Зачастую вопрос о том, какую именно из них использовать в терапии явным образом не проговаривается в процессе работы и решается на этапе выбора психолога / психотерапевта: если вы обратились к КПТ-шнику, вероятно, будет использована модель Бека с когнициями и глубинными установками, а если к психоаналитику, скорее всего будет что-то a-la фрейдовская триада «Ид, Эго, Супер-Эго». 

На мой взгляд, такая практика не является оптимальной, и в рамках этого поста я постараюсь объяснить, какие недостатки у неё есть, и как [на мой субъективный взгляд, конечно] делать правильно. 

Как выбор модели психики влияет на процесс терапии

Основной тезис заключается в следующем: прежде, чем начать работать с вашим запросом, психолог (или психотерапевт — для целей данной заметки можно считать эти слова синонимами, хотя, конечно, это разные специалисты) должен составить некое представление о том, как этот самый запрос связан с тем, что «происходит у вас в голове». 

Проиллюстрируем этот тезис конкретным примером: допустим вы обратились к психологу, чтобы «избавиться от тревоги». Вы объясняете ему, что вам «страшно выходить из дома», «тяжело отстаивать своё мнение в дискуссиях на работе», «сложно написать незнакомому человеку (например, тому самому психологу)», и вообще, «вы постоянно чувствуете себя неуверенно, уязвимо». 

Предположим также, что в вашем случае помощь врача-психиатра не требуется (ведь зачастую при работе с тревогой эффективными оказываются не «изменения когниций» или «проработка конфликтов с матерью», а банальный приём препаратов, влияющих на ГАМК-ергическую или серотонинергическую системы). 

Для того, чтобы начать работать с вашей проблемой, психолог должен как-то её концептуализировать: составить некое впечатление о том, почему вы себя чувствуете именно так, какие именно процессы приводят к наблюдаемым явлениям, какие средства можно использовать для корректировки состояния. 

И выбор у него достаточно велик. Более того, этот выбор имплицитно включает в себя выбор тех инструментов, которые можно будет использовать для инициализации изменений.

Во-первых, он может предположить (в духе КПТ), что вы, сами того не осознавая, создаёте некие прогнозы относительно результатов ваших поступков, и прогнозы эти дают весьма неутешительные для вас результаты: «Если я выйду в магазин за хлебом, все будут смеяться над моей фигурой».

И в этом случае инструментами будут такие вещи, как отслеживание автоматических мыслей (чтобы сделать эти прогнозы лучше осознаваемыми), поиск когнитивных искажений (а с чего вы вообще взяли, что до вашей фигуры кому-то есть дело), работа с установками, лежащими в основе этих мыслей («моя фигура отвратительна»). 

Во-вторых, он может добавить немного «историчности» к своему подходу (и это будет близко к схемной терапии Янга) и сфокусироваться на тех обстоятельствах, когда вы были вынуждены сформировать навык негативных предсказаний («мама в вашем детстве была агрессивна и непредсказуема, поэтому вы научились всегда ожидать худшего») и сосредоточиться на том, чтобы дать вам опыт проживания понимания (корявая фраза с точки зрения красоты языка, но достаточно точно отражающая суть идеи) того, что мама больше для вас опасности не представляет.

И инструменты будут несколько другими — работа с фантазией, гневные письма, психодрама, etc. 

В-третьих, он может оказаться гештальтистом и сосредоточиться не на том, что вы думаете, а на том, что вы вообще думаете о будущем больше, чем о текущем моменте, и объявить это главной проблемой.

И  это тоже по-своему логично: если вы будете меньше «жить будущим» и больше оставаться в здесь-и-сейчас, то тревога может снизиться просто за счёт снижения приоритета прогнозирования в ваших мыслительных операциях.

Инструментами в этом случае будут тренировки осознанности, упражнения, направленные на фокусировку внимания в настоящем моменте («опишите детально свои ощущения в большом пальце левой ноги, потом — правой»). 

В-четвертых, он может оказаться последователем Ялома, попросить вас сосредоточиться на том, что вы чувствуете в самой ситуации терапии, будет считать, что именно в контакте с ним вы проявите какие-то дезадаптивные модели мышления / поведения, станет искать их.

Инструментом в этом случае будет общение с высоким уровнем рефлексии: «когда я спросил вас о работе, вы покраснели, что вы чувствуете?» и «а теперь попробуйте сказать, что вы стыдитесь своей работы, вместо того, чтобы молча стесняться». 

В-пятых, он может оказаться приверженцем психодинамических направлений и искать некое противостояние примитивных эгоистичных желаний и социальных табу, пытаясь разрешить внутренний конфликт: «вы всегда хотели работать водителем, но в вашей референтной группе это считается недостаточно престижным, давайте попробуем определить, кого в этой группе вы воспринимаете как отцовскую фигуру, а потом попробуем преодолеть его запреты». 

Он может быть разделять идеологию нарративного подхода и сосредоточиться не на семантике вашего повествования, а на том, как именно вы это рассказываете. И работать с вами над изменением стиля повествования (а вместе с тем — вашего отношения): «вместо “я был вынужден развестись после того, как узнал о её измене” — “наконец я получил долгожданную свободу”». 

В конце концов, он может иметь некоторые свои представления о том, как работает психика, отличающиеся от большинства распространённых подходов: он может сказать, что гномики в вашей голове перекатывают тележки с мыслями, но слово «улица» для них слишком шершавое, и они спотыкаются о его неровности.

И предложить инструмент — заменить слово «улица» чем-то более круглым, например, фразой «среда» в ваших рассуждениях, чтобы гномикам было проще.

И ещё огромное количество вариантов: Внутренние Ребёнки, Тени, ранние дезадаптивные схемы, драйвы, объектные отношения, переносы, Архетипы и куча других концепций могут быть задействованы для объяснения происходящего с вами в те моменты, когда вы тревожитесь. 

Ок, моделей психики много, а в чём вообще проблема?

Строго говоря, проблема в том, что все эти концепции (включая гномиков) имеют одинаковую — околонулевую — ценность сами по себе.

На сегодня существуют убедительные свидетельства того, что разговорная терапия работает и что-то там делает с мозгом, но все попытки притянуть какую-либо школу терапии к хардкорному нейросайенсу обычно выглядят достаточно грустно (хотя журнальчик Neuropsychoanalysis лично мне доставляет неимоверно). 

У нас нет технической возможности понять, что же именно из предложенных выше объяснений (или из непредложенных) действительно происходит в вашей голове, когда вы тревожитесь. Мы не можем засунуть вас в аппарат фМРТ и увидеть, что, да, вот он — гномик с тележкой, а вот тут — когнитивное искажение засело. 

И возникает логичный вопрос: а какой же подход (сочетание модели и соответствующих инструментов запуска изменений) является правильным? На эту тему есть много эпичнейших холиваров в тематической тусовке, но лично для меня ответ прост: никакой. 

Для меня вся психология / психотерапия — это про плацебо, про эффективное самовнушение, а не про какую-то объективно измеримую и «реальную» практику.

Я считаю, что подходящим будет тот подход (та модель, те инструменты), которые субъективно лучше «заходят» данному конкретному клиенту (и терапевту, про него тоже забывать не стоит). 

И как работается с таким релятивизмом?

Прекрасно работается, надо сказать. Здесь всё просто: не следует навязывать клиенту свою любимую модель, нужно аккуратно предлагать разные варианты, «вытягивать» из клиента его собственные представления о прекрасном, смотреть на реакции и формировать ясное представление о том, какая именно концептуализация представляется ему наиболее правдоподобной и осмысленной, ради какой он готов реально меняться. 

Лично я считаю, что, если в психотерапии и есть какой-то смысл, то хоть немного проверяемую и подлежащую некоей объективизации его часть можно выразить следующей фразой: смысл и цель успешной терапии в расширении репертуара используемых клиентом когнитивных, поведенческих, эмоциональных и оценочных шаблонов. 

Если, например, клиент тревожен и астеничен, ориентирован на соблюдение социальных норм, то «научить его наглости и эгоизму» может быть хорошим решением.

Если он — наоборот — слишком эгоцентричен, сосредоточен на себе, «не видит окружающих и их потребностей», для него прогрессом будет освоение этих самых социальных норм и альтруистического поведения. 

Или — чуть более сложный пример, ориентированный не на поведенческую часть, а на когнитивную / эмоциональную — если клиент может отстаивать своё мнение и требовать для себя выгоды, но при этом испытывает слишком сильные (да-да, снова субъективизм) угрызения совести, то его терапия будет направлена не на изменение поведения (тут у него по условию задачи всё ОК), а на формирование иного отношения к нему.

И что мне — как клиенту — делать со всем этим?

Здесь я вижу два фундаментально различных подхода. Первый — классический: осознавая это или нет, искать терапевта, который будет придерживаться той модели, которая для вас оптимальна. 

Большинство известных мне историй о долгих поисках терапевта — они не про недостаток квалификации последних, не про «адских, сложных пограничников, постоянно выпадающих из терапии» и даже не про финансовые обстоятельства клиента; они именно про неосознаваемый поиск того, чья модель будет достаточно убедительна (в отсутствии принципиальной возможности проверки «верности» моделей, мы вынуждены опираться на субъективные критерии вроде «убедительности» или «правдоподобности»). 

И здесь можно неплохо повысить эффективность перебора простым осознанием того, что именно вы ищете. Не верите в «эзотерику» вроде архетипов и коллективного бессознательного? Идите к тем, кто эти концепции не использует*. Считаете, что «разумом вы всё понимаете, но бессознательное сопротивляется»? Добро пожаловать в «глубинную психологию». И так далее, примеров можно привести много. Самое главное тут помнить: все применяемые в практической консультативной модели психики одинаково умозрительны.

Второй заключается в том, чтобы вместе с вашим терапевтом (вместо поиска другого) искать те концептуализации, которые будут лучше отвечать вашим потребностям. Преимущество здесь в том, что это делается в рамках уже сформированных терапевтических отношений, у терапевта больше информации о вас, у вас больше (не всегда, но обычно так) доверия к нему, в общем — в ряде случаев вы можете сэкономить некоторое количество сил и времени.

Замечание для продвинутых читателей

Читатель со звёздочкой скажет: «но ведь, например, включение того же коллективного бессознательного в когнитивное поле упоротого материалиста может само по себе быть тем самым расширением используемых шаблонов, о котором ты писал выше». 

И я даже соглашусь с продвинутым читателем. Вот только есть одна небольшая проблемка: чтобы эту концепцию «внедрить» в клиента, надо преподнести ему её в понятных и привычных ему терминах. Или, по крайней мере, сделать некое обоснование целесообразности её включения в рамках той системы, которой придерживался клиент до того, как принять что-то новое. 

Например, убеждённому вульгарному материалисту «продать» что-то из области «непроверяемой эзотерики» можно, обосновав это экономически: «вот здесь и вот здесь концепция коллективного бессознательного может помочь нам сэкономить ресурсы на обсчёте всех входящих от группы сигналов, не слишком сильно снизив точность». 

Или, наоборот, человеку, который слишком сильно застрял в магическом мышлении, можно попытаться привить навыки мышления критического, например, через идентификацию с авторитетной фигурой (тот же Будда / Христос / Кришна весьма неплохо этим критическим мышлением владели). 

Примеры получились несколько выхолощенными, но как-то так оно и работает: мы вынуждены объяснять преимущество новых концепций в терминах старых. И только так, на мой взгляд, мы сможем расширять парадигму мировосприятия. 

Если же просто начать заливать рационалисту про Тень или Карму, то ничего хорошего из этого он не получит — он просто не готов принять ту полезную лично для него часть всего этого, которая, возможно (но не факт!) во всём этом есть. 

А как же терапевтические отношения и вот это всё?

А никак. Это отдельная большая тема, которая пересекается с рассматриваемой в рамках этого поста, но при этом достаточно автономна, чтобы не включать её сюда. 

Скажу только о том, что правильный подбор концептуализации повышает доверие к терапевту, способствует установлению конструктивного терапевтического альянса и вообще весьма полезна. 

Тут можно было бы рассмотреть всё это более подробно, но… для этого нужно выбрать, в какой модели это делать — анализировать ли это с точки зрения влияния на развитие невроза переноса, эффективности коммуникации здесь-и-сейчас или чего-то ещё. 

Т.е. погружение в этот аспект требует принятия некоторой концептуализации, а мне хотелось бы сделать пост максимально инвариантным в этом отношении. 

Заключение

Под конец хочу сказать, что поиск «своей, подходящей и заходящей» модели психики — довольно сложная задача, и не стоит рассчитывать на то, что она будет решена за одну сессию. ИМХО, так не бывает. 

Более того, со временем часто возникает потребность в изменении однажды найденной модели, это нормально и, скорее, хорошо — в ряде случаев формирование такой потребности является свидетельством прогресса в терапии.

Меня тут попросили сделать описание психологических защит простыми и понятными словами, да ещё и с примерами. И, раз уж всё равно мне придётся над этим думать, почему бы не сделать из этого пост?

Сознательное и бессознательное

Начнём мы, по традиции, с самого начала. Нашу психику условно можно поделить на две неравные области: область осознаваемого («сознательного») и область бессознательного. Чем они отличаются? Вы не поверите!

В область сознательного входит то, что мы осознаём. Ну, или, по крайней мере, сможем осознать. Например, «я хочу съесть этот апельсин потому, что он большой и свежий, а я голоден и люблю апельсины».

В область бессознательного входит то, чего мы не осознаём. Например, «я хочу вступить в сексуальную связь со своей матерью, поэтому перебрал уже 100500 девушек, которые в чём-то на неё похожи, но никак не могу получить удовлетворение».

Человек из первого примера прекрасно понимает, что хочет апельсин, и может назвать причину. Во втором случае всё не так. Он не понимает, что происходит. Он просто «ищет свою девушку, но ему не везёт, ибо все бабы – дуры». Потому, что бессознательное.

Оно толкает нас смутными импульсами. Оно даже меняет нашу мотивацию, порой заставляя творить откровенную фигню. Мы послушно идём, не понимая, почему такие разумные и классные люди, как мы, попадают в столь нелепые ситуации.

Следует сказать, что бессознательное далеко не обязательно деструктивно. Но мы будем рассматривать именно патологии, ибо такова наша задача.

Бессознательное — очень классная штука. Это наше эволюционное преимущество. Без него мы бы не смогли быть тем, чем являемся, но это — тема другого поста. Здесь важно понять две вещи. Во-первых, в нашей психике постоянно происходит куча всякого разного, о чём мы не имеем ни малейшего понятия. Во-вторых, оно вполне себе способно вместить весь тот мусор, который в него падает. И сбои даёт лишь иногда.

Что такое психологические защиты

Теперь, имея представление о том, что такое бессознательное, можно поговорить о защитах. Вообще, те механизмы, которые Фрейд назвал защитами, таковыми не являются. Но термин устоялся. Да и сказать, что патриарх психоанализа совсем уж ошибся, нельзя.

Изначально предполагалось, что механизмы психологической защиты личности, позволяют убрать некие травмирующие воспоминания, чувства, влечения и т.п. из области сознательного в область бессознательного.

Например, девочка, которую в детстве насиловал отец, может не помнить этих эпизодов. Она будет «странной», у неё будет куча заморочек с мужчинами. Возможно она будет бухать или сидеть на веществах. Но помнить о том, как отец вводил в неё свой половой член, она не будет. Это называется «вытеснением».

Позже психоаналитики и представители психодинамической школы (которая мне наиболее симпатична) пришли к пониманию того, что психологические защиты — это, вообще говоря, стандартные механизмы обработки информации, поступающей в мозг. Просто иногда они могут убрать нечто из области сознательного в область бессознательного. Порой — нечто такое, что (на долгосрочной перспективе), возможно, было бы лучше не убирать.

Вообще, существует множество классификаций психологических защит. Мне больше всего нравится разделять их на те, которые делают объект (травмирующее воспоминание, переживание и т.п.) недоступным — вытеснение, отрицание, конверсия, etc. И те, которые делают его не таким ужасным — сексуализация, поворот против себя и т.п.

Вообще, защиты — классная штука! Они убирают те переживания, которые психика не способна интегрировать («переварить») подальше. Это позволяет человеку относительно нормально функционировать дальше. Что плохого в том, что некто забудет, как ему нахамили в автобусе?

Если они хорошие, зачем их анализировать?

Почему же мозгоправы всех видов и мастей так любят копаться в защитах? Во-первых, потому, что иногда то, что убрано из области сознательного, продолжает жить и мешать в бессознательном.

Мальчик, который злится на то, что мать не уделяла ему внимания, вырос и стал избивать женщин. Он не переживёт осознание этого. Услужливые защитные механизмы видоизменяют его ощущения — теперь он не злится и не обижается на мать. Но, ВНЕЗАПНО, все окружающие леди становятся в его глазах *лядями.

Во-вторых, защиты порой работают неадекватно. Ялом, например, выводит гипотезу объяснения шизофрении как чрезмерную работу защит от страха смерти. Гомосексуалист, воспитанный в среде гомофобии вполне может стать параноиком. Он будет считать, что Мировой Педерастический Комитет следит за его пятой точкой, желая заполучить её в свои цепкие лапки.

Сама мысль о том, что он — «гомик» (тут специально взят уничижительный термин, как цитата), ему, воспитанному в обществе, где однополая любовь — табу, кажется ужасной и невозможной. И защиты меняют его восприятие. Ему кажется, что это не он гомосексуален, а все вокруг. Думает, что это не он хочет каждого первого встречного мужчину, а некая большая и влиятельная группа мужчин хочет его.

В общем, когда защиты начинают сбоить, получается разная жесть. Хорошая новость заключается в том, что квалифицированный мозгправ может вытащить то, что кажется человеку страшным. Так он сможет помочь его интегрировать более правильным образом. Мальчику из первого примера — рассказать про Эдипов комплекс и позволить до конца его прожить. Девочке из второго примера — объяснить, что она не виновата, и это отец — мудак. А параноидальному гею — помочь принять собственную сексуальность.

Попытки сбить со следа

Но самая любимая всеми мозгоправами штука, связанная с защитами, — это сопротивление. Чего тут только не вытворяют пациенты / клиенты! Некоторые вообще теряют способность говорить и мыслить.

Другие начинают задавать огромное количество лишних, но, на первый взгляд, весьма полезных вопросов. Зачастую это лишь способ сбить терапевта и заставить его не идти в работе в том направлении, в котором он собрался.

У третьих начинаются супер-срочные дела именно тогда, когда следует идти на сеанс.

Четвёртые, зная, что личные отношения и терапия несовместимы, пытаются соблазнить терапевта. И так далее. Что угодно, лишь бы не приблизиться к тому важному, что является проблемой.

Почему же мозгоправы это любят? Да потому, что по характеру защит можно очень многое узнать о человеке, равно как и о его проблеме.

Виды психологических защит

Механизмов психологической защиты очень много. Мы рассмотрим лишь некоторые из них и постараемся привести примеры их работы.

Вытеснение

Это — первая исследованная (ещё Фрейдом) защита. Суть её предельно проста. Человек забывает о том, что ему неприятно. И о том, что может быть для него травматичным.

Например, моя мать не помнит о том, как нашла меня после попытки повеситься. Она утверждает, что этого не было. С другой стороны, я не помню своих параноидных построений относительно того, что мои родители приехали ко мне в психушку специально, чтобы навесить на меня некие весьма неприятные (настолько, что я, при всём своём эксгибиционизме, не готов их обсуждать) обязательства.

А ещё иногда мы забываем имена и лица неприятных нам людей. Это не мой пример. Фрейд это подметил.

Сам Фрейд говорил о вытеснении, что «суть его состоит в том, что нечто просто удаляется из сознания и удерживается на дистанции от него».

Кстати, девочка из примера выше пользуется именно вытеснением.

Регрессия

Регрессия к ранним формам поведения — это механизм, при котором взрослый человек скатывается к детским моделям поведения, а ребёнок — к младенческим.

Например, девушка, картинно надувающая губки в ответ на критику, высказанную мужем в отношении её стиля парковки, демонстрирует нам именно регрессию. Раньше, когда она была совсем маленькой девочкой, такое поведение могло разжалобить родителей. Это запомнилось ей настолько сильно, что она и сейчас проделывает тот же набор действий, хотя в новой ситуации он уже не является адекватным.

Кстати, моё коронное «я ничего не умею, я не могу работать» вполне можно рассматривать как чрезмерную и деструктивную работу регрессии. Я вернулся к младенческому возрасту из-за страха… а фиг его знает, чего я там боюсь.

Интересный момент. По аналогии с рассмотрением шизофрении как гипертрофированной реакции на страх смерти можно и гебефрению определить как чрезмерно сильно работающую регрессию.

Соматизация

Некоторыми авторами (например, той же Мак-Вильямс) считается подвидом регрессии и не рассматривается отдельно. Лучше всего её характеризует такой термин, как «бегство в болезнь».

Например, человек, у которого неожиданно стали ухудшаться отношения с женой, может резко озадачиться вопросами своего здоровья. У него могут появиться разные странные и пугающие симптомы. Он начнёт ходить по врачам и в конце концов вообще превратится в ипохондрика.

А всё дело в том, что где-то в глубине бессознательного ему кажется, что, если он будет весь такой больной лежать, то жена начнёт заботиться о нём, обращать на него внимание и вообще относиться лучше.

У многих людей на проявление этой защиты возникает реакция: «Он косит!». Это не так. Человек в этом состоянии действительно испытывает боль или дискомфорт. Или какие у него там симптомы возникнут. Он не осознаёт того, что всё, что он делает — это психологическая защита. Он искренне верит, что болен.

Сексуализация

Принцип действия этой защиты заключается в том, чтобы ассоциировать травмирующее переживание с энергией либидо. Иными словами, сделать её сексуально возбуждающей.

Дело в том, что сексуальность — очень мощная штука, которая способна затмить собой страх, тревогу и прочие ощущения. Фольклор подсказывает нам выражение: «хрен стоит — башка не варит».

В своей жизни я сам лично сталкивался с сексуализацией. Когда я потерял свою последнюю работу и стал ощущать приближение неизбежной (как мне тогда казалось) смерти, у меня очень сильно увеличилось половое влечение. Я буквально сношал всё, что движется. При том, что в обычной жизни я закомплексованный бородатый вечный девственник-теоретик.

Ялом по этому поводу пишет:

«Секс является великим нейтрализатором смерти, абсолютным жизненным антитезисом смерти. Некоторые пациенты, особенно уязвимые перед лицом великой угрозы смерти, внезапно становятся невероятно озабоченными мыслями о сексе».

Немного интересного о сексуализации

Иногда сексуализация играет с человеком злую шутку, крепко ассоциируя половое влечение с каким-то неприятным или страшным событием.

Например, мальчик очень боится экзамена. У него включается сексуализация (он смотрит на одноклассницу и возбуждается), но где-то происходит сбой. Мальчик (а позже — и мужчина, в которого он вырастет) теряет способность к возбуждению, если партнёрша не одета в школьную форму.

Именно поэтому в секс-шопах и продаются, в основном, костюмы весьма неприятных персонажей — полицейских, врачей, учителей, встреча с которыми может вызвать существенный стресс у индивидуума.

А ещё мне кажется, что весьма значительный процент девочек на моей предыдущей работе, смотревших восторженными глазами на нашего регионального директора, на самом деле были жертвами этой самой сексуализации.

Иногда сексуализация может маскироваться под сексуальный перенос. В этом случае у клиента возникает сексуальное желание, направленное на терапевта. Источником его является не перенос чувств, которые он испытывает к другому человеку. Это попытка справиться со стрессом, который вызывает терапия.

Диссоциация

Моя любимая защита, абсолютный чемпион в моём личном рейтинге. Суть диссоциации состоит в том, что личность как бы отстраняется от себя и от травмирующего опыта по принципу «это произошло не со мной, а с кем-то другим».

Случаи разного рода «выхода из тела» (при операции, при аварии, под веществами) можно объяснить диссоциацией. Здесь субъект отстраняется от собственной тушки. Разумеется, ни о каком физическом отделении речь не идёт. Всё это происходит в его голове, но от этого такое отстранение не перестаёт быть «настоящим» для человека, который его переживает.

Предельный случай диссоциации — это раскол и появление множественной личности (да-да). И не спрашивайте меня, что такого со мной сделали, что меня раскололо, мы с К. пытались выяснить, вводя меня в глубокий химический транс, но единственный ответ, который удалось получить. «НАМ НЕЛЬЗЯ ОБ ЭТОМ ГОВОРИТЬ! ЗАПРЕЩЕНО!». Кем запрещено, почему — непонятно.

В менее выраженных случаях диссоциация знакома многим по ощущению «Нет, всё не может быть так плохо, это происходит не со мной!».

Рационализация

Ещё одна классная штука. Работает она либо, когда мы чего-то очень хотим, но не можем получить, либо, когда мы сделали что-то такое, результат чего для нас вреден. В первом случае эта фрустрированная потребность является тем самым травматичным опытом, от которого нужно защититься.

В обоих случаях она подгоняет под имеющиеся обстоятельства некое рациональное объяснение, из которого следует, что, якобы, именно этого мы и хотели.

Несколько примеров

Когда человека увольняют с работы, а он находит различные отговорки, это — рационализация: «мне страшно осознавать, что меня уволили, поэтому буду считать, что это я сам так хочу». Примеры таких отговорок: возможность сменить серпентарий на нормальный коллектив, начальница — дура, старое оборудование и вообще желание сменить работу оформилось задолго до увольнения.

Когда аудиофил покупает провод за несколько десятков тысяч долларов и «слышит» изменение в звучании своей стереосистемы, это тоже она: «мне неприятно признать, что я потратил такие деньги впустую, поэтому я придумаю себе объяснение того, почему звук должен улучшиться, и поверю в него». При этом изменение не регистрируется ни одним измерительным прибором.

Когда автолюбитель смотрит в след проезжающему шикарному автомобилю и комментирует, что он расходует слишком много топлива. Или заявляет, что картошку в таком возить неудобно, это тоже она: вместо «я — нищеброд, который не может себе позволить такую штуку» человек думает «это — плохая, несовершенная машина, и я её не хочу».

Отрицание

Ну, тут всё понятно. Берём и отрицаем травмирующий опыт. Не было этого и всё тут! Не следует путать с вытеснением. Там мы просто не помним о чём-то. Тут активно отрицаем, утверждая, что такого не было, да и быть не могло.

Иногда люди, получившие неприятную новость, восклицают: «О, нет!». Вот это — оно, отрицание. Корни его, вероятно, растут из детства. Дети верят, что, если они чего-то не видят, значит этого не существует.

Классический пример — родитель, который отказывается оплакивать и хоронить мертвого ребёнка. Или муж, который упорно отрицает саму возможность, что его жена, такая классная, заботливая и понимающая, та, с кем он столько прошёл, ВНЕЗАПНО сношается направо-налево с его другом. В общем, всё, что можно описать фразой: «Нет, этого быть не может, потому что не может быть!», — относится к отрицанию.

Изоляция

Очень классная защита, правда. Мне безумно нравится. Суть её в том, что человек отстраняется от фрустрации. Он отключает эмоции, перестаёт чувствовать и тем самым — избегает боли. Как говорят психотерапевты, в этом случае аффективный аспект отделяется от когнитивного.

От меня ушла женщина, с которой я построил симбиотическую психотическую связь. Я по этому поводу ничего не чувствовал, а был озадачен поиском нового жилья, поскольку жили мы до этого вместе. Я не переживал по поводу основного события. Оно меня не трогало. Я был озадачен другим, гораздо более мелким вопросом. Потому, что изолировал аффект.

Изоляция — весьма полезная штука. Например, на войне полководец планирует сражение и отстраняется от того факта, что вот сейчас, в эту самую минуту, стоя в своём шатре с картой, он обрекает тысячи людей на мучительную смерть.

Психиатр, который кладёт пациента на вязки, должен изолироваться от эмпатии к параноидному шизофренику. Он не думает о том, что в этот момент больной переживает самый настоящий хтонический ужас.

Франкл говорил о человеке, артисте, прошедшем концлагерь. На своих выступлениях он, глядя в зрительный зал, подсчитывал количество газа, которое понадобилось бы, чтобы усыпить всех присутствующих. Никаких чувств, чистый разум.

Этот тип защиты очень любят разного рода сценаристы и писатели. Они строят сюжет на том, что герой, не испытывающий никаких чувств, в конечном итоге проникается чем-то (или кем-то) и обретает эмоциональность.

Проекция

«Все гомофобы — латентные педерасты». Слышали такое выражение? Вот это — про неё самую, про проекцию. Суть этой защиты состоит в том, что личность как бы переносит то, что является травматичным, на других. Проекция – это процесс, в результате которого внутреннее ошибочно воспринимается как приходящее извне.

Например, человек, жаждущий убийства, может бессознательно определить это желание как слишком ужасное и спроецировать это на других. На соседей, коллег, ЗОГ и т.д. Т.е. он сам хочет убивать, но ему кажется, что это все хотят его убить.

Классическим примером проекции является параноидальная ревность. Супруг, которому очень хочется на сторону, подозревает жену в том, что, якобы, она спит со всеми подряд. Возможно так и есть, в конце концов, «если у вас паранойя, это не значит, что ОНИ за вами не следят». Но даже в этом случае такое восприятие не является здоровым. И уж, тем более, здоровым оно не является, если супруга и не думала даже смотреть на других мужчин, не говоря уже о большем.

Следует отметить, что не только паранойя основывается на проекциях. Например, такая штука, как эмпатия и способность к сопереживанию имеет в своей основе те же самые механизмы.

Идентификация с агрессором

Некоторые авторы считают, что эта защита имеет общие механизмы с интроекцией. Другие выделяют её в отдельную защиту. Как бы там ни было, можно сказать, что здесь работает процесс, направленный в противоположную сторону — интроекция. Интроекция — это процесс, в результате которого идущее извне ошибочно воспринимается как приходящее изнутри.

Проявляется идентификация с агрессором в том, что жертва как бы интроецирует его качества, делает их своими. Например, представители низших каст заключенных очень склонны гордиться своим пребыванием в МЛС и нести тюремные «понятия» в обычную жизнь.

Ребёнок садиста сам может стать садистом. Ему кажется, что таким образом он сможет контролировать свои мучения. «Стань таким же, как он, и ты сможешь им управлять!» — вот формула этой защиты.

А вообще интроекция — классная и полезная штука, которая далеко не всегда приводит к идентификации с агрессором. Например, ребёнок интроецирует образы родителей. Через это он познаёт окружающий мир в процессе своего развития.

Да и сама идентифиация с агрессором не так уж и плоха. В определённой ситуации она вполне может быть более адекватной реакцией, чем отказ от всяких попыток защитить психику.

Смещение

Эта защита знакома, наверное, всем. Она является одной из самых интуитивно понятных. Суть её состоит в подмене объекта травмирующего переживания.

Например, человек злится на начальника. Он не может высказать ему свои претензии из-за страха потери работы. После окончания рабочего дня — приходит домой и бьёт жену. Жена, в свою очередь, из страха потери кормильца боится ему ответить и бьёт ребёнка. Ребёнок боится матери и пинает собаку. Собака не решается напасть на более высокорангового члена стаи, чем она сама, и кусает кошку. А кошка испытывает экзистенциальную тоску. Ибо она — в самом низу пирамиды.

Ещё один интересный пример. Ревнивый мужчина стремится «набить морду» не своей легкомысленной подруге, а «тому уроду». Хотя, если помыслить рационально, это не имеет никакого смысла. Проблема-то не в нём. Но смещение такое смещение.

Наш гипотетический «рогоносец» убегает от осознания, что «его избранница — женщина лёгкого поведения». Ведь это означает, что он сам такую выбрал, поэтому весь гнев направляется на любовника. А если добавить проекции, то и вообще на любого постороннего человека.

Интересные случаи

Я имел счастье не только наблюдать комбинацию смещения и проекций, но и отхватить по лицу в результате работы этой комбинации, так что, можно сказать, что понимание этих механизмов в меня в буквальном смысли вбили

Некоторые авторы объясняют возникновение фетишизма через механизм замещения. Здесь половой партнёр в силу каких-то причин теряет свою привлекательность и как бы отдаёт её некоему предмету: латексной перчатке, лакированным туфлям и т.п. Примеры таких причин: неуверенность субъекта в себе, тревога, травматичный опыт в предыдущих сексуальных отношениях и т.д.

Смещение играет важную роль в социальной динамике больших групп населения. Порой весьма немалое количество народу на любые сведения о прегрешениях власти злится не на самого преступника, занимающего значительную должность, а на того, кто обнародовал информацию о его преступлениях.

Даже если материалы имеют в своём составе «железные» доказательства, они обвиняют последнего в «продажности», «отсутствии патриотизма», «русофобии», «свидомости», «службе в интересах Госдепа», «работе на Кремль» и прочих вещах.

Морализация

«Не мы такие, жизнь такая» — вот девиз морализаторов. Человек, использующий эту защиту, убеждает себя в том, что он совершает плохие поступки не по своей воле. Это касается действий, за которые человек испытывает угрызения совести. Или просто порицаемый своей социальной группой поступок.

Например, родитель, избивающий ребёнка, чтобы «сформировать характер», пользуется этой защитой.

Нацисты не просто убивали и грабили население захваченных территорий, а «несли блага высшей арийской цивилизации». Представители т.н. «Русского мира»… а, впрочем, пост не о политике.

Мой руководитель на одной из предыдущих работ купил очень дорогостоящий автомобиль. Он явно был ему не по карману. А мотивировал это тем, что он заботится о том, какое впечатление он производит на клиентов и сотрудников. «Для вас же стараюсь», ага.

Вместо выводов

Психологических защит очень и очень много. Здесь перечислены далеко не все. Это лишь маленькое подмножество, содержащее те примеры, которые мне по каким-то причинам наиболее интересны.

Более того, даже в серьёзной литературе список рассматриваемых защит очень сильно отличается не только от автора к автору, но и в разных работах одного и того же исследователя.

Здесь были рассмотрены, в основном, негативные примеры работы защитных механизмов. Сделано это только с одной целью — наиболее ярко и понятно проиллюстрировать предмет обсуждения.

В целом же, хочу напомнить о том, что все психологические защиты — это продукт эволюционного и онтогенетического развития психики. Значит, в какой-то момент, в каких-то условиях они бывают очень и очень полезны.