), а пресность и тусклость — это как раз то, от чего хочется (или правильнее подобрать другое слово?) избавиться.

Поэтому психика изобретает (кто там жаловался на отсутствие творческого начала?) самые разные способы избегания реальной работы, замещения труда по преодолению реально мешающих сложностей какими-то более простыми активностями.

Интересным, и безусловно, заслуживающим отдельного рассмотрения кластером таких способов избегания является специфическая форма фантазий о «свершениях».

Не всякая амбициозность попадает в эту категорию: описываемые явления обладают рядом характерных признаков, по которым, имея достаточную готовность к честности перед собой, можно отличить входящие в неё формы поведения и активности от здоровой либидиозной реализации.

Среди этих определяющих характеристик можно выделить следующие:

1. Чрезмерная (относительно доступных и реалистично привлекаемых ресурсов) сложность достижения выбранных целей: осуществляемые шаги в сторону задекларированной цели просто не могут приблизить к ней за конечное время — слишком велика разница масштабов.

Приятно, конечно, вылезти на крышу погожей летней ночью, ещё приятнее рассказать всем, что ты не просто полюбоваться залез, а стал немного ближе к Марсу, чем был, но (за исключением специально подобранных утрированных контекстов) это «приближение» — скорее самообман, нежели действительное прохождение первых нескольких метров межпланетного путешествия.;

2. Глобальный характер влияния (даже в инфантильно-эгоцентричных формах желаемый уровень изменений в мире в таких представлениях огромен) вместо корректного определения достаточно обширного, но всё же конечного контекста;

3. Ориентация на фантазии о переживании «награды» / созерцания плодов трудов бесплодных (или наоборот, — лишающая общего видения выхолащивающая сосредоточенность на деталях), но никогда не на разумное продумывание процесса достижения и, уж точно, не на реальное делание этого процесса.

Главный признак — соотношение коммуникативного, фантазийного и деятельного компонентов.

Замещающие анализ попытки играть в Бога обычно сопровождаются большим количеством сладостных представлений о том, как всё будет здорово в случае успеха, и, возможно, какой-то социальной активностью на эту тему.

А вот доля непосредственно «сделанного» обычно низка. Пренебрежимо низка по сравнению с количеством «нафантазированного» и «обсуждённого».

Нередко даже то немногочисленное, что было реализовано, довольно косвенно относится к самой задекларированной цели, образуя по отношению к ней некий метауровень, «подготовку к подготовке» и «моделирование создания среды для образования пространств, в которых могут зародиться процессы, ведущие к решению задачи».

Впадая в этот паттерн, мы начинаем задумываться о Великих Проблемах человечества (по забавному совпадению — обычно о тех, которые лично нас не касаются).

Сытые, мы боремся с мировым голодом (путём редизайна упаковки йогутов).

Образованные — искореняем безграмотность (разрабатывая «обучающие игры», помогающие детям легально прокрастинировать познание мира, ограничиваясь познанием UX нашего платного приложения);

Живущие в безопасности — организуем помощь находящимся в угрожающих жизни условиях по какой-то не слишком значительной фигне (одаривая аппаратными криптовалютными кошельками детей из трущоб: «пустыми», конечно же).

Нам кажется, что мы решаем проблему в самой её основе, что мы даём удочку, а не рыбу, что это и есть то самое Настоящее, что приблизит нас к состоянию, где мы признаем: вот она — Жизнь, на этот раз она точно не прошла мимо.

Мы свято верим в то, что делаем, и глотку готовы перегрызть (обычно всё же фигурально: те, кто в буквальном смысле на самом деле может это сделать, подобными построениями обычно не занимается, там другие задачи) тому, кто поставит под сомнение наши нарциссические костыли высокие устремления.

Мы снова и снова изобретаем супер-пост-мета презервативы для нашей либидиозности: всё более и более совершенные способы делать максимальное количество действий так, чтобы не дай бог ничего не сделать: конференции, митапы, модерирования сообществ, псевдоаналитические работы, тексты в блогах о психологии и т.д.

Наши действия максимально безадресны, а когда устремления всё же направляются на конкретные персоналии или достаточно узкие коллективы, используются гротезированные образы, деперсонализированные и дегуманизированные персонажи вроде Гитлера (многие ли из нас реально были знакомы с ним, имея физическую возможность до него дотянуться и что-то там с ним сделать?).

Чувствуя острые уколы совести Супер-Эго, мы пространно говорим об эффективности: ведь это такой прекрасный, а главное — соответствующей духу самой деятельности, — способ ни в коем случае не помочь никому, никого не победить и ни с чем не справиться, в белом пальто как-то не с руки заниматься всем этим.

Помощь должна быть эффективной, пафосно утверждаем мы, но ресурсов-то у нас нет в таком количестве, чтобы искоренить проблему, поэтому мы просто обсудим наши Охуенно Ценные Мнения с группкой таких же: мы выделим направления, в которых должна меняться политика и экономика, а дальше — пусть те, у кого есть власть и возможности, пусть прислушаются и сами ебутся с инфантильностью / непродуманностью наших планов внемлют ценным советам.

Помочь старушке донести тяжёлую сумку? Зачем? Это эйджизм, гендерные стереотипы и прочий ужас. Нет, мы Составим Модель Плана Урбанизации и подрочим друг-другу на тему того, что Злые Злыдни никак его не применят, это будет эффективной помощью всем.

А ещё из дому выходить не придётся, вообще кайф.

Мы желаем Царствия Науки, но вместо того, чтобы её делать, проходя сложный и не дающий гарантированного успеха трек изнуряющего обучения и действительно тяжёлой работы, доёбываемся до немногочисленных, входящих в наше поверхностное представление о научной картине мира, мелочей в художественных произведениях, смакуя чувство интеллектуального превосходства над теми, кто нашёл валидацию в сюжете.

Мы боимся старости, но вместо разумной организации не слишком тревожной жизни в благоприятных условиях для себя или изучения медицины / биологии / смежных дисциплин, собираемся в чатиках, чтобы порадоваться холодильнику с человеческими головами.

Мы хотим изменить психиатрию и психологию, но вместо обучения на лечфаке и работы с пациентами пишем поверхностные статейки в бложики.

Мы верим в то, что Сильный Искусственный Интеллект скомпенсирует недостаточную мощность нашего собственного решит многие проблемы, но не идём изучать хотя бы азы матчасти вроде линейной алгебры или аналитической геометрии (это ж сложно!), а рисуем очередную красивую презентацию О Том, Как Всё Будет Хорошо (или Плохо) После Его Изобретения.

Мы хотим точности и корректности, но вместо этого защищаемся от критики примитивными воззваниями и просьбами не обращать внимание на отдельные огрехи текста и предлагаем «выделить суть».

Мы хотим бесплатного величия, мы хотим, чтобы можно было не напрягаться, чтобы наш специфический фокус внимания передался не только читателю другим людям, но и как-будто самой Реальности.

Но так не работает.

В своих фантазиях и обсуждениях мы не обращаем внимания на мелочи, не хотим, чтобы они портили собой непроработанные фантазии о всемогуществе.

Мы откровенно забиваем на реальные потребности тех, кому собираемся помогать. Мы же лучше знаем!

Иначе куда можно будет присунуть собственную мерисьюшную историю?

Вдруг этим бомжам, которым мы — для их же блага — решили раздать тёплые вещи и медикаменты, на самом деле нужно не это, а защита от конкурирующего сообщества, которое, будучи превосходящим по численности, через пару часов после одаривания заберёт все ценные, полезные, и уж точно рационально выбранные ништяки, которые мы им собираемся дать?!

Детали, ёбанные детали, сраный контекст портит такие замечательные сюжеты!

Здесь уместны два возражения. Во-первых, психоанализ (и любая аналитическая работа с психикой и её феноменами) сам отлично подходит под данное парой абзацев ранее описание. И это правда, было бы довольно наивно это отрицать, но есть нюанс: в хорошем кейсе — это целевое свойство.

Конечная цель всех замещающих активностей — формирование зрелости (простите, лучшего слова не удалось найти), т.е., говоря технически, сочетания подходящих уровней разочарованности, усталости и отчаяния, при которых человек сам отказывается от идеи найти простое, логичное и неправильное решение, переходя к настоящему исследованию и отказу от уютненьких психзащит.

Психоанализ (в хорошем смысле этого слова, если у вас хватит воображения найти у него хоть какой-то «хороший смысл») здесь не что-то качественно отличное от того, с чем, вроде как, призван бороться: это всего лишь более эффективная форма того же самого. Не больше, но и не меньше.

Во-вторых, работа с метой, ориентация на построение процессов — крутые и правильные штуки. Серьёзно, даже пресловутая «удочка вместо рыбы» или «поиск корня проблем» — не есть что-то плохое.

И действительно, бывает сложно отличить конструктивное погружение в процессы с результативным поиском первопричин от «разработки методологии поиска способов организации совещаний, посвящённых эффективной организации совещаний» (пример утрированный, разумеется, при желании даже такую штуку можно сделать не совсем бесполезной, но на практике это редко бывает).

Хуже того, попытки впихнуть сюда сколько-нибудь похожие на SMART’овские критерии грозит практически неизбежным срывом в выхолащивание и механистичность, убивающим то немногое конструктивное и продуктивное, что в самой идее проведения черты между одним и другим вообще может быть.

Однако (со всеми оговорками) один ориентир всё же можно обозначить: это уровень погружённости агентов в тот контекст, в котором они собираются действовать.

«Диванные теоретики», как бы они себя ни называли: сертифицированными экспертами с профильным образованием, провидцами, психоаналитиками, приверженцами рационального мышления / научного подхода или «просто пожившими жизнь людьми» гораздо чаще скатываются в то, что мы тут обсуждаем на протяжении всего этого текста.

Опыт в других / смежных контекстах может быть важен и полезен, но мало заменяет практическое столкновение с нюансами предметной области.

Да, разумеется, не требуется быть китайцем, чтобы лечить китайцев: но никто не просит утрировать и подбирать некорректные примеры на основе манипуляций областью учитываемого контекста.

Никто, кроме самого человека, впавшего в мерисьюшность.

В следующем тексте будет рассмотрено стремление к «мелькающим картинкам»: сменяющимся, но не поглощаемым в полной мере впечатлениям.

Давайте попробуем расширить область рассмотрения, включив достаточно адаптированных людей: тех, кого не разрывает ежесекундно от нестерпимой внутренней боли, у кого вопросы физического и психического выживания уже ушли на второй план (или всегда были где-то на периферии).

Может показаться, что у этих-то людей точно всё хорошо, и пространства для психоанализа (в самом широком смысле этого слова) на этой территории нет.

Но это не всегда так.

Бывает, что явных проблем нет, но равным образом нет и состояния удовлетворённости.

И я сейчас не о том, что «кому-то жемчуг мелковат», я о достаточно тяжёлом хотя и плохо определяемом смутном, но гнетущем ощущении, что чего-то не хватает.

Да, возможно, кому-то описанные проблемы покажутся не слишком-то страшными, но люди, которые с ними сталкиваются, меньше всего хотели бы получить обесценивание своих переживаний.

Явления и процессы, о которых мы будем говорить далее, хоть и отличаются от боли травматика, переживающего разрыв с ФП, с одной стороны, и от ужаса столкновения с психотическим хаосом — с другой, в категории «приятных» или «лёгких» переживаний уж точно не входят.

И да, это будет серия постов, объединённых общим тегом «#следующийуровень», а текст, который вы сейчас читаете — первый в ней.

О чём речь

Цитата, вынесенная в заголовок, наверное, наиболее точно отражает суть явления, и добавить что-то по существу представляется довольно сложной задачей.

Кто-то описывает это как ощущение того, что «жизнь проходит мимо». Кто-то как «скуку» и «потерю любопытства к себе и миру».

Некоторые говорят о «кризисе среднего возраста» и «снижении гормонального фона» (достаточно бессмысленная именно в такой формулировке фраза, но мы на неё смотрим с позиции психологии и метафор, а не со стороны эндокринологии).

Можно услышать описания этого явления в отсылках к тоске по уходящей молодости, в ностальгии по прежним временам / окружениям, в страданиях по утраченным «отношениям» и т.п.

Порой это состояние описывают терминами вроде «выгорания», «недостатка эмоций», «пресности», «пресыщенности бытом» или просто «отсутствием всяких чувств».

Разумеется, все приведённые выше примеры не являются терминологически корректными: они допускают множественное толкование и, строго говоря, могут отсылаться к очень разным явлениям (которые ещё и описать можно в рамках очень разных моделей / словарей), но, возможно, настроение того, о чём мы собираемся поговорить, удалось передать хотя бы в общих чертах.

В рамках данной серии постов я предлагаю рассмотреть класс переживаний, которые, во-первых, не удаётся, по крайней мере, с первого раза, сформулировать в виде конкретных запросов, а, во-вторых, направленных не (или хотя бы не только) на утоление голода (физического, эмоционального), а на нечто большее.

Речь идёт о состояниях, в которых психика уже находится на том уровне удовлетворённости, когда может себе позволить думать о чём-то, кроме безопасности и немедленного насыщения.

Именно тут, если верить расхожему мнению, может начинаться творчество: сложно творить, когда у тебя нет сил пошевелиться.

Но блядство в том, что наличие сил, достаточных для передвижения не делает само по себе из человека художника или поэта. Да и программиста не делает, чего уж там.

Некоторая сытость необходима для перехода от стремления к потреблению — к воле, направленной на созидание. Необходима, но явно не достаточна.

Сытые (и в буквальном физиологическом смысле, и в контексте эмоциональной метафоры) люди тоже могут страдать.

А мы, в свою очередь, можем попробовать построить некоторые модели явлений, стоящих за этими страданиями, и посмотреть, что из этого выйдет.

Между болью и счастьем

Наверное, намного более корректным и аккуратным названием была бы формулировка «Между фрустрацией и удовлетворённостью», но кликбейтный заголовок не только привлекает (надеюсь) внимание, но и в некотором смысле отражает определённые аспекты обсуждаемого явления.

Если человек, испытывающий сильную эмоциональную боль или фрустрацию, может достаточно легко сформулировать желание «прекратить это», и ме́ста под какие-то смутные переживания о том, что «что-то не так» там не очень много, то отсутствие явных причин для недовольства воспринимается более сложно.

Немалое количество сложности добавляют этические соображения — все эти стоицизмы, эпикурейства, ницшеанства и прочие околомировоззренческие конструкты.

Не вдаваясь в суть тех или иных построений, сфокусируемся на другом: нередко они используются для того, чтобы убедить себя в том, что «всё и так хорошо» (даже если изначально они были совсем не о том).

Логика проста: если я не могу внятно сформулировать, что именно не так, значит, всё ОК.

Ну, или хотя бы просто приемлемо.

А если буду долго безуспешной искать «логическое обоснование», и каждый раз не находить его, то, может быть, и это самое «непонятное ощущение пропуска всего самого важного» куда-нибудь денется.

И нельзя сказать, что этот расчёт совсем уж ошибочен. Конечно, денется: в раздражительность, в психосоматику, в мнительность и придирчивость — вариантов много.

Вообще, это состояние, пространство между «положительными» и «отрицательными» пиками — довольно странная штука.

Наверное, самое сложное в нём — то, что оно (по качеству субъективных переживаний) сильно неоднородно: всё же есть разница между «размеренной праздностью» и «раздражительной слабостью» (например), хотя ни ту ни другую обычно не относят к пиковым переживаниям.

Однако описать эту разницу бывает непросто, что в сочетании с немалой симпатией к волюнтаризму и основанным на нём решениям даёт интересный эффект: немалое количество людей вместо того, чтобы разобраться, что же это за «странное ощущение нехватки непонятно чего», начинают активно убеждать себя в том, что они его не испытывают.

Нередко бывает так, что находится немалое количество внешних агентов — коллег, завистников, родственников, психологов и прочих желающих отхватить свой кусок ресурсов, — которые валидируют такой подход.

Зачем это им?

Кто-то имеет прямую выгоду: коучи, тренеры, психологи и прочие психотерапевты обычно получают оплату до совершения работы, а потому волюнтаризм у них (нас) в почёте: склонному к нему человеку проще продать «техники», «курсы» и «тренинги» (вера в то, что можно определённым образом напрячься и заставить себя не чувствовать того, что чувствуешь, — прекрасная платформа для продажи).

Кто-то, осознанно или нет, пытается реализовать некую систему коллективной взаимной валидации: «сегодня я тебе скажу, что у тебя всё хорошо, и ты зря заморачиваешься, а завтра — ты мне».

Кто-то просто разговаривает не с собеседником, а с собственными проекциями (впрочем, это вообще универсальный трюизм, люблю его).

Как бы там ни было, немалое количество людей в вопросах интерпретации / классификации таких переживаний испытывает скрытое или явное давление: со стороны окружающих, интроецированных установок и т.п.

Эта динамика любопытна ещё и тем, что там пространство для такого давления вполне себе есть: ощущения-то нечёткие, неявные, смазанные («а может, их и нет вовсе? может, показалось, а? всё ж хорошо у меня, только скучно / голова болит / выпить хочется»).

Можно, конечно, принять на вооружение противоположную максиму и считать, что всё, не являющееся яркой удовлетворённостью, — есть фрустрация.

Но тогда довольно легко оказаться примерно там же, где и в первом случае: в психосоматике, мнительности и требовательности к другим / среде.

Читатель закономерно спросит о том, что в этом плохого?

Да, собственно, ничего, кроме того, что все эти штуки, являясь неплохими костылями, не позволяют ни определить проблему, ни решить её (впрочем, это тоже не всегда верно: порой они толкают на отыгрывание, в процессе которого открываются новые данные).

На этом этапе хочется выразить уважение ДБТ-шникам (не ожидали, да?!) с их нарративом о целесообразности совершенствования навыков использования пациентами собственных датчиков распознавания и именования эмоций, но про «инвентаризацию» мы поговорим далее.

Здесь же хочется спрятаться в уютный и знакомый психоанализ (точнее — в т.н. «глубинную психологию») и задать вопрос: нельзя ли пользоваться простой эвристикой — если нечто действительно и на самом деле не парит, то и мысли к этому (чем бы о нём ни было) возвращаться не будут, и «непонятные ощущеньки неопределённой недостаточности» пройдут сами, без какого-то риска возвращения?

В таком случае на транзиторные феномены проще забить, а вот с более чем-то постоянным — разбираться отдельно.

====

Продолжение — в следующих постах серии. В частности, во втором — поговорим о мерисьюшности и стремлении к аутентичности.