Нейросети заменяют человеков, космические корабли бороздят всё, что ни попадя, а ссылки на статью Кэлхуна «Смерть в квадрате» всё ещё расползаются по рунету (даже на Хабре недавно было).
«Но ведь это же очевидный абсурд!» — может возмутиться продвинутый читатель, и я с ним даже соглашусь.
С другой стороны, очевидность — коварная штука: слишком уж удобно в неё прятать собственное невежество (всегда так делаю!).
Поэтому во славу Сатаны, во имя Великой Справедливости, да и просто ради того, чтобы хоть как-то скомпенсировать весь [б/в]ред, который я нёс в последнее время, я попробую с этой самой «очевидностью» побороться — хотя бы на уровне немного более подробного (чем я бы сам от себя ожидал) рассмотрения одного меметичного эксперимента из 70-х годов XX века.
Вообще, для того, чтобы лучше преисполниться, рекомендую ознакомиться с самой работой (или хотя бы её переводом на русский язык), но для тех, кому совсем лениво, постараюсь дать краткое изложение основных тезисов из упомянутой статьи [001].
Добрый доктор Кэлхун решил запустить мышей в среду, в которой почти всех нужных им ресурсов будет в достатке (температура, влажность, защита от дождя и прочей непогоды) или в избытке (еда, вода).
Почти, но не всех: физическое пространство он ограничил достаточно жёстко — ни одна мышь не могла выйти из созданной Кэлхуном «Вселенной 25» куда-либо ещё.
Обратите внимание: вопреки распространённому в пересказах «Смерти в квадрате» (именно так Кэлхун озаглавил статью, в которой описал результаты своего эксперимента) тезису о том, что «добрый доктор Кэлхун» выстроил для мышек самый настоящий рай, а они, твари тупые, не оценили заботы мудрого вождя, ни о какой утопии там речи и не шло.
Автор вполне конкретно ставит вопрос о том, как именно будет воздействовать на популяцию жёсткое органичение только одного жизненно важного ресурса — возможности свободного перемещения — на популяцию грызунов.
А вся эта «райская» избыточность осознанно создавалась им для достижения вполне конкретной цели — перенаселения, при котором ограничение возможности перемещения начнёт создавать существенное давление на популяцию.
Поначалу всё шло хорошо (для мышей, впрочем, автор тоже вряд ли был недоволен): еды много, воды много, жилищ — и тех избыток. Мыши стали плодиться с огромной скоростью.
Но постепенно их стало слишком много. Кэлхун делает вывод о том, что в какой-то момент количество контактов с сородичами, которые приходилось вывозить каждому из обитателей «Вселенной 25», намного превзошло значения, которые нормальная мышь может выдержать.
В буквальном смысле несчастным мышкам было сложно спрятаться, побыть наедине с собой или своими близкими, помедитировать, подумать о смысле жизни и т.д. На этом этапе Кэлхун зафиксировал ряд поведенческих феноменов, которым дал эффектные описания:
1. Часть самцов впали в апатию и стали нервными и отстранёнными: триггерились по любому поводу, но не завоёвывали территорию, чтобы потом спокойно наслаждаться успехом, а просто нападали друг на друга. Самками они не очень-то интересовались — ни совокупляться, ни драться с ними таким самцам не хотелось.
2. Другие самцы, гигачады мышиного мира, таки обзавелись собственной территорией, но поскольку претендентов было слишком много, не смогли эффективно оборонять (и, хуже того, не сумели защитить своих самок), а потому теряли не только квадратные дюймы своих участков, но и силы, здоровье и, в конце концов, доминирующее положение: никто не мог быть царём горы достаточно долго.
3. Наиболее знаменитая категория мышей, вызывающая огромное количество эмоций у людей самых разных убеждений, — «красавчики»: самцы, которые никак не участвовали в социальных взаимодействиях. Они не совокуплялись с самками (между собой — да [002], но это уже из других «Вселенных»), не дрались за территорию, просто ели, пили и ухаживали за своей прекрасной шёрсткой.
4. Самки, лишённые защиты адекватных сильных самцов, стали испытывать стресс и пытаться взять на себя их роль, увеличив количество агрессии, но стало хуже: агрессия получилась какая-то неэффективная и неизбирательная, и доставаться стало, в основном, детёнышам, которые, лишённые адекватного традиционного семейного воспитания, выходили в свет какими-то странненькими.
(На этом моменте любители притягивать всякую «этологию» к межполовым отношениям в человеках обычно начинают торжествовать: «ноука даказала ж, что просто мужыка нормального надо!»).
5. Детёныши, не успевшие усвоить адекватные паттерны поведения, пополняли вышеуказанные категории, доводя присущие каждой из них странности и поведенческие патологии сначала до абсурда, а потом и до логического завершения — смерти (в квадрате, да).
Всё это вместе Кэлхун назвал «поведенческой клоакой» (behavioural sink).
Кэлхун из этого всего сделал ряд выводов о том, что люди вот-вот перестанут уметь в абстракции, инженерию, развитие и вообще вымрут.
Прикол в том, что со временем сам автор от этих интерпретаций (по крайней мере, в столь наивной форме) отказался [003], но цитирующих (и — особенно — пересказывающих из числа нечитавших) было не остановить.
Поэтому давайте попробуем помочь Даше (ой, т.е. Джону) найти во всём этом бреду хоть что-то разумное, занудно рассмотрев то, что, собственно, было сделано в рамках обсуждаемого эксперимента.
Но для начала отвлекусь. Не могу не заценить язык, который Кэлхун использует в работе «Death Squared: The Explosive Growth and Demise of a Mouse Population» [001].
Собственно, начинается текст с прямого заявления о том, что автор будет переносить закономерности с мышей на людей.
Провокационное, мягко выражаясь, заявление для рецензируемой научной статьи, даже для 70-х.
Дальше — больше: цитаты из Откровения Иоанна, например, стих 6:8:
И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвёртою частью земли — умерщвлять мечом, и голодом, и мором, и зверями земными.
Нет, разумеется, само по себе это ничего не говорит о качестве исследования, и лично я вообще скорее симпатизирую такому изложению: здесь видна мысль автора, не только сухие результаты, но и достаточно яркие артефакты процесса размышлений, который эти результаты породил.
Есть некоторое особое очарование в старых — времён, когда наука ещё не оформилась окончательно в качестве «отрасли по производству знания» — научных работах.
В них столько страсти, поэзии и вдохновения бывает, что начинаешь сомневаться, почему их не публикуют в музеях и вообще не рассматривают и не оценивают как художественные произведения: по способности вызывать переживания у читателя они уделают многие признанные шедевры литературы, как по мне.
Сейчас таких уже не делают.
И всё же, как бы я ни симпатизировал архаическому стилю повествования, он был бы уместен для работ 1920-х (или ранее), но не 1970-х.
А это заставляет более внимательно присмотреться к данной работе и заподозрить автора в чрезмерной личной заинтересованности — когда это не просто захваченность вопросом и сосредоточенность на нём, но уже что-то большее, что-то личное.
А теперь, вооружившись некоторым скептицизмом, рассмотрим методологию, факты и выводы, которые содержит эта работа.
«Вселенная 25», на мой взгляд, представляет интерес скорее как артефакт социальных феноменов, как образчик современной мифологии: так или иначе работа и / или её отдельные положения используется самыми разными людьми для «доказательства» или в качестве «свидетельства в пользу» самых разных утверждений.
Вот только есть одна неприятность: далеко не всегда данные из этой работы используются корректно, а порой ощущается, что использующие (особенно, конечно, это касается всяких политиков и прочих публицистов) саму работу совсем не читали.
Нередко именно так и есть: смысл оригинальной статьи подменяется фолк-пересказами и интерпретациями, порой прямо противоречащими тому, что там вообще написано [003].
Мы не будем так делать, мы заглянем в текст и увидим там следующие тезисы [001]:
1. В работе речь идёт о мышах, но выводы применены к людям;
2. Утверждается, что выявленные закономерности (деградация колонии без возможности восстановиться) — универсальны (не сделана оговорка о границах применимости + контекстуально подано так, что вывод напрашивается, хотя прямого утверждения об этом там нет);
3. АААААААА, МЫ ВСЕ УМРЁМ!!!!!111111
Далее следует рассмотреть каждое из этих утверждений в отдельности, отобрать те из них, которые можно будет обоснованно посчитать истинными, а после — посмотреть, насколько полученный набор фактов и интерпретаций можно использовать в качестве свидетельства в пользу того, о чём обычно говорится в популярных пересказах «Смерти в квадрате» (прекрасный образчик того, что получается, когда психологи пытаются рассказывать о «Вселенной 25», доступен, например, на «Психологосе»).
Я не буду рассматривать этические и идеологические аргументы, вместо этого постараюсь проанализировать это всё с позиций наивного редукционизма, поскольку эта парадигма допускает достаточно высокий уровень цинизма и даёт понятные [даже таким примитивным существам, как я] результаты.
Современная практика применения научного метода предполагает, что при использовании моделей для изучения некоторого явления необходимо явным образом задать список параметров, которые мы моделируем, а также списки зависимых и независимых переменных.
А ещё — задать границы применимости и корректные методы экстраполяции данных, полученных из модели, на предметную область.
В данном случае имеем следующее: модель — колония мышей, предметная область — человечество, границы применимости — поведение целиком, а корректным способом экстраполяции данных автор считает простое заявление вида «мамой клянусь»:
For an animal so complex as man, there is no logical reason why a comparable sequence of events should not also lead to species extinction.
Или, если по-русски:
Для такого сложного животного, как человек, нет разумных причин, по которым аналогичная последовательность событий не должна привести к вымиранию вида.
Аргумент уровня «нет оснований не доверять сотруднику полиции».
Говоря более конкретно, сформулирую свою претензию так: согласно устоявшейся академической традиции, бремя доказательства применимости выводов, полученных на модели, к предметной области лежит на авторе модели, не на читателе.
Причём я посмотрел ещё некоторое количество его и не его статей [002, 004, 005](с крысами — дикими и одомашненными в том числе), но не нашёл там ни доказательства линейной переносимости данных с грызунов на людей в общем случае, ни указания на наличие такого доказательства.
Дело не в том, что меня как-то оскорбляет сравнение с крысой или мышью, а в том, что разные виды могут вести себя по-разному.
Для иллюстрации (не доказательства) своего тезиса, т.е. чтобы продемонстрировать важность тщательного выбора модельного организма, сошлюсь на другое исследование [005], в котором перегруженность создавалась для несколько более социальных животных — морских свинок — и привела к другим результатам: усложнению социальной иерархии и стабилизации «скученной» популяции.
При этом морские свинки «биологически» (по происхождению) хоть и далеки от крыс и мышей, но от человека ещё дальше [006], и если бы линейная экстраполяция «очевидно работала», то результаты на них должны были бы воспроизводиться гораздо раньше и проще, чем на людях.
А оно как-то нет.
Здесь можно сказать, что дизайн не совсем идентичен, и я вынужден согласиться: Кэлхун, будучи фанатиком (наверное, всё же в хорошем смысле) своего дела, проявил недюженную изобретательность в организации мышиных / крысиных «миров» (их много было).
И точно совпадающего с тем, что было у свинок в упомянутом исследовании [005], в каких-либо работах Кэлхуна я не заметил.
Но по самому спорному параметру (удалению молодняка для фиксации численности популяции) сопоставимые исследования [002] у Кэлхуна есть.
И патологические феномены, которые он, Кэлхун, включил в понятие «поведенческой клоаки» там вполне себе возникают.
Т.е. само по себе удаление нового молодняка из уже достаточно «перегруженной» популяции (стабилизация численности) не является гарантией того, что деструктивные элементы дезорганизации поведения, о которых говорит Кэлхун, не возникнут.
А значит, в случае морских свинок может действовать как этот фактор (но это ещё обосновать нужно©), так и какой-либо иной.
Причём второе — более вероятно: не только в этих двух исследованиях молодняк удаляли, но на крысах и мышах переход в «поведенческую клоаку» у Кэлхуна случался и воспроизводился, что свидетельствует в пользу предположения о достаточной «видоспецифичности» этих наблюдений.
Ну, или о высокой «кэлхуноспецифичности» методологии проведённых экспериментов, но об этом мы ещё поговорим ниже (спойлер: у других авторов воспроизвести результаты Кэлхуна не очень-то получилось).
И дело не в том, что я так сильно хочу выделить человеков из животного царства: к другим настолько же смелым экстраполяциям, например, переноса экспериментальных выводов с личинок майского жука на малабарских цивет (или, чтобы меньше экзотики и вообще поближе к народу — с кротов на кошек), я бы отнёсся столь же подозрительно.
В общем, у нас есть доказательство того, что экстраполяция может давать существенные ошибки (прецедент автоматически доказывает возможность).
У нас есть достаточно релевантное свидетельство того, что не для всех видов млекопитающих наблюдения, сделанные на крысах и мышах хорошо применимы (уже на морских свинках возникают значимые несоответствия).
И у нас нет никаких свидетельств [или хотя бы аргументов в пользу того, что] результаты «Вселенной 25» можно экстраполировать на человеков.
Такая экстраполяция может быть предметом забавной дискуссии в приятной компании, но к науке это отношения не имеет.
Но мне можно, я всё же больше про забавные обсуждения в приятной компании, чем про науку, увы.
Поэтому я не смогу удержаться, и ниже запилю целый раздел на тему различия людей и мышей, да
Второй момент, о котором хочется сказать — это то, какие именно мыши были использованы в качестве модельного организма во «Вселенной 25».
К счастью, Кэлхун приводит данные об этом: для своего эксперимента он выбрал классику — белых лабораторных мышек BALB/c.
Скорее всего, это не было каким-то осознанным выбором (по крайней мере, мне не удалось найти данных об этом), и (здесь моё предположение, которое, тем не менее, я считаю достаточно обоснованным), вероятно он просто взял самых доступных грызунов.
И зря, если так.
Дело в том, что, помимо прочих свойств, порода BALB/c известна тремя специфическими свойствами, имеющими самое непосредственное отношение к процессу размножения: они агрессивно территориальны, полигамны и склонны к уничтожению чужого потомства [007, 008, 009].
Рассматривая [не]допустимость экстраполяции результатов Кэлхуна на человеческие сообщества, следует поставить вопрос о том, насколько похожи схемы размножения людей и мышей BALB/c
Несмотря на то, что «умолчательная» схема полового поведения у человека остаётся предметом дискуссий [010], существуют данные о том, что моногамия в человеческих сообществах существует (примерно 16% случаев) [011].
Т.е. в отличие от мышей BALB/c, люди вполне самоорганизуются в сообщества с разными схемами полового поведения, что даёт большее разнообразие шаблонов социального взаимодействия и, соответственно, бóльшую способность адаптироваться к скученности.
Кроме того, для людей (как вида) не характерен инфантицид в массовом проявлении [012].
Детей били во все времена, но это нет свидетельств того, что это занятие было целенаправленным и массовым: речь скорее идёт об импульсивных актах, «перегибах в воспитании» и / или борьбе за ресурсы [013].
Мыши BALB/c гораздо более склонны к уничтожению потомства, особенно чужого, чем люди.
Кроме того, достоверно установлено, что люди умеют спонтанно организовываться в крайне специфическую систему размножения и поддержания потомства, которая недоступна не только конкретно для BALB/c, но и для мышей вообще.
Я говорю здесь конкретно об инстуционализированной полиандрии (которая с общественным одобрением, стабильностью и совместной заботой о потомстве, а не просто о бытовом блядстве).
Да, это не самая распространённая конфигурация, но она существует, она «естественно» сложилась исторически, причём в разных концах мира и разных сообществах (особенно в условиях достаточно сильного ограничения по ресурсам, включая (в случае Тибета) ограничение по пригодной к проживанию территории) [011, 014, 015, 016, 017, 018].
Институционализированная полиандрия у людей создаёт достаточно мощные механизмы противодействия тем тенденциям, о которых говорит Кэлхун, экстраполируя (некорректно, на мой взгляд) результаты с BALB/c на человеков.
Она не только снижает конкуренцию между мужчинами, но и повышает выживаемость потомства, а также качество обучения потомства.
Да, гораздо чаще встречается неинстуционализированное бытовое блядство, но мой тезис не в том, что человечество массово практикует институционализированную полиандрию.
Он в том, что эта штука:
1. Известна человечеству и (доказано существование соответствующих сообществ) в целом работает на людях;
2. По косвенным свидетельствам, помогает сообществам уходить от чрезмерной конкуренции и приспосабливаться к условиям достаточно жёсткой нехватки ресурсов;
3. Присутствует в [со]знании людей не только в форме этнографических записей, мифов и энциклопедических статей, но и на практике (до сих пор, кстати).
Я считаю, что это достаточно сильные аргументы в пользу того, что экстраполяция результатов «Вселенной 25» на человечество как минимум требует серьёзных свидетельств в пользу корректности этой операции, а без таковых просто не может служить основанием для каких-либо последующих рассуждений.
Кэлхун за свою карьеру построил достаточно много «Вселенных» для грызунов (помимо мышей, у него были ещё и крысы).
И далеко не везде в точности воспроизводились результаты «Вселенной 25».
Так, в одном из экспериментов [019] был зафиксирован крайне любопытный, на мой взгляд, акт: некоторые крысы «изобрели» более эффективный метод рытья нор.
Обычно крыса просто копает нору лапами, выгребая землю подальше. Эти действовали иначе: они формировали шар из земли, а уже потом катили этот шар в сторону от норы, повышая общую эффективность своей работы.
Причём это не были «социально успешные» доминирующие животные.
Наоборот, это были особи, изгнанные из основной группы, дезорганизованные, преимущественно практикующие гомосексуальные половые акты (шансов на самку у них не было).
Позже [003] это поведение даже сравнили с изобретением человечеством колеса.
И даже сам Кэлхун со временем пересмотрел собственные выводы, отмечая, что подчинённые или исключённые из иерархии особи формируют неестественное, девиантное, но в некоторых случаях креативное [020: p. 30] и адаптивное поведение.
Т.е. результаты «Вселенной 25» некорректно линейно экстраполировать не только на человечество на Земле, но и на другие достаточно схожие эксперименты того же автора (здесь напомню, что его модель не подразумевала выработки адаптивных поведенческих стратегий, радикально меняющих балансы).
В этом разделе я решил собрать методологические недостатки, достаточно существенные, на мой взгляд, чтобы поставить под сомнение не только экстраполяцию выводов «Вселенной 25» на человечество, но и стать свидетельствами в пользу суждения о том, что и для изучения поведения грызунов этот эксперимент не является достаточно корректным.
1. Эксперимент называется «Universe 25», однако Кэлхун почти не описывал другие свои «Вселенные» для грызунов, что ставит под сомнение воспроизводимость результатов (хотя бы самим Кэлхуном) и то, не было ли в статье 1973-го года [001] некоторой предвзятой избирательности со стороны автора.
Низкая воспроизводимость результатов (никто не повторил толком).
Указанное выше сомнение косвенно подтверждается тем, что Кесслеру в 1966-м году не удалось воспроизвести результаты Кэлхуна, хотя и количество мышей (1000 и 800 штук в двух экспериментальных группах) и плотность (85 или 60 на квадратный фут, т.е. на кусок площади примерно 30 x 30 сантиметров) были достаточно впечатляющими.
Сам Кесслер говорил [021], что до него никто не достигал такой плотности мелких млекопитающих.
Зафиксировал Кесслер и поведенческие изменения, однако они не были фатальны для колоний.
Существенных повреждений взрослых особей замечено не было: численность колонии стабилизировалась, но не за счёт болезней, травм или повышенной смертности взрослых особей, а за счёт снижения сексуальной активности, количества «успешных» (завершающихся родами) беременностей и выживаемости молодняка.
«Поведенческой клоаки» — того, что пугало Кэлхуна, — фатального изменения паттернов поведения, после которого колония обречена на вымирание, не случилось.
Не было ни апатичных «красавчиков» (beautiful ones), ни «аутичных» (термин Кэлхуна) особей, ни мышей, неспособных есть / пить в отсутствии сородичей (впрочем, кэлхун такое описывал не на мышах, а на крысах, и не во «Вселенной 25», а в другом эксперименте [002]).
Более того, У Кесслера мыши, пересаженные из экспериментальных колоний с высокой плотностью в индидуальные (парные — самец + самка) клетки или колонии с меньшей плотностью, восстанавливали обычный для своего вида и породы уровень сексуальности и плодовитости (у Кэлхуна — нет).
Не знаю, в том ли дело, что Кесслер использовал не BALB/c, а другие породы (C57L/J, SWR/J, C3HeB/FeJ, 129/J), или в иной физической конструкции «Вселенной», но результаты у него получились намного менее пессимистичными.
И, — позволю себе отсылку к распространённому выводу о «стагнации» и «завершению эволюционного развития» человечества, который любят делать из результатов «Вселенной 25», — Кесслер заметил в своих экспериментальных популяциях «свидетельства происходящего естественного отбора» (он отследил это по сопоставлению данных о генетике мышей и цвету шкурок).
Кстати, возможно, не лишним будет упомянуть и некоторые характеристики используемых Кесслером мышей:
1. C57L/J — агрессивны, активны, проявляют хорошую способность к обучению [022].
2. SWR/J — обычно достаточно здоровы, склонны к спонтанной активности [023], устойчивы к ожирению [023, 024], высокое соотношение массы мозга к массе тела [025].
3. C3HeB/FeJ — способны достаточно долго находиться на открытом пространстве (характеристика, по которой можно судить о тревожности — чем дольше мышь находится на открытом пространстве, тем лучше она справляется с тревогой), имеют высокую индивидуальную вариативность в реагировании испугом на стимул [026]. Они плодовиты и эффективно ухаживают за потомством [027].
4. 129/J — белые мыши, для которых характерно снижение способности к пространственному мышлению / ориентированию, а также низкой обучаемостью. А ещё они несколько менее тревожны, чем, например, B6 (стандартная мышь для сравнения) [028].
Т.е. породы, используемые Кесслером, имеют достаточно значимые различия в поведении, но все они не настолько территориальны и склонны к инфантициду, как BALB/c, на которых Кэлхун строил «Вселенную 25» (и снова отмечу, что это достаточно странный выбор, требующий отдельного обоснования, которого Кэлхун, к сожалению не предоставил).
Вторую (и последнюю из тех, о которых удалось найти хоть какие-то сведения) попытку воспроизвести результаты Кэлхуна совершил Хэммок (Hammock) в 1971-м году.
Он использовал мышей породы Swiss Webster — эти грызуны умеют достаточно хорошо защищаться (в отличие от многих других лабораторных пород) [029], долго живут, устойчивы к заболеваниям, плодовиты, имеют низкий уровень смерти детёнышей [030], однако склонны к снижению плодовитости пропорционально времени жизни изолированной колонии [031].
Его результаты также не подтвердили выводы Кэлхуна: вместо того, чтобы скатиться в «поведенческую клоаку», экспериментальные колонии просто достигали какого-то уровня численности и прекращали увеличивать плотность (с большим или меньшим уровнем «брутальности» / смертности детёнышей и беременностей, не завершающихся родами).
В целом результаты Кэлхуна в эксперименте «Вселенная 25» можно назвать «уникальными», что ставит под сомнение возможность использования его данных для каких-либо целей (весьма вероятно, что они не отражают каких-либо общих тенденций, а являются эффектной аберрацией).
Fun Fact: исследование на макаках-резусах показало, что с увеличением плотности популяции матери начинают проводить больше времени со своими детёнышами, а детёныши группируются с родственниками, формируя таким образом обособленные и автономные подгруппы, некоторые из которых потом становятся автономными (фактически новыми популяциями) [032].
Это не является опровержением результатов Кэлхуна (где образование новых популяций было невозможно, поскольку территория была ограничена, и ни одна особь не могла куда-либо мигрировать).
Однако это показывает, что выбор модельного животного для исследования влияния плотности популяции на поведение играет важную роль: на мышах такого не было, у них всё примитивнее — меньше детёнышей рождается и / или больше умирает.
А ещё намекает на то, что неплохо бы посмотреть на усложнение социальных иерархий, предпосылки для его возникновения и последствия для колонии / сообщества / популяции.
Люди — не мыши. Очевидно, банально, тавтологично.
Однако, возможно, это утверждение станет более осмысленным, если сфокусировать внимание на значимых в контексте данной дискуссии различиях между этими двумя видами.
Сам Кэлхун утверждал, что его результаты, — главным образом, «поведенческая клоака» — есть результат «социальной перегрузки»: когда социальных контактов становится слишком много, грызун (крыса или мышь) начинает демострировать дезадаптивное / патологическое поведение [001, 002].
При этом, согласно Кэлхуну (точнее — той его версии, которая была во времена «Вселенной 25»), популяция не имеет каких-то механизмов противостояния этим патологическим изменениям (снижению сексуальной активности, повышению уровня агрессии, снижению фертильности и качества ухода за потомством, появлению особей, никак не вовлечённых в социальные взаимодействия).
Однако как было показано выше, у иных, более равных, животных, например, морских свинок, такого не происходит [005].
Вместо ухода в «поведенческую клоаку» популяция отвечает на возросшую скученность усложнением иерархии: популяция перешла от схемы «доминирующий самец и его самки + подчинённые самцы» к более сложной, в которой сформировались кластеры вокруг самок.
Каждый из самцов стал отдавать предпочтение каким-то определённым самкам (до четырёх самцов на одну).
Такая группа самцов, связанных с одной и той же самкой формировала иерархию — доминирующий самец («владелец» по терминологии авторов) охранял самку во время течки и спаривался с ней в этот период (остальные самцы спаривались позже или раньше, когда вероятность зачатия потомства намного ниже).
При этом сами «владельцы» образовали иерархию между собой: наиболее успешные имели свои территории, другие — не имели (но при этом имели самку).
Таким образом можно говорить о примере адаптации популяции к скученности путём образования дополнительного уровня вертикальной иерархиии.
Однако этот пример (в отличие от результатов «Вселенной 25») не является чем-то уникальным в животном мире.
Многие виды, даже очень далёкие друг от друга генетически, — рыбы, птицы, насекомые, рептилии, млекопитающие — образуют различного рода иерархические структуры [033, 034].
По современным представлениям, формирование социальной иерархии может быть вызвано различными обстоятельствами — у некоторых видов (например, пчёл) она достаточно жёстко определена генетически, другие могут формировать иерархические группы в результате социальной динамики, третьи формируют линейные структуры доминирования путём индивидуального подчинения всех других особей (каждой в отдельности).
Но фишка не в этом, а в том, что социальные иерархии, однажды сформировавшись, становятся самоподдерживающимися (и вот здесь свидетельств вполне достаточно), поскольку иерархия выгодна всем участникам, не только доминирующей особи: наличие установленных иерархических взаимоотношений снижает количество конфликтов, смертей и серьёзных повреждений у многих видов, у некоторых повышает уровень согласованности действий группы [034].
Однако не все формы социальной иерархии позвоночных (предлагаю ограничиться ими) имеют одинаковую эффективность.
Для целей этого повествования достаточно разделить их многообразие на две неравные группы — одноуровневые (доминирующая особь и подчинённые животные, как у мышей Кэлхуна) и многоуровневые (как, например, у морских свинок в примере выше).
Далеко не все животные умеют образовывать многоуровневые иерархии с количеством уровней более двух [035, 036] (с другой стороны, у мышей — всего один).
Примерами видов, которые способны это делать, являются слоны (до шести уровней) [037], гамадрилы [038, 039] (до пяти уровней), гелады [035], азиатские тонкотелые обезьяны [040], кашалоты [041] (но насчёт них существуют некоторые сомнения, которые мы рассмотрим ниже).
Несмотря на относительно малое количество исследований, посвящённых причинам возникновения феномена «вложенности» (наличия нескольких уровней) иерархии, существуют данные о том, что такая структура может возникать, в том числе, как ответ на недостаток территории и наличие «лишних» (не имеющих возможности и ресурсов для полноценного удовлетворения потребностей / нерепродуктивных) особей [040, 042, 043].
Кроме того, показано, что многоуровневые иерархии могут быть эффективным ответом сообщества на инфантицид [040], и, — что ещё важнее, — способом построения «социальной мембраны»: формы взаимодействия, при которой особь достаточно изолирована от одних сородичей (большей их части) и при этом близко взаимодействует с другими [037, 044].
Выглядит как решение проблемы «социальной перегруженности», которую Кэлхун постулировал в качестве причины перехода колонии в «поведенческую клоаку».
Из этнографии и культурологии известно, что люди никогда не жили изолированными семьями: всегда существовал какой-то способ организации семейных групп и, соответственно, хотя бы один дополнительный («над-семейный») уровень социальной организации [045, 046].
К сожалению, социальная структура у мышей, как это ни странно, исследована гораздо хуже: большая часть публикаций строится вокруг анализа взаимодействия особей один-на-один [047].
Известно, что домашние мыши (предки сегодняшних лабораторных мышей (Mus musculus), включая использованных Кэлхуном BALB/c) жили в больших организованных по территориальному признаку группах [048, 049].
Кроме того, показано, что лабораторные мыши, как и их дикие собратья в условиях, приближенных к естественным, формируют группы [050], в каждой из которых есть доминантный самец, охраняющий самок и территорию группы [051], однако общая динамика сообщества сильно зависит от случая (и неплохо так аппроксимируется агентами, перемещающимися случайным образом [052]).
Т.е., в отличии от человека (или, например, слонов), мыши не формируют стабильные многоуровневые социальные иерархии.
Отдельно хочется подчеркнуть, чтобы показать, насколько мы в этом смысле различны, что большинство видов, способных образовывать многоуровневые социальные иерархии, ограничиваются двумя уровнями.
Сюда входят самые разные животные, не только млекопитающие, но и, например, птицы [053].
То есть между нами и мышами — пропасть: целый класс «двухуровневой организации», из которого удалось выйти весьма немногим видам (список представлен выше).
Таким образом, достаточно серьёзным методологическим недостатком эксперимента «Вселенная 25» является использование мышей — животных, не способных к образованию многоуровневых социальных иерархий, — в качестве модельного организма для изучения сообщества людей (животных, которые формируют многоуровневые иерархии с самым большим из известных числом уровней вложенности).
Но почему мы (и некоторые другие виды) можем формировать трёх-и-более-уровневые социальные иерархии, а мыши — нет?
Простейшим объяснением может стать гипотеза социального мозга [054, 055], согласно которой, в ответ на усложнение социальной структуры у приматов (точнее, их [то есть наших] предков) произошло непропорциональное развитие мозга в целом и неокортекса в частности.
Точнее даже не так: процесс на самом деле двунаправленный [055].
С одной стороны, усложнение социальной структуры формирует отбор особей, строящих успешное поведение в сложных социальных условиях (для чего вполне пригождается больший мозг).
С другой, больший мозг требует больше времени на формирование и обучение, что увеличивает период «детства» — беспомощности детёнышей, что требует усложнения социальной организации (в том числе, таких сложных операций, как моделирование мотивов, интенций и прогнозирование поведения сородичей, ведь те далеко не всегда бывают дружественны) [054, 055, 056].
А ещё в период более длинного детства в условиях сложной социальной среды большой мозг лучше обучается социальным стратегиям, давая больше репродуктивных возможностей своему носителю: круг замыкается, а в результате мы имеем резкое увеличение мозга (и неокортекса в частности) [055].
Некоторые авторы, придерживающиеся гипотезы социального мозга, предполагают, что размер неокортекса у приматов — чрезмерен.
Т.е. для управления движением тушки в пространстве, навигации по территории и решения других когнитивных задач, которые могли бы возникать в среде обитания без учёта сложного социального контекста — столько неокортекса просто не нужно [054].
Логичным было бы предположить, что именно этим — различиями мозга (хоть по массе, хоть по объему) в целом и неокортекса в частности (хоть в относительных масштабах, хоть в абсолютных величинах) — и следует объяснить столь высокую разницу в способностях к усложнению социальной организации между людьми и мышами.
Однако, как это обычно бывает, оказалось, что не всё так просто.
При исследовании социальной структуры у конголезских западных равнинных горилл были выявлены многоуровневые (на текущий момент можно говорить и трёх уровнях) структуры [057].
Строго говоря, это никак не ставит под сомнение гипотезу социального мозга в её общем виде, но есть одна проблема: в общем виде она используется относительно редко — антропоцентризм добрался и сюда.
Людям интересно изучать себя, поэтому нередко оказывается, что когда кто-то обсуждает (в т.ч. и со страниц уважаемых рецензируемых изданий) формирование и особенности «социального мозга», он(а) на самом деле говорит о приматах, и только о них.
Мы не станем спорить с мейнстримными настроениями, и несколько более внимательно посмотрим на наших «ближайших родственников» (в эволюционном масштабе, конечно же).
Большие человекообразные обезьяны — в разное время отделились от той эволюционной ветки, которая дала начало роду Homo (и человеку разумному): сначала от этой линии отделились орангутаны, потом гориллы и, наконец, шимпанзе (наиболее близкий к человеку вид из живущих) [058].
Но у шимпазе многоуровневых иерархических структур нет, а у горилл (и даже гамадрилов, которые от нас ещё дальше) — есть [057].
А ещё у слонов и китообразных (правда насчёт достоверности сведений о последних есть некоторые вопросы), что уже совсем никак на антропоцентризм не натягивается.
Хуже того, если смотреть на всех перечисленных с точки зрения гипотезы социального мозга, то придётся либо принимать её в абстрактном, не учитывающем морфологию, виде (всё же мозг слона, кита и шимпанзе достаточно сильно отличается; а мозг гориллы и шимпанзе — похож, но многоуровневые иерархии у первых есть, а у вторых — нет), что не очень принято в современной науке, либо не принимать вовсе.
Кстати про слонов (а начинали мы с мышей, да).
Известно, что у них самый большой мозг среди живущих на суше животных (с самой большой по объёму корой больших полушарий), но при этом в когнитивных задачах они значительно уступают уже упомянутым выше шимпанзе и, тем более, людям (в значительной степени за счёт намного меньшей плотности упаковки нейронов) [059].
Однако в некоторых аспектах слоны превосходят даже нас — в уровне детализации и времени хранения долгосрочной пространственно-временной и социальной памяти [059].
В этом смысле слоны похожи на… китообразных, у которых, по некоторым данным, тоже хорошие мнестические способности [060, 061], и которые имеют высокий уровень пространственного интеллекта [062, 063, 064]. И многоуровневые социальные иерархические структуры, да.
Впрочем о китообразных будет отдельный подраздел, там не всё настолько понятно, как хотелось бы.
Всё это заставляет задуматься о том, что «аппаратной основой» способности к созданию сложных многоуровневых иерархических структур может являться… гиппокамп [065].
Гиппокамп — это часть лимбической системы и гиппокамповой (гиппокампальной) формации.
До 1930-х считалось, что основная его функция — обонятельная. В 30-х — что он часть «биологической основы аппарата эмоций». К концу 30-х стали появляться сведения о том, что гиппокамповая формация обеспечивает контроль над вниманием.
С конца 50-х стали говорить о том, что гиппокамп как-то связан с памятью (впрочем, на это ещё Бехтерев в позапрошлом веке указывал).
Например, Сковиль вызвал у своего пациента антероградную амнезию: после операции, в результате которой гиппокамп был разрушен (пытались вылечить эпилепсию), пациент не мог ничего запомнить.
Никакие новые факты, впечатления и знания в его памяти не задерживались. Впрочем, и предшествующие операции 11 лет он не слишком помнил.
А начиная с 70-х с гиппокампом стали ассоциировать способности к ориентации в пространстве [066: p. 10-16].
Последние две версии (память и ориентация в пространстве) актуальны и сегодня.
Но, как и всё в мозге, гиппокамп много с чем связан, и много для чего используется [066] (ниже мы рассмотрим его функции в контексте обсуждаемого вопроса).
Гиппокамп — это хорошо, но обсуждаем мы не его, а способность различных животных формировать сложные социальные структуры для того, чтобы эффективно противостоять скученности.
Однако первое, что приходит на ум при попытке собрать вместе приматов (включая людей), мышей, слонов, многоуровневые социальные структуры, гиппокамп и китообразных — это возражение о том, что у последних он (гиппокамп) существенно редуцирован [067, 068, 069].
И снова не всё так просто.
Что интересно, у китообразных не происходит нейрогенез в гиппокампе во взрослом возрасте [069] (у большинства изученных млекопетающих, включая человека, происходит). Вероятно, это связано с тем, что они, в отличие от всех остальных, не спят [069].
Точнее — у них отсутствует REM-фаза сна во взрослом возрасте, кроме того, известно, что в первый месяц после рождения они не спят совсем [070].
Так вот, гиппокамп у них маленький и не растёт со временем. На этот счёт есть два основных мнения.
Первое заключается в том, что, по крайней мере у зубатых китов, часть функций гиппокампа была перенесена в «чрезвычайно хорошо развитую» кортикальную лимбическую долю (периархикортикальное поле над мозолистым телом и энторинальной корой) [068].
Второе, противоположное, заключается в том, что относящиеся к гиппокампу функции работают у китообразных примерно настолько же хуже, насколько и должны при таком уровне его редукции, а все свидетельства «высоких когнитивных способностей» китообразных являются ошибками интерпретаций наблюдений и / или экспериментов [071, 072].
И что «язык» у них не язык вовсе, а набор щелчков без какой-либо семантики , и вообще они не более, чем стохастические попугаи .
И что вообще мозг у них большой, но вряд ли умный, и основная его функция — терморегуляция.
Причём здесь терморегуляция?
Дело в том, что мозг (не только у китообразных, а вообще) — фигня, которая достаточно сильно греется в процессе работы, сильнее, чем остальная тушка, и, согласно мнению сторонников этой [второй] гипотезы, большой мозг китообразных, в котором много глиальных клеток (больше в относительном масштабе, чем у других млекопитающих) нужен им исключительно в качестве отопителя [072, 073].
И не спят они, согласно этой интерпретации, для того, чтобы греться сильнее — отсутствие сна продуцирует аномальный для других млекопетающих уровень норадреналина, а он заставляет глиальные клетки разогреваться [072].
Точка в этом споре ещё не поставлена — просто потому, что исследовать крупных водных животных, особенно в аспекте поведения, намного сложнее, чем, например, эксперименты Кэлхуна.
Собственно, именно поэтому нельзя однозначно сказать, какова причина намного меньшего количества задокументированных свидетельств наличия у китообразных многоуровневых социальных структур: это потому, что их нет, или потому, что их сложнее наблюдать.
Но для наших целей это не так важно, мы можем позволить себе просто исключить китов из списка и посмотреть на оставшихся.
У слонов и приматов с гиппокампом всё хорошо. Особенно у слонов — у них он гораздо больше, чем у людей (в относительном масштабе) [059].
Но какое отношение он имеет к социальной сфере?
Можно было бы предположить, что, будучи каким-то образом связанным с памятью, он обеспечивает способность запоминать и вспоминать сородичей, их социальный статус и контекст взаимодействия с ними.
И это даже будет правдой [074], но удобнее посмотреть на него с другой точки зрения.
Когда мы говорим о том, что гиппокамп как-то связан с ориентацией в пространстве, мы имеем в виду следующее: эта структура участвует в построении так называемой «когнитивной карты» — образа знакомого пространственного окружения [075].
Однако существуют свидетельства того, что гиппокамп участвует в построении не только «пространственной когнитивной карты» (которая отражает физическое пространство и объекты в нём), но и «когнитивных карт» в иных, не относящихся к пространственному распределению объектов, областях [076].
Например, в области социальных взаимодействий, которое некоторым образом можно представить как двумерное пространство, где первым измерением будет «власть», а вторым — «принадлежность» [076].
Оба названия взяты в достаточно широкой трактовке: «власть» — это и ранг, и доминирование, и способности / ресурсы, а «принадлежность» включает в себя родство, близость, доверие, дружественность и прочее подобное.
Что касается «власти», животные, включая человека, могут строить иерхические модели всей структуры на основании данных о результатах парных взаимодействий: если Петя побил Васю, а Вася побил Сашу, Петя способен сделать транзитивный переход и выработать прогноз, в котором он тоже побьёт Сашу. [076]
Или, если не о людях, гиппокамп мыши позволяет ей выбирать еду, ранее «надкушенную» другой мышью (по-видимому, эволюционное значение — некоторое обеспечение безопасности пищи) [076].
В отношении «принадлежности» показано, что у людей гиппокамп [как минимум] обеспечивает возможность оценивать степень знакомости лиц (например, отличать совсем незнакомые лица, лица известных людей и лица людей, с которыми субъект знаком лично) [077] (а вот и функции, тесно связанные с памятью, да).
Кроме того, обновлением «социальной когнитивной карты» — под воздействием прямых эмпирических данных («я думал, что побью Петю, но это он меня побил») или в результате наблюдения за сородичами занимается в значительной степени он же — гиппокамп [077, 078].
Указанные способности — формировать когнитивное представление социальных отношений, строить заключения, обновлять репрезентации и задействовать априорное знание, а также экстраполировать его на новые социальные контексты — являются основой для построения сложных социальных структур.
Именно поэтому возможно предположить, что максимальная сложность социальных структур, которые способен образовывать вид, ограничивается в значительной степени возможностями гиппокампа его представителей (с китами разобрались выше).
По крайней мере, свидетельства того, что именно гиппокамп занимается процессингом структур и иерархий как таковых, у нас есть [079, 080].
Кстати, о связи процессов обработки физического пространства и «пространства социальных отношений» говорит и тот факт, что переключением внимания в социальных контекстах занимается одна и та же структура — верхняя теменная долька [081].
Ещё одной интересной особенностью является связь гиппокампа с фракталами и фрактальностью (как свойством).
При решении человеком задачи, заключающейся в том, чтобы добавить к структуре новый уровень иерархии, повторяющий структуру (см. рисунок ниже, часть B), можно заметить активацию регионов теменно-медиального височного пути, включая заднюю поясную и ретроспленальную кору, а также, что важно для нашего обсуждения, их проекции в медиальную височную кору (именно там находится гиппокамп и парагиппокампальная извилина) [082].
Считается, что это каким-то образом обеспечивает интеграцию пространственной и семантической информации [082].
При этом задачи, не требующие обработки иерархических самоподобных структур (см. рисунок выше, часть A), такой активации не вызывает [082].
Гиппокамп (и вся «пространственная система») задействуется не только при создании / изменении самоподобных иерархических структур, но и при распознавании фрактальных изображений [083].
Fun fact: гиппокамп не только участвует в восприятии и обработке фракталов, но и сам «по форме похож на один из известных фракталов — Пифагорово дерево» [084]:
Это заставляет задуматься о «фрактальной природе реальности» [085], «вычислительной Вселенной» Вольфрама [086] (скорее по ассоциациям), Сети Индры и прочей шизотерике: хреновина для обработки фрактальных изображений во фрактальном мире сама по себе подобна фракталу — это ли не прекрасно!
Но где-то тут уже пора принять нейролептики и вернуться к теме 🙂
Хотя нет, рано.
Fun fact 2: раз уж мы вспомнили о фракталах, можно поговорить о математике вообще.
Дело в том, что научение детей математике тоже в значительной степени завязано на работу гиппокампа [087], именно его считают биологической основой радикального ускорения обработки арифметический операций у детей старшего дошкольного / младшего школьного (в зависимости от программы обучения) [088].
По умолчанию дети вычисляют каждую операцию заново (а иногда и вообще «на пальцах»), а это слишком долго и слишком сложно [089].
Но, становясь взрослее, значительно ускоряются в этом за счёт кэширования — часть операций не пересчитывается, а извлекается в качестве готового знания.
И вот дети начинают использовать «кэширование», демонстрируя при этом очень высокую активность гиппокампа [088].
Более того, объём гиппокампа ребёнка позволяет предсказать его успешность в изучении математики (в данном случае — арифметики) [090].
Кстати, если он, объём гиппокампа, слишком маленький, то предсказываются уже не уровень «способностей к математике», а откровенная дискалькулия [091].
А ещё сама способность связывать абстрактно-символическое отображение чисел (например, арабские цифры) и их фактическую реализацию в виде набора объектов, — иными словами, способность понять, что на картинке нарисовано именно 7 птиц, и «семь» — это число, — тоже зависит от работы гиппокампа (и особенно его связей с внутритеменной бороздой) [092].
Если говорить о взрослых, то вопрос биологической основы одарённости / таланта к математике изучен не так хорошо, как хотелось бы, но имеющиеся сегодня свидетельства указывают на то, что эти качества как минимум коррелируют со способностями к визуально-пространственному мышлению и качеством рабочей памяти [093].
(Отсюда, вероятно, и такое высокое признание стандартных прогрессивных матриц Равена в качестве средства для измерения уровня интеллекта, что меня несколько печалит, но об этом надо отдельную большую статью пилить).
Однако, несмотря на достаточно большое количество свидетельств о важности гиппокампа для элементарных операций, устного счёта и умения оценить количество объектов, данных о том, что он вносит существенный вклад в способности к «высшей математике» — нет [094].
Это некоторым образом согласуется с наблюдением, согласно которому паттерны активации гиппокампа существенно отличаются у детей с высокофункциональным аутизмом и детей без особенностей развития в задачах, требующих навыков устного счёта (первые с этими задачами справились лучше) [095].
И, раз уж мы заговорили о высокофункциональных аутистах, сложно не упомянуть савантов.
Рассматривать савантизм во всём его многообразии мы не станем (как и протокол индукции его в нейротипичных людях, хотя и такое есть [096]).
Существует гипотеза, согласно которой экстраординарные способности к запоминанию фактов, построению маршрутов и устному счёту, может быть вызвана специфической реорганизацией обработки информации в неокортексе по образу того, как это происходит у слонов [096].
Грубо говоря, возможно, часть операций сложной «упаковки» информации не выполняется, а расчёты в какой-то мере переносятся из области коры в более глубокие структуры.
Косвенным свидетельством в пользу этого предположения является тот факт, что саванты не могут сказать, как они делают то, что делают, что, вероятно, вызвано нарушениями семантической памяти и способности давать имена и ярлыки феноменам при сохранности памяти как таковой.
Возможно, отсюда берёт и некоторая «буквальность», «детальность», присущая им [096].
Т.е. говоря чисто технически, саванты обрабатывают информацию не «лучше», а «хуже» — теряя семантический контекст.
Или, — ещё конкретнее, — у нейротипичных людей нейронные ансамбли, способные выделять смысл, до некоторой (достаточно выраженной степени) подавляют другие группы, которые обеспечивают детальность восприятия и обработки [097].
А у савантов — нет.
Так что действительно до какой-то степени можно утверждать, что «понять» нечто и «запомнить это в деталях» в некотором роде взаимоисключающие действия.
Сюда прямо таки напрашиваются воспоминания о токсичных комментариях из школьных времён: дескать, зубрилки тупые, ничего понять не могут, но доказательства тезиса в столь радикальной формулировке — не существует, и я бы хотел это подчеркнуть, чтобы не быть неверно понятым в столь триггерном вопросе.
Далее было бы интересно рассмотреть вопросы восприятия мира людьми с расстройствами аутистического спектра и попытаться понять, как оно — в мире со сниженной семантикой, — и что мы можем от этого получить, но текст и так уже получился слишком громоздким.
Напомню (не в последнюю очередь самому себе), что мы всё ещё находимся в сеттинге рассмотрения результатов «Вселенной 25», и попыток определить, насколько корректно эти результаты переносить на человечество.
Выше было показано, что способность противостоять повышенной плотности популяции в значительной степени определяется количеством уровней организации социальной иерархии [057].
Соответственно, можно сделать вывод о том, что для того, чтобы мыши Кэлхуна подходили в качестве модельного организма для человечества, а и на выводах, полученных из «Вселенной 25» можно было что-то строить, нужно, чтобы между гиппокампом человека и лабораторной мыши не было принципиальных отличий.
О людях довольно много уже сказано, пора перейти к мышам. У них гиппокамп тоже работает для репрезентации достаточно абстрактных понятий вроде «гнезда» или «подстилки» (соответствующие нейроны активируются при предъявлении в качестве стимула самых разных элементов этих категорий) [098]
Основным отличием гиппокампальной формации между людьми и мышами является то, что у мышей она функционально связана преимущественно с сенсорной корой, а у человека — с ассоциативной [099].
С мышами всё достаточно понятно: раз уж гиппокамп занимается обновлением «ментальных карт» (и введение этого понятия в отношении отображения физического пространства не вызывает большого количества вопросов), то логично подключить его как можно ближе к сенсорному вводу.
На крысах (но вряд ли мыши сильно отличаются), например, показано, что информация, считываемая вибриссами поступает в гиппокамп для обновления репрезентаций пространства [100].
У мышей кортико-гиппокампальная связь функционально «плоская», там один уровень иерархии организации [099].
У людей всё сложнее: сенсорный ввод не попадает напрямую в гиппокампальную формацию, а обрабатывается предварительно ассоциативной корой [100].
Т.е. как минимум можно говорить о том, что на вход гиппокампу человека и мыши подаётся очень разный ввод. При этом у человека этот ввод может дополнительно аугментироваться ассоциативной корой.
А ещё у человека гиппокамп функционально связан с сетью памяти в теменной области (parietal memory network, PMN), которая ассоциирована с задачами целеполагания и распознавания характера стимулов [101].
Как минимум, это должно давать в результате более быстрое и точное различение знакомого и незнакомого контекста. Как максимум — являться важной частью механизма самоосознавания (в т.ч. в контексте выполняемой задачи) [101].
Т.е. у мышей всё достаточно линейно: вплоть до того, что улучшение памяти (стимуляция бутиратом натрия) влияет на активацию гиппокампа, улучшает социальную память и усиливает доминантное поведение. Линейно. Даже у сабмиссивных особей [102].
У людей всё сложнее. Дети, занимающие высокий статус в коллективе ровесников, имеют лучшую память (здесь мы на мышей похожи).
Но дальше начинаются различия: там, где мышь, оценивающая свой социальный статус как высокий, начнёт пытаться фактически доминировать (драться, прогонять сородича), дети действуют иначе.
В отсутствии установленной иерархии младшеклассники действительно ведут себя подобно мышам — все пытаются задоминировать всех (на самой первой стадии «Вселенной 25» мыши действовали точно так же).
Но достаточно быстро стратегии, основанные на принуждении, становятся неэффективными, и дети переходят к использованию более тонких инструментов — кооперации против кого-то, манипуляции и тому подобного.
Причём успех в социальной иерархии зависит именно от этих «условно про-социальных умений» [103, 104].
И это логично: по всей видимости, уникальная в животном мире связанность гиппокампа с другими областями позволяет людям моделировать персональное будущее (в т.ч. положение в иерархии) на основании пережитых в прошлом эпизодов [105].
Более того, людям доступен анализ вида «а если бы я тогда поступил иначе, к чему бы это привело?» [106].
Разумеется, это не только про гиппокамп, но в значительной степени — про него.
То, как гиппокамп связан с другими регионами человеческого мозга позволяет нам гораздо лучше прогнозировать социальные последствия наших действий [106].
Таким образом, рассмотрение вопроса со стороны анатомии приводит к тому же самому: свидетельству против гипотезы о корректности распространения результатов Кэлхуна на людей.
Мы (люди и мыши) отличаемся слишком сильно в аспекте анатомического строения, и это не позволяет переносить [и без того сомнительные] результаты «Вселенной 25» на человечество в целом или отдельные группы людей.
Зачем? Незачем!
Кэлхуна и его «Вселенную 25» не критиковал только ленивый, и было бы наивно предполагать, что после публикации этого текста в рунете перестанут на него ссылаться в качестве «научного доказательства» «окончания эволюции рода Homo», «неизбежной деградации человечества», «неполноценности квир-персон» (их часто сравнивают с «красавчиками» Кэлхуна) и прочей чуши.
Зато у меня будет возможность быстро и без каких-либо когнитивных затрат скинуть ссылку на этот текст вместо продолжения непродуктивных обсуждений.
Ну, а если получится внести хотя бы небольшой вклад в популяризацию занудного и придирчивого рассмотрения разного рода «очевидностей», я буду очень-очень доволен.
001. Calhoun, J. B. (1973). Death Squared: The Explosive Growth and Demise of a Mouse Population. In Proceedings of the Royal Society of Medicine (Vol. 66, Issue 1P2, pp. 80–88). SAGE Publications. https://doi.org/10.1177/00359157730661p202
002. John B. Calhoun, “Population Density and Social Pathology,” Scientific American, vol. 206, no. 2 (February 1962), pp. 139–150. Available at http://psycnet.apa.org/psycinfo/1963-02809-001.
003. Edmund Ramsden & Jon Adams, “Escaping the Laboratory: The Rodent Experiments of John B. Calhoun & Their Cultural Influence,” The Journal of Social History, vol. 42, no. 3 (2009). Available as a working paper at http://eprints.lse.ac.uk/22514/.
004. Freedman, J. L., Heshka, S., & Levy, A. (1975). Population density and pathology: Is there a relationship? Journal of Experimental Social Psychology, 11(6), 539–552. doi:10.1016/0022-1031(75)90005-0
005. Sachser N., 1986. Different forms of social organization at high and low population densities in guinea pigs // Behaviour. Vol. 97. P.253-272.
006. Maxeiner, S., Gebhardt, S., Schweizer, F., Venghaus, A. E., & Krasteva-Christ, G. (2021). Of mice and men – and guinea pigs? In Annals of Anatomy — Anatomischer Anzeiger (Vol. 238, p. 151765). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/j.aanat.2021.151765
007. McGill, T. E. (1962). Sexual Behavior in Three Inbred Strains of Mice. Behaviour, 19(4), 341–350. http://www.jstor.org/stable/4533021
008. Heinla, I., Åhlgren, J., Vasar, E., & Voikar, V. (2018). Behavioural characterization of C57BL/6N and BALB/c female mice in social home cage – Effect of mixed housing in complex environment. In Physiology & Behavior (Vol. 188, pp. 32–41). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/j.physbeh.2018.01.024
009. https://www.informatics.jax.org/inbred_strains/mouse/docs/BALB.shtml
010. Karigo, T., & Deutsch, D. (2022). Flexibility of neural circuits regulating mating behaviors in mice and flies. In Frontiers in Neural Circuits (Vol. 16). Frontiers Media SA. https://doi.org/10.3389/fncir.2022.949781
011. Marlowe, F. (2000). Paternal investment and the human mating system. In Behavioural Processes (Vol. 51, Issues 1–3, pp. 45–61). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/s0376-6357(00)00118-2
012. Frankenhuis, W., & Amir, D. (2022). What is the expected human childhood? Insights from evolutionary anthropology. Development and Psychopathology, 34(2), 473-497. doi:10.1017/S0954579421001401
013. Walker, P. L. (2001). A Bioarchaeological Perspective on the History of Violence. In Annual Review of Anthropology (Vol. 30, Issue 1, pp. 573–596). Annual Reviews. https://doi.org/10.1146/annurev.anthro.30.1.573
014. Schacht, R., & Kramer, K. L. (2019). Are We Monogamous? A Review of the Evolution of Pair-Bonding in Humans and Its Contemporary Variation Cross-Culturally. In Frontiers in Ecology and Evolution (Vol. 7). Frontiers Media SA. https://doi.org/10.3389/fevo.2019.00230
015. Borgerhoff Mulder, M. (2009). Serial Monogamy as Polygyny or Polyandry? In Human Nature (Vol. 20, Issue 2, pp. 130–150). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s12110-009-9060-x
016. Smith, E. A. (1998). Is tibetan polyandry adaptive? In Human Nature (Vol. 9, Issue 3, pp. 225–261). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s12110-998-1004-3
017. Levine, N. E., & Silk, J. B. (1997). Why Polyandry Fails: Sources of Instability in Polyandrous Marriages. In Current Anthropology (Vol. 38, Issue 3, pp. 375–398). University of Chicago Press. https://doi.org/10.1086/204624
018. Starkweather, K. E., & Hames, R. (2012). A Survey of Non-Classical Polyandry. In Human Nature (Vol. 23, Issue 2, pp. 149–172). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s12110-012-9144-x
019. Calhoun, J. B. “What sort of box?” Man-Environment Systems 3: 3-30.
020. Hammock, James Robert, «Behavioral Changes Due to Overpopulation in Mice» (1971). Dissertations and Theses. Paper 1429. https://doi.org/10.15760/etd.1428
021. KESSLER, M.D., Alexander, 1931-. Interplay between social ecology and physiology , genetics and population dynamics of mice. The Rockefeller University, Ph.D., 1966. Alexander Kessler, M.D.. 31 March 1966.
022. Sathiyakumar, Sankirthana. Neurobiological and Computational Approaches to Behavioural Flexibility. Dissertations and Theses. University of Toronto (Canada) ProQuest Dissertations Publishing, 2022. 28963449.
023. Gannon, K. S., Smith, J. C., Henderson, R., & Hendrick, P. (1992). A system for studying the microstructure of ingestive behavior in mice. In Physiology & Behavior (Vol. 51, Issue 3, pp. 515–521). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/0031-9384(92)90173-y
024. Leibowitz, S. F., Alexander, J., Dourmashkin, J. T., Hill, J. O., Gayles, E. C., & Chang, G.-Q. (2005). Phenotypic profile of SWR/J and A/J mice compared to control strains: Possible mechanisms underlying resistance to obesity on a high-fat diet. In Brain Research (Vol. 1047, Issue 2, pp. 137–147). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/j.brainres.2005.03.047
025. Roderick, T. H., Wimer, R. E., Wimer, C. C., & Schwartzkroin, P. A. (1973). Genetic and phenotypic variation in weight of brain and spinal cord between inbred strains of mice. Brain Research, 64, 345–353. doi:10.1016/0006-8993(73)90188-1
026. Tarantino, L. M., Gould, T. J., Druhan, J. P., & Bucan, M. (2000). Behavior and mutagenesis screens: the importance of baseline analysis of inbred strains. In Mammalian Genome (Vol. 11, Issue 7, pp. 555–564). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s003350010107
027. https://conductscience.com/maze/c3heb-fej-mouse-strain/#3
028. Montkowski, A., Poettig, M., Mederer, A., & Holsboer, F. (1997). Behavioural performance in three substrains of mouse strain 129. In Brain Research (Vol. 762, Issues 1–2, pp. 12–18). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/s0006-8993(97)00370-3
029. Blanchard, R.J., Parmigiani, S., Agullana, R., Weiss, S.M. and Caroline Blanchard, D. (1995), Behaviors of Swiss-Webster and C57/BL/6N sin mice in a fear/defense test battery. Aggr. Behav., 21: 21-28. https://doi.org/10.1002/1098-2337(1995)21:1<21::AID-AB2480210105>3.0.CO;2-0::
030. Lutz, C. M., Linder, C. C., & Davisson, M. T. (2012). Strains, Stocks and Mutant Mice. In The Laboratory Mouse (pp. 37–56). Elsevier. https://doi.org/10.1016/b978-0-12-382008-2.00003-9
031. Schlapp, G., Meikle, M. N., Silva, C., Fernandez-Graña, G., Menchaca, A., & Crispo, M. (2020). Colony aging affects the reproductive performance of Swiss Webster females used as recipients for embryo transfer. In Animal Reproduction (Vol. 17, Issue 4). FapUNIFESP (SciELO). https://doi.org/10.1590/1984-3143-ar2020-0524
032. BERMAN, C. M., RASMUSSEN, K. L. R., & SUOMI, S. J. (1997). Group size, infant development and social networks in free-ranging rhesus monkeys. In Animal Behaviour (Vol. 53, Issue 2, pp. 405–421). Elsevier BV. https://doi.org/10.1006/anbe.1996.0321
033. Chase, I. D. (1974). Models of hierarchy formation in animal societies. In Behavioral Science (Vol. 19, Issue 6, pp. 374–382). Wiley. https://doi.org/10.1002/bs.3830190604
034. Tibbetts, E. A., Pardo-Sanchez, J., & Weise, C. (2022). The establishment and maintenance of dominance hierarchies. In Philosophical Transactions of the Royal Society B: Biological Sciences (Vol. 377, Issue 1845). The Royal Society. https://doi.org/10.1098/rstb.2020.0450
035. Kawai, M., Dunbar, R. I. M., Ohsawa, H., & Mori, U. (1983). Social organization of gelada baboons: social units and definitions. Primates, 24, 13–24.
036. Ren, R., Yan, K., Su, Y., Zhou, Y., Li, J., Zhu, Z., Hu, Z., & Hu, Y. (2000). A field study of the society of Rhinopithecus roxellanae. Beijing: Beijing University Press.
037. Wittemyer, G., Douglas-Hamilton, I., & Getz, W. (2005). The socioecology of elephants: analysis of the processes creating multitiered social structures. Animal Behaviour, 69, 1357–1371.
038. Schreier, A. L., & Swedell, L. (2012). The socioecology of network scaling ratios in the multilevel society of hamadryas baboons. International Journal of Primatology, 33. doi:10.1007/s10764-011-9572-1.
039. A. L. Schreier, L. Swedell, The fourth level of social structure in a multi-level society: Ecological and social functions of clans in hamadryas baboons. Am. J. Primatol. 71, 948–955 (2009).
040. Cyril C. Grueter , Carel P. van Schaik, Evolutionary determinants of modular societies in colobines, Behavioral Ecology, Volume 21, Issue 1, January-February 2010, Pages 63–71, https://doi.org/10.1093/beheco/arp149
041. Whitehead, H., Antunes, R., Gero, S., Wong, S. N. P., Engelhaupt, D., & Rendell, L. (2012). Multilevel Societies of Female Sperm Whales (Physeter macrocephalus) in the Atlantic and Pacific: Why Are They So Different? In International Journal of Primatology (Vol. 33, Issue 5, pp. 1142–1164). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s10764-012-9598-z
042. Grueter, C. C., Matsuda, I., Zhang, P., & Zinner, D. (2012). Multilevel Societies in Primates and Other Mammals: Introduction to the Special Issue. In International Journal of Primatology (Vol. 33, Issue 5, pp. 993–1001). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s10764-012-9614-3
043. Rubenstein, D. I., & Wrangham, R. W. (Eds.). (1986). Ecological Aspects of Social Evolution: Ecology and Sociality In Horses and Zebras. Princeton University Press.
044. Swedell, L., & Plummer, T. (2012). A Papionin Multilevel Society as a Model for Hominin Social Evolution. In International Journal of Primatology (Vol. 33, Issue 5, pp. 1165–1193). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s10764-012-9600-9
045. Murdoch, G. P. (1981). Atlas of world cultures. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press
046. Dyble, M., Thompson, J., Page, A.E., Chaudhary, N., Salali, G.D., Vinicius, L., Mace, R., Migliano, A.B. (2016) Networks of food sharing reveal the functional significance of multilevel sociality in two hunter-gatherer groups. Current Biology, 26 (15): 2017-2021.
047. Williamson, C. M., Franks, B., & Curley, J. P. (2016). Mouse Social Network Dynamics and Community Structure are Associated with Plasticity-Related Brain Gene Expression. In Frontiers in Behavioral Neuroscience (Vol. 10). Frontiers Media SA. https://doi.org/10.3389/fnbeh.2016.00152
048. Berry, R. (1970). The natural history of the house mouse. Field Stud. 3, 219–262.
049. Crowcroft, P. (1973). Mice All Over. Chicago, IL: Chicago Zoological Society.
050. Williamson, C. M., Lee, W., and Curley, J. P. (2016). Temporal dynamics of social hierarchy formation and maintenance in male mice. Anim. Behav. 115, 259–272. doi: 10.1016/j.anbehav.2016.03.004
051. Gray, S. J., Jensen, S. P., and Hurst, J. L. (2000). Structural complexity of territories: preference, use of space and defence in commensal house mice, Mus domesticus. Anim. Behav. 60, 765–772. doi: 10.1006/anbe.2000.1527
052. Perony, N., Tessone, C. J., König, B., and Schweitzer, F. (2012). How random is social behaviour? Disentangling social complexity through the study of a wild house mouse population. PLoS Comput. Biol. 8:e1002786. doi: 10.1371/journal.pcbi.1002786
053. Camerlenghi, E., McQueen, A., Delhey, K., Cook, C. N., Kingma, S. A., Farine, D. R., & Peters, A. (2022). Cooperative breeding and the emergence of multilevel societies in birds. In N. Pinter‐Wollman (Ed.), Ecology Letters (Vol. 25, Issue 4, pp. 766–777). Wiley. https://doi.org/10.1111/ele.13950
054. Malloy, T. E. (2018). Social relations modeling in groups. In Social Relations Modeling of Behavior in Dyads and Groups (pp. 317–355). Elsevier. https://doi.org/10.1016/b978-0-12-811967-9.00013-8
055. Charvet, C. J., & Finlay, B. L. (2012). Embracing covariation in brain evolution. In Evolution of the Primate Brain (pp. 71–87). Elsevier. https://doi.org/10.1016/b978-0-444-53860-4.00004-0
056. Dunbar, R. I. M. (2009). Social Brain: Evolution. In Encyclopedia of Neuroscience (pp. 21–26). Elsevier. https://doi.org/10.1016/b978-008045046-9.00957-8
057. Morrison, R. E., Groenenberg, M., Breuer, T., Manguette, M. L., & Walsh, P. D. (2019). Hierarchical social modularity in gorillas. In Proceedings of the Royal Society B: Biological Sciences (Vol. 286, Issue 1906, p. 20190681). The Royal Society. https://doi.org/10.1098/rspb.2019.0681
058. Lameira, A. R., & Call, J. (2020). Understanding Language Evolution: Beyond Pan ‐Centrism. In BioEssays (Vol. 42, Issue 3, p. 1900102). Wiley. https://doi.org/10.1002/bies.201900102
059. Hart, B. L., Hart, L. A., & Pinter-Wollman, N. (2008). Large brains and cognition: Where do elephants fit in? In Neuroscience & Biobehavioral Reviews (Vol. 32, Issue 1, pp. 86–98). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/j.neubiorev.2007.05.012
060. Mercado E III, Murray SO, Uyeyama RK, Pack AA, Herman LM. 1998. Memory for recent actions in the bottlenosed dolphin (Tursiops truncatus): repletion of arbitrary behaviors using an abstract rule. Anim Learn Behav 26:210–218.
061. Mercado E III, Uyeyama RK, Pack AA, Herman LM. 1999. Memory for action events in the bottlenosed dolphin. Anim Cogn 2: 17–25.
062. Marino, L. (2002). Convergence of Complex Cognitive Abilities in Cetaceans and Primates. In Brain, Behavior and Evolution (Vol. 59, Issues 1–2, pp. 21–32). S. Karger AG. https://doi.org/10.1159/000063731
063. Fournet, M.; Szabo, A. Vocal repertoire of southeast Alaska humpback whales (Megaptera novaeangliae). J. Acoust. Soc. Am. 2013, 134, 3988-3988.
064. Smith, T. G., Siniff, D. B., Reichle, R., & Stone, S. (1981). Coordinated behavior of killer whales, Orcinus orca, hunting a crabeater seal, Lobodon carcinophagus. In Canadian Journal of Zoology (Vol. 59, Issue 6, pp. 1185–1189). Canadian Science Publishing. https://doi.org/10.1139/z81-167
065. Ferreira-Fernandes, E., & Peça, J. (2022). The Neural Circuit Architecture of Social Hierarchy in Rodents and Primates. Frontiers in cellular neuroscience, 16, 874310. https://doi.org/10.3389/fncel.2022.874310
066. Richard, M. (2006). Theories of hippocampal function. In The Hippocampus Book (pp. 581–714). doi:10.1093/acprof:oso/9780195100273.003.0013
067. Hof, P. R., & Van Der Gucht, E. (2007). Structure of the cerebral cortex of the humpback whale,Megaptera novaeangliae (Cetacea, Mysticeti, Balaenopteridae). In The Anatomical Record: Advances in Integrative Anatomy and Evolutionary Biology (Vol. 290, Issue 1, pp. 1–31). Wiley. https://doi.org/10.1002/ar.20407
068. Marino, L. (2007). Cetacean brains: How aquatic are they? In The Anatomical Record: Advances in Integrative Anatomy and Evolutionary Biology (Vol. 290, Issue 6, pp. 694–700). Wiley. https://doi.org/10.1002/ar.20530
069. Patzke, N., Spocter, M. A., Karlsson, K. Æ., Bertelsen, M. F., Haagensen, M., Chawana, R., Streicher, S., Kaswera, C., Gilissen, E., Alagaili, A. N., Mohammed, O. B., Reep, R. L., Bennett, N. C., Siegel, J. M., Ihunwo, A. O., & Manger, P. R. (2013). In contrast to many other mammals, cetaceans have relatively small hippocampi that appear to lack adult neurogenesis. In Brain Structure and Function (Vol. 220, Issue 1, pp. 361–383). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s00429-013-0660-1
070. Lyamin, O., Pryaslova, J., Lance, V., & Siegel, J. (2005). Animal behaviour: continuous activity in cetaceans after birth. Nature, 435(7046), 1177. https://doi.org/10.1038/4351177a
071. Patzke, N., Spocter, M.A., Karlsson, K.Æ. et al. In contrast to many other mammals, cetaceans have relatively small hippocampi that appear to lack adult neurogenesis. Brain Struct Funct 220, 361–383 (2015). https://doi.org/10.1007/s00429-013-0660-1
072. Manger, P. (2006). An examination of cetacean brain structure with a novel hypothesis correlating thermogenesis to the evolution of a big brain. Biological Reviews, 81(2), 293-338. doi:10.1017/S1464793106007019
073. Spocter, M. A., Patzke, N., & Manger, P. R. (2017). Cetacean Brains ☆. In Reference Module in Neuroscience and Biobehavioral Psychology. Elsevier. https://doi.org/10.1016/b978-0-12-809324-5.02175-1
074. Maaswinkel, H., Baars, A. M., Gispen, W. H., & Spruijt, B. M. (1996). Roles of the basolateral amygdala and hippocampus in social recognition in rats. Physiology & behavior, 60(1), 55–63. https://doi.org/10.1016/0031-9384(95)02233-3
075. O’Keefe J, Nadel L. The hippocampus as a cognitive map. Oxford University Press; Oxford, UK: 1978.
076. Montagrin, A., Saiote, C., & Schiller, D. (2017). The social hippocampus. In Hippocampus (Vol. 28, Issue 9, pp. 672–679). Wiley. https://doi.org/10.1002/hipo.22797
077. Trinkler, I., King, J. A., Doeller, C. F., Rugg, M. D., & Burgess, N. (2009). Neural bases of autobiographical support for episodic recollection of faces. Hippocampus, 19(8), 718–730. https://doi.org/10.1002/hipo.20556
078. Rubin, R. D., Watson, P. D., Duff, M. C., & Cohen, N. J. (2014). The role of the hippocampus in flexible cognition and social behavior. In Frontiers in Human Neuroscience (Vol. 8). Frontiers Media SA. https://doi.org/10.3389/fnhum.2014.00742
079. Kumaran, D., Melo, H. L., & Duzel, E. (2012). The emergence and representation of knowledge about social and nonsocial hierarchies. Neuron, 76(3), 653–666. https://doi.org/10.1016/j.neuron.2012.09.035
080. Viganò, S., & Piazza, M. (2021). The hippocampal‐entorhinal system represents nested hierarchical relations between words during concept learning. In Hippocampus (Vol. 31, Issue 6, pp. 557–568). Wiley. https://doi.org/10.1002/hipo.23320
081. Du, M., Basyouni, R., & Parkinson, C. (2021). How does the brain navigate knowledge of social relations? Testing for shared neural mechanisms for shifting attention in space and social knowledge. In NeuroImage (Vol. 235, p. 118019). Elsevier BV. https://doi.org/10.1016/j.neuroimage.2021.118019 (https://www.sciencedirect.com/science/article/pii/S1053811921002962)
082. Martins, M. J., Fischmeister, F. P., Puig-Waldmüller, E., Oh, J., Geissler, A., Robinson, S., Fitch, W. T., & Beisteiner, R. (2014). Fractal image perception provides novel insights into hierarchical cognition. NeuroImage, 96, 300–308. https://doi.org/10.1016/j.neuroimage.2014.03.064
083. Hall, G. B. C., Milne, A. M. B., & MacQueen, G. M. (2013). An fMRI study of reward circuitry in patients with minimal or extensive history of major depression. In European Archives of Psychiatry and Clinical Neuroscience (Vol. 264, Issue 3, pp. 187–198). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s00406-013-0437-9
084. Gutierrez Aceves, G. A., Celis López, M. A., Alonso Vanegas, M., Marrufo Meléndez, O. R., Moreno Jiménez, S., Pérez Cruz, J. C., Díaz Peregrino, R., González Aguilar, A., & Herrera González, J. A. (2018). Fractal anatomy of the hippocampal formation. In Surgical and Radiologic Anatomy (Vol. 40, Issue 11, pp. 1209–1215). Springer Science and Business Media LLC. https://doi.org/10.1007/s00276-018-2077-2
085. Hellemans, A. (2006). The Geometer of Particle Physics. Scientific American, 295(2), 36–38. doi:10.1038/scientificamerican0806-36
086. Mitchell, M. (2002). Is the Universe a Universal Computer? Science, 298(5591), 65–68. doi:10.1126/science.1075073
087. Vogel, S.E., De Smedt, B. Developmental brain dynamics of numerical and arithmetic abilities. npj Sci. Learn. 6, 22 (2021). https://doi.org/10.1038/s41539-021-00099-3
088. Cho, S., Metcalfe, A. W., Young, C. B., Ryali, S., Geary, D. C., & Menon, V. (2012). Hippocampal-prefrontal engagement and dynamic causal interactions in the maturation of children’s fact retrieval. Journal of cognitive neuroscience, 24(9), 1849–1866. https://doi.org/10.1162/jocn_a_00246
089. Cho, S., Ryali, S., Geary, D. C., & Menon, V. (2011). How does a child solve 7 + 8? Decoding brain activity patterns associated with counting and retrieval strategies. Developmental science, 14(5), 989–1001. https://doi.org/10.1111/j.1467-7687.2011.01055.x
090. Supekar, K., Swigart, A. G., Tenison, C., Jolles, D. D., Rosenberg-Lee, M., Fuchs, L., & Menon, V. (2013). Neural predictors of individual differences in response to math tutoring in primary-grade school children. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 110(20), 8230–8235. https://doi.org/10.1073/pnas.1222154110
091. Rykhlevskaia, E., Uddin, L. Q., Kondos, L., & Menon, V. (2009). Neuroanatomical correlates of developmental dyscalculia: combined evidence from morphometry and tractography. Frontiers in human neuroscience, 3, 51. https://doi.org/10.3389/neuro.09.051.2009
092. Hyesang Chang, Lang Chen, Yuan Zhang, Ye Xie, Carlo de Los Angeles, Emma Adair, Gaston Zanitti, Demian Wassermann, Miriam Rosenberg-Lee and Vinod Menon
Journal of Neuroscience 11 May 2022, 42 (19) 4000-4015; DOI: https://doi.org/10.1523/JNEUROSCI.1005-21.2022
093. Myers, T., Carey, E., & Szűcs, D. (2017). Cognitive and Neural Correlates of Mathematical Giftedness in Adults and Children: A Review. In Frontiers in Psychology (Vol. 8). Frontiers Media SA. https://doi.org/10.3389/fpsyg.2017.01646
094. Heidekum, A. E., Vogel, S. E., & Grabner, R. H. (2020). Associations Between Individual Differences in Mathematical Competencies and Surface Anatomy of the Adult Brain. In Frontiers in Human Neuroscience (Vol. 14). Frontiers Media SA. https://doi.org/10.3389/fnhum.2020.00116
095. Iuculano, T., Rosenberg-Lee, M., Supekar, K., Lynch, C. J., Khouzam, A., Phillips, J., Uddin, L. Q., & Menon, V. (2014). Brain organization underlying superior mathematical abilities in children with autism. Biological psychiatry, 75(3), 223–230. https://doi.org/10.1016/j.biopsych.2013.06.018
096. Snyder A. (2009). Explaining and inducing savant skills: privileged access to lower level, less-processed information. Philosophical transactions of the Royal Society of London. Series B, Biological sciences, 364(1522), 1399–1405. https://doi.org/10.1098/rstb.2008.0290
097. Snyder Allan 2009. Explaining and inducing savant skills: privileged access to lower level, less-processed informationPhil. Trans. R. Soc. B3641399–1405 http://doi.org/10.1098/rstb.2008.0290
098. Lin, L., Chen, G., Kuang, H., Wang, D., & Tsien, J. Z. (2007). Neural encoding of the concept of nest in the mouse brain. In Proceedings of the National Academy of Sciences (Vol. 104, Issue 14, pp. 6066–6071). Proceedings of the National Academy of Sciences. https://doi.org/10.1073/pnas.0701106104
099. Bergmann, E., Zur, G., Bershadsky, G., & Kahn, I. (2016). The Organization of Mouse and Human Cortico-Hippocampal Networks Estimated by Intrinsic Functional Connectivity. In Cerebral Cortex (Vol. 26, Issue 12, pp. 4497–4512). Oxford University Press (OUP). https://doi.org/10.1093/cercor/bhw327
100. Pereira, A., Ribeiro, S., Wiest, M., Moore, L. C., Pantoja, J., Lin, S. C., & Nicolelis, M. A. (2007). Processing of tactile information by the hippocampus. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 104(46), 18286–18291. https://doi.org/10.1073/pnas.0708611104
101. Zheng, A., Montez, D. F., Marek, S., Gilmore, A. W., Newbold, D. J., Laumann, T. O., Kay, B. P., Seider, N. A., Van, A. N., Hampton, J. M., Alexopoulos, D., Schlaggar, B. L., Sylvester, C. M., Greene, D. J., Shimony, J. S., Nelson, S. M., Wig, G. S., Gratton, C., McDermott, K. B., Raichle, M. E., … Dosenbach, N. U. F. (2021). Parallel hippocampal-parietal circuits for self- and goal-oriented processing. Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America, 118(34), e2101743118. https://doi.org/10.1073/pnas.2101743118
102. Chou, YJ., Ma, YK., Lu, YH. et al. Potential cross-species correlations in social hierarchy and memory between mice and young children. Commun Biol 5, 230 (2022). https://doi.org/10.1038/s42003-022-03173-7
103. Roseth, C.J., Pellegrini, A.D., Dupuis, D.N., Bohn, C.M., Hickey, M.C., Hilk, C.L. and Peshkam, A. (2011), Preschoolers’ Bistrategic Resource Control, Reconciliation, and Peer Regard. Social Development, 20: 185-211. https://doi.org/10.1111/j.1467-9507.2010.00579.x
104. Pellegrini, A. D., Roseth, C. J., Mliner, S., Bohn, C. M., Van Ryzin, M., Vance, N., Cheatham, C. L., & Tarullo, A. (2007). Social dominance in preschool classrooms. Journal of comparative psychology (Washington, D.C. : 1983), 121(1), 54–64. https://doi.org/10.1037/0735-7036.121.1.54
105. Schacter, D. L., & Addis, D. R. (2007). The cognitive neuroscience of constructive memory: remembering the past and imagining the future. Philosophical transactions of the Royal Society of London. Series B, Biological sciences, 362(1481), 773–786. https://doi.org/10.1098/rstb.2007.2087
106. Schilder, B. M., Petry, H. M., & Hof, P. R. (2019). Evolutionary shifts dramatically reorganized the human hippocampal complex. In Journal of Comparative Neurology (Vol. 528, Issue 17, pp. 3143–3170). Wiley. https://doi.org/10.1002/cne.24822
]]>Бóльшая часть текста в этом посте (собственно, всё, кроме данного раздела) представляет собой перевод статьи Джона Б. Кэлхуна «Смерть в квадрате: взрывной рост и гибель популяции мышей» (Calhoun, J. B. (1973). Death Squared: The Explosive Growth and Demise of a Mouse Population. In Proceedings of the Royal Society of Medicine (Vol. 66, Issue 1P2, pp. 80–88). SAGE Publications. https://doi.org/10.1177/00359157730661p202).
В ней описан эксперимент (кавычки — по желанию), известный широкой публике под названиями «Вселенная 25», «Мышиная утопия», «Мышиный рай», «Мышиный ад» и тому подобными.
Для удобства читателя я выложил копию оригинального текста (на английском) на этот сайт: Death Squared: The Explosive Growth and Demise of a Mouse Population.
Не могу сказать, что считаю описанный в статье эксперимент методологически корректным, а выводы, которые из него довольно часто делают, сколько-нибудь обоснованными, но детальному критическому разбору «Вселенной 25» будет посвящена отдельная статья, а здесь — просто перевод (чтобы было, на что ссылаться).
Дальнейший текст — не мой, вопросы по его содержанию — к Кэлхону (а вот в косяки перевода меня вполне уместно ткнуть носом: сделать это можно или в ЛС в Телеге, или в комментах к посту на личном канальчике — Лобанов).
Джон Кэлхун (John B. Calhoun MD). Секция поведенческих систем, лаборатория эволюции мозга и поведения, национальный институт психического здоровья, 9000 Роквилл Пайк, Бетесда, Мэриленд 20014, США.
Я буду говорить здесь в основном о мышах, но мои размышления относятся к человеку, его исцелению, жизни и эволюции.
Древняя мудрость гласит: эволюция — это получение доступа к древу жизни. Две смерти угрожают эволюции: смерть духа и смерть плоти.
Это напоминает нам о первом всаднике Апокалипсиса на белом коне, отправившемся в бой, чтобы победить силы, угрожающие духу смертью.
В Откровении Иоанна Богослова (Откр. 2:7) говорится: «побеждающему дам вкушать от древа жизни, которое посреди рая Божия«, и далее (Откр. 12:2): «И листья дерева — для исцеления народов».
Это подводит нас к четвёртому всаднику Апокалипсиса (Откр. 6:8): «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом и голодом, и мором и зверями земными» (курсив мой — Кэлхун).
Именно вторая, телесная, смерть стала основной проблемой, которой озабочена современная медицина.
Но ни в ранней истории медицины, ни в клятве Гиппократа не содержится ничего, что исключало бы возможность равной озабоченности исцелением духа, исцелением народов, в той же мере, как и исцелением тела.
Возможно, нам стоит задуматься ещё над одной фразой Иоанна (Откр. 2:11): «побеждающий не потерпит вреда от второй смерти».
Рассмотрим сначала вторую смерть (табл. 1).
Четыре фактора смертности, перечисленные в Откровении, имеют прямые аналоги (с учётом разделения одного из них — в общей сложности получится пять) в живой природе.
Я кратко остановлюсь на каждом из этих пяти факторов, а затем расскажу о мерах, принятых для устранения или значительного снижения влияния каждого из них в утопической среде, созданной мной для мышей.
(1) Миграция: в дикой природе животные редко погибают непосредственно от «меча», внутривидовая борьба вызывает не слишком много смертей.
Вместо этого можно говорить скорее о том, что особи, потерпевшие поражение в символических иерархических схватках за право находиться в месте своего рождения или наиболее благоприятных условиях обитания, находят прибежище на периферии, в незанятых, часто далёких от оптимальных, условиях.
В необычной и значительно менее благоприятной ситуации данного эксперимента особи, которые могли бы мигрировать, становятся более подверженными другим факторам смертности.
Любое удаление избыточных особей из сложившейся популяции следует воспринимать как «смертность» в контексте изменения её, популяции, численности.
В этом смысле физическое перемещение части особей в другие локации является фактором смертности.
(2а) Дефицит ресурсов: обычно фокус внимания сосредоточен на вопросах нехватки воды и пищи, поскольку их сокращение увеличивает вероятность смерти.
Нехватка укрытий и других необходимых ресурсов также ведёт к снижению уровня соответствия характеристик окружающей среды потребностям популяции и, — в итоге, — к смерти или неспособности к воспроизводству (вымиранию вида).
(2б) Непогода: Каждый вид животных выработал генетическую адаптацию к определённому диапазону внешних условий, влияющих на его физиологические процессы.
Такие факторы, как ветер, дождь, влажность или температура, способны привести к немедленной смерти или отложенной гибели в результате ослабления организма, если уровень их воздействия превысит обычные значения.
Помимо этих факторов, своё влияние оказывают наводнения и пожары, представляющие собой катаклизмы, которые оказывают широкомасштабное и более длительное воздействие на численность популяции.
(3) Заболевания: Хотя у большинства видов вырабатывается определённая способность противостоять паразитам, бактериям и вирусам, которые проникают в их организм, большая часть популяций всё же подвержены риску резкого эпидемического сокращения численности (помимо обычного и более плавного истощения популяции в результате воздействия различных заболеваний на часть особей).
Аномально высокая плотность популяции повышает вероятность распространения заболеваний до масштабов эпидемии.
(4) Хищники: эволюция привела к тому, что почти каждому виду соответствуют хищники, убивающие по меньшей мере некоторых его представителей.
Несмотря на существование этих пяти факторов смертности, большинство видов сохраняется в течение длительных — вплоть до геологических масштабов — периодов времени.
Чтобы сохранить собственное существование, вид развивает способность к воспроизводству, необходимую для компенсации потерь от обычного воздействия факторов смертности, за исключением старения.
Я не упомянул старение как фактор смертности, поскольку редко, какое животное живёт достаточно долго, чтобы достичь пострепродуктивного возраста, не подвергаясь одному из вышеперечисленных факторов смертности.
Некоторые параметры этой среды уже обсуждались или были описаны в других работах (Calhoun 1969, 1971, Wigotsky 1970). Здесь же я расскажу, о том, как её конструктивные особенности были использованы для снижения смертности.
(1) Предотвращение миграции:
«Вселенная» представляла собой квадрат со стороной 101 дюйм (2,57 м), окружённый с четырёх сторон стенами высотой 54 дюйма (1,37 м).
Несмотря на то что нижняя часть стен была занята конструкциями, предназначенная для структурирования пространства с целью его более эффективного использования мышами, животные не могли перелезть через верхнюю 17-дюймовую (43 см) часть.
Таким образом, «вселенная» была замкнута.
(2a) Чрезмерная доступность ресурсов: стены были разделены на идентичные участки длиной 25 дюймов (64 см), каждый из которых был оборудован четырьмя тоннелями диаметром 3 дюйма (7,6 см) и длиной 34 дюйма (86 см) из сетчатой проволоки диаметром 1 дюйм (12,5 мм), припаянными вертикально к стенам.
Вход в тоннели осуществлялся через нижний конец, расположенный над покрытым измельчёнными стержнями кукурузных початков полом.
В каждом тоннеле на высоте 8 дюймов (20,3 см) были расположены четыре отверстия диаметром 1 дюйм (3,2 см), ведущим в гнездовые ящики размером (20,3 x 12,7 x 10,2 см). В одном таком ящике могли комфортно разместиться 15 мышей.
Стены, имеющие описанную выше конструкцию, делили пространство на клетки площадью 640 кв. дюймов (0,356 м2). В каждой клетке было четыре секции по четыре помещения.
В каждой из 16-ти клеток с правой стороны относительно группы тоннелей на высоте, составляющей половину высоты стены, располагалась кормушка из проволочной сетки, имеющая площадь 6 x 10 дюймов (15 x 25 см).
Перебираясь по внешней поверхности тоннеля, мыши могли получить доступ к кормушке. Одновременно ей могли пользоваться 25 мышей.
Поднимаясь выше по внешней поверхности туннелей, мыши могли получить доступ к платформе размером 4 х 18 дюймов (10 х 45 см), над которой были подвешены четыре бутылки с водой. Из каждой бутылки могли одновременно пить две мыши.
На полу в нескольких сантиметрах от основания туннелей всегда имелся обильный запас бумажных полосок для использования в качестве гнездового материала.
С учётом времени, необходимого для питья и приёма пищи, доступ к еде и воде не должен был стать ограничивающим фактором до достижения популяцией численности в 9500 или 6144 особей — для пищи и воды соответственно.
В 16-и клетках имелось в общей сложности 256 гнездовых укрытий, поэтому можно предположить, что недостаток укрытий не станет лимитирующим фактором до тех пор, пока численность популяции не превысит 3840 особей.
В связи с тем, что многие животные предпочитают собираться в количестве, превышающем 15 особей на гнездовой участок, при пиковой численности популяции в 2200 мышей 20% всех гнездовых участков обычно оставались незанятыми.
Таким образом, у самок всегда была возможность выбрать незанятое место для выкармливания детёнышей.
(2b) Ухудшение погодных условий: «Вселенная», созданная для мышей располагалась на втором этаже сборного металлического здания. В холодное время года температура окружающей среды поддерживалась на уровне 68°F (20°C).
В тёплое время года большие вытяжные вентиляторы поддерживали температуру окружающей среды в основном в диапазоне 70-90’F (21-32°C).
Дождь не мог способствовать ослаблению здоровья мышей, поскольку «вселенная» находилась в закрытом здании.
Движение воздуха поддерживалось на низком уровне, за исключением тех случаев, когда иное было необходимо для увеличения теплоотвода в периоды повышения температуры.
За время эксперимента не было получено никаких доказательств того, что указанные климатические условия приводят к повышению уровня смертности.
(3) Борьба с заболеваниями: домовые мыши-альбиносы BALB/c (Mus musculus), использованные в данном исследовании, были получены из Национального института здоровья США (National Institutes of Health), где соблюдаются строжайшие меры предосторожности для предотвращения возникновения эпидемических заболеваний, таких как сальмонеллёз.
Бактериальные посевы, взятые в период наиболее высокого уровня плотности популяции, показали, что микроорганизмы не являются фактором, влияющим на результаты нашего исследования.
Примерно раз в четыре-восемь недель во всех гнездовых ящиках и на полу убирали подстилку из измельчённых стержней кукурузных початков вместе с накопившимися фекалиями.
(4) Хищники: Хищники отсутствовали.
Некоторый уровень смертности наблюдался на протяжении всей истории существования популяции, созданной нами «вселенной» из 16-и клеток.
Смертность от старения начала вносить существенный вклад в снижение численности популяции только после того, как значительная часть мышей достигла старости.
По результатам первоначального анализа, менопауза у самок наступает в возрасте около 560 дней.
Хотя мы ещё не определили среднюю продолжительность жизни мыши после завершения периода вскармливания материнским молоком, я подозреваю, что она длится достаточно долго после наступления менопаузы.
Многие особи доживали до возраста 800 дней, что эквивалентно 80 годам для человека.
Четыре пары домовых мышей штамма BALB/c в возрасте 48-и дней были введены в 16-клеточную вселенную 9 июля 1968 г. Предварительно каждая особь была изолирована в течение 21 дня с момента завершения периода вскармливания материнским молоком.
После этого начался период (Фаза А) длиной в 104 дня до рождения первых помётов.
Эти 104 дня были отмечены значительными социальными неурядицами между первыми 8-ю мышами, пока они не приспособились друг к другу и своему незанятому окружению.
После рождения первых помётов популяция стала расти по экспоненте с периодом удвоения около 55 дней (рис. 2).
Динамика численности популяции в течение первых пяти удвоений приблизительно описывается следующими значениями: 20, 40, 80, 160, 320, до 620 особей.
Я назвал этот период наиболее быстрого роста фазой В.
При достижении популяцией количества особей, достаточно взрослых, чтобы самостоятельно питаться, равного 620-и, скорость её роста существенно снизилась, и на одно удвоение стало уходить примерно 145 дней.
Рождённые в период фазы B молодые особи достигали половой зрелости и периодически приносили потомство, способствуя тем самым росту популяции по сложным процентам.
На момент окончательного редактирования данной работы — 13 ноября 1972 г. (1588-й день) — неумолимое снижение численности популяции привело к тому, что в живых осталось только 27 особей (23 самки и 4 самца), возраст самой молодой из которых превысил 987 дней.
Распределение локаций рождения мышат (рис. 3), появившихся на свет в течение фазы В, даёт представление о сложившейся социальной организации.
Большой квадрат на рисунке представляет собой огороженный стенами загон, а маленькие чёрные прямоугольники отображают местоположение кормушек на его стенах с внутренней стороны.
Между каждыми двумя кормушками расположены четыре набора помещений для гнездования, каждое из которых содержит четыре гнездовых ящика, к которым ведёт один туннель.
Было подсчитано общее количество мышат, которые родились до первого обследования популяции, последовавшего за окончанием фазы B. Эти данные представлены на рис. 3 в виде незаштрихованных столбиков, отходящих от внешней стенки загона.
Легко заметить, что в одних гнездовых ящиках рождаемость была высокой, а в других — низкой или вообще отсутствовала.
Такое неравномерное распределение рождений отражает группировку размножающихся самок в выводковые группы (на рис. 3 они показаны линиями, идущими от гнездовых ящиков к центру). Между этими радиальными линиями указано общее количество рождений на одну выводковую группу.
Эти показатели отражают два свойства закрытой социальной системы:
1) Двусторонняя симметрия: выводковая группа, расположенная на северо-востоке, произвела на свет всего 13 детёнышей за 252 дня, в то время как противоположная, юго-западная, выводковая группа — в восемь раз больше — 111 мышат.
В направлении по часовой стрелке (равно как и в противоположном) относительно наиболее продуктивной выводковой группы наблюдается снижение числа родившихся детёнышей в нескольких прилежащих группах.
Эта тенденция отражает попытку членов популяции сформировать более эффективную билатеральную симметрию пространственной организации в среде, имеющей тенденцию к возникновению радиальной симметрии.
(2) Иерархия групп: способность группы к воспроизводству может быть использована в качестве показателя её социального статуса.
Таким образом, четырнадцать выводковых групп можно ранжировать, присвоив ранг № 1 группе, которая произвела 111 детёнышей, и ранг № 14 группе, которая произвела только 13 мышат.
Графическое отображение зависимости количества рождённых детёнышей от ранга группы (рис. 4) иллюстрирует удивительную иерархическую упорядоченность в рамках всей социальной системы.
Этот тип упорядочения идентичен тому, который возникает при изучении степени активности нескольких самцов в рамках группы.
Доминантный самец — наиболее активен. По мере снижения социального доминирования снижается и степень активности самцов. Такая активность называется «скоростью социального взаимодействия» (Calhoun 1963, 1967, 1971).
Наши исследования показали, что в группе из 14 самцов скорость социального взаимодействия линейно снижается по мере снижения ранга особи примерно с тем же наклоном, что и на рис. 4.
С каждой из выводковых групп был связан самец, который территориально доминировал в пределах участка пола, примерно совпадающего с секторами, показанными на рис. 3.
Участки, контролируемые этими территориальными самцами, пересекались вблизи геометрического центра «вселенной».
Самец, занимающий высшую ступень в иерархии, всегда был связан с той выводковой группой, которая производила наибольшее количество молодняка, а степень доминирования других территориальных самцов, как правило, отражалась на репродуктивной способности связанных с ними самок.
В течение фазы B двусторонняя пространственная симметрия, и иерархическая социальная организация способствовали максимальному задействованию ресурсов, что привело к взрывному темпу роста популяции.
В конце этой фазы всё наиболее востребованное физическое пространство было заполнено организованными социальными группами.
В 14-и социальных группах всего насчитывалось 150 взрослых мышей. В среднем в каждой группе насчитывалось более 10 особей, включая территориального самца, подчинённых самцов и самок, а также их потомство, не достигшее половой зрелости.
К концу фазы B в группе было 470 неполовозрелых мышей, получивших хороший материнский уход и раннюю социализацию.
Таким образом, молодых животных было в три раза больше, чем социально сформировавшихся старших.
Это число намного превышает значение, которое могло бы сформироваться при нормальном действии экологических факторов смертности.
Начиная с 315-го дня после колонизации в течение 245 дней популяция росла гораздо медленнее, удваиваясь лишь каждые 145 дней, а не раз в 55 дней, как на фазе В.
Рассмотрим обстоятельства, связанные с таким снижением скорости роста популяции.
При нормальном течении событий в естественной среде до зрелости доживает лишь немного большее количество молодых особей, чем необходимо для того, чтобы заменить умирающих или стареющих сородичей.
Избыточные особи, не нашедшие для себя социальных ниш, перемещаются на другую территорию. Однако в моей экспериментальной системе возможности для ухода не было.
Поскольку количество достигших половой зрелости молодых особей оказалось чрезвычайно высоким, а уйти было некуда, они вынуждены были остаться и бороться за право занять определённую нишу в переполненной социальной системе.
Те самцы, которым это не удавалось, уходили физически и отдалялись психологически. Становясь очень вялыми, они скапливались в больших количествах на полу вблизи центра «вселенной».
С этого момента они уже не инициировали взаимодействие со своим постоянным социальным окружением, их поведение не вызывало нападения территориальных самцов.
Тем не менее их тела были покрыты большим количеством ран и рубцовой ткани в результате нападения других «отстранившихся» самцов, не сумевших вписаться в социальную иерархию.
Возвращение двух или более самцов, уходивших, чтобы поесть или попить, вызывало резкое увеличение уровня воздействия раздражителей окружающей среды на их пассивных товарищей.
Возникшее возбуждение часто заставляло одного из отдыхающих самцов нападать на своих товарищей, которые, потеряв способность к бегству, оставались относительно неподвижными, несмотря на яростные атаки.
Мышь, подвергшаяся такому нападению, впоследствии сама становилась нападающей.
Самки этих «отстранившихся» самцов, как правило, уходили в расположенные выше гнёзда, которые были менее пригодны для проживания самок с приплодом. Для таких самок не была характерна агрессия, свойственная «отстранившимся» самцам.
Под воздействием постоянных атак со стороны созревающего молодняка территориальные самцы также выдыхались и снижали способность к защите своей территории.
В результате частота участия самцов в обороне территории постепенно снизилась, как и площадь защищаемой территории.
В результате кормящие самки стали более подвержены нападениям на их гнездовые участки.
Обычно кормящие самки в присутствии территориальных самцов проявляют мало агрессии, однако в ответ на вторжение в гнездовые участки они стали агрессивными, по сути, беря на себя роль территориальных самцов.
Эта агрессия распространялась в том числе на их собственных детёнышей, которые подвергались нападению, получали физические повреждения и вынуждены были покидать гнездо на несколько дней ранее, чем это обычно происходит у мышей штамма BALB/c.
В фазе С снизилась частота зачатий и увеличилась количество случаев резорбции плода.
Поведение, связанное с уходом матерей за детёнышами, также было нарушено. Мышата часто получали ранения при родах. Самки переносили их по нескольким локациям, в процессе чего некоторые детёныши терялись и оказывались брошенными.
Многие помёты, обнаруженные в результате планового обследования популяции, полностью вымирали за время, проходящее до следующего планового обследования.
Описанное «оставление» детёнышей и лишение их заботы является особенно чувствительным показателем распада материнского поведения.
Совокупность факторов, обеспечивших снижение рождаемости и увеличение смертности, в особенности среди детёнышей, в значительной степени объясняет резкое снижение темпов роста популяции, характерное для фазы С.
Для всех практических целей можно принять, что к концу фазы С произошло разрушение общественной организации колонии мышей.
На 560-й день после первоначального заселения увеличение популяции резко прекратилось. Лишь несколько особей, родившихся после 600-го дня эксперимента, дожили до возраста прекращения вскармливания материнским молоком.
В промежутке между указанными датами смертность лишь незначительно превышала рождаемость.
После рождения последнего выжившего детёныша на 600-й день эксперимента частота беременностей в колонии резко сократилась, ни один из родившихся в этот период детёнышей не выжил. Последнее зачатие произошло примерно на 920-й день.
С увеличением смертности, сопровождающей старение, численность популяции продолжала снижаться.
К 1 марта 1972 г. средний возраст выживших составлял 776 дней, т.е. более 200 дней после менопаузы. На 22 июня 1972 г. в живых оставалось всего 122 мыши (22 самца, 100 самок).
Экстраполяция темпов снижения численности в течение нескольких месяцев предсказывает, что последний выживший самец умрёт 23 мая 1973 г., через 1780 дней после начала эксперимента.
В репродуктивном отношении популяция к этому времени будет окончательно мертва, при этом репродуктивная смерть колонии ожидалась на 700-й день с начала заселения.
Такая гибель популяции противоречит полученным ранее данным, согласно которым при снижении численности популяции до нескольких организованных групп часть особей вновь начнёт активно размножаться, возобновляя её рост.
Возвращаясь к концу фазы С, можно заметить, что в этот период семена полного и окончательного разрушения уже были посеяны.
К середине фазы С практически все молодые особи были преждевременно отвергнуты своими матерями. Они начали самостоятельную жизнь, не сформировав адекватных эмоциональных связей.
Затем в условиях чрезмерной уплотнённости популяции многие попытки молодых особей вступить в социальные взаимодействия прерывались чисто механически из-за того, что другие, не участвующие в нём, мыши проходили слишком близко.
Наконец, ранее я показал (Calhoun, 1963), что в той мере, в какой размер группы превышает оптимальный, максимизация удовлетворения от взаимодействия между особями требует соответствующего снижения интенсивности и продолжительности социального поведения.
Это приводит к распаду более сложных форм поведения на отдельные части.
Нарушения процессов ранней социализации и механическое прерывание сложных социальных взаимодействий особями, которые в них не участвуют, привели к тому, что детёныши просто не успевают освоить такие сложные формы социального поведения, как ухаживание, забота о потомстве и социальная агрессия.
Наглядным примером влияния этих процессов на самок может служить другая популяция, жившая в конструкции из двух клеток, и изучавшаяся параллельно с описанной в данной работе колонией в шестнадцатиклеточной «вселенной».
Представители этой, второй, популяции были убиты через 300 дней после перехода от фазы С к фазе D. Среди них было 148 самок, родившихся в течение последних 50 дней до окончания фазы С.
При вскрытии самок, чей возраст в среднем составлял 334 дня, было обнаружено, что только у 8% из них была хотя бы одна беременность (т.е. были обнаружены плацентарные рубцы в матке), и только 2% были беременны на момент вскрытия (каждая из этих трёх самок имела только один эмбрион, в то время, как нормальным количеством является 5 и более эмбрионов).
В норме к этому возрасту большинство самок имели бы 5 и более помётов, а большинство из входящих в них детёнышей были бы успешно социализированы.
Соответствующих этим самкам не участвующих в воспроизводстве самцов мы вскоре окрестили «красавчиками».
Они никогда не вступали в половые связи с самками. Они не дрались, поэтому у них не было ран и шрамов: их шкурка оставалась в отличном состоянии.
Их поведенческий репертуар в значительной степени сводился к поеданию пищи, питью, сну и уходу за своей шкуркой, причём ни одно из этих действий не имело никакого самостоятельного социального значения, кроме того, которое имеет сам факт близкого расположения тел сородичей.
Большая часть популяции 16-клеточной вселенной, состоящая из особей, родившихся в последней части эксперимента, была полностью или в значительной степени похожа на этих неспособных к продолжению рода самок и самцов-«красавчиков».
По мере того как их более социально компетентные предшественники, рождённые и получившие социализацию ранее, постепенно старели, и без того нарушенная способность к размножению этих особей снижалась вплоть до полного исчезновения.
К этому времени в возрасте, пригодном для размножения, оставались только «красавчики» и аналогичные им в аспекте неспособности к воспроизводству самки, но они уже давно не могли проявлять корректное репродуктивное поведение.
Мой коллега, доктор Хэлси Марсден (Dr Halsey Marsden , 1972), провёл несколько исследований в середине фазы D, в ходе которых он помещал небольшие группы мышей из этих переполненных популяций в новые «вселенные» с очень низкой плотностью популяции.
Во всех этих группах наблюдалась практически полная потеря способности к созданию организованного сообщества. Кроме того, эти особи не были способны к проявлению полного репертуара репродуктивного поведения, присущего их виду.
Даже помещение их к адекватным, созревшим в условиях отсутствия скученности, потенциальным половым партнёрам противоположного пола не приводило к проявлению существенных признаков сохранения какого-либо адекватного репродуктивного поведения.
Результаты, полученные в данном исследовании, могут быть перенесены на другие виды млекопитающих, образующих социальные группы. При существенном снижении обычных причин смертности в их популяциях будут наблюдаться описанные здесь феномены.
Когда давление фактора смертности плоти (т.е. «второй смерти») ослабевает, количество особей, способных занять определённые социальные роли, характерные для данного вида, становится избыточным.
В течение нескольких поколений все такие роли во всём физическом пространстве, доступном виду, оказываются заполненными.
В настоящее время многие особи доживают до периода половой и поведенческой зрелости, что обусловливает наличие большого количества молодых особей, способных участвовать в соответствующей видовой деятельности.
Однако возможности для реализации этих способностей невелики. В поисках возможности этой реализации они конкурируют с более старшими членами сообщества за право занять социальные ниши.
Эта конкуренция настолько остра, что одновременно приводит к практически полному отказу от нормального поведения как со стороны претендентов, так и со стороны обороняющихся взрослых особей обоих полов.
Нормальная социальная организация (т.е. присущая популяции до чрезмерного возрастания численности) разрушается, «умирает».
Молодые животные, родившиеся в период такого социального распада, отвергаются матерью и другими взрослыми особями.
Невозможность получить корректный опыт формирования социальных связей в раннем возрасте усугубляется тем, что из-за высокой плотности популяции сложные социальные интеракции постоянно прерываются, контакты между особями становятся слишком частыми.
Высокая частота контактов ещё сильнее разрушает поведение, поскольку чрезмерно частые случайные взаимодействия между членами группы приводят к тому, что для получения удовлетворительного результата социального взаимодействия необходимо снизить его продолжительность и интенсивность в той же мере, в которой размер группы превышает оптимальный.
В результате этого процесса появляются аутичные существа, способные лишь к самым простым формам поведения, обеспечивающим их физиологическое выживание.
Их дух умер («первая смерть»). Они уже не способны к более сложному поведению, обеспечивающему выживание вида. В таких условиях виды вымирают.
Для такого простого животного, как мышь, наиболее сложные формы поведения включают в себя взаимосвязанные функции ухаживания, материнской заботы, территориальной обороны, иерархической внутригрупповой и межгрупповой социальной организации.
Если способность к поведению, связанному с этими функциями, не успевает в должной степени развиться, то не происходит воспроизводства популяции и развития её социальной организации .
Все члены популяции стареют и в конце концов вымирают, как это было и в моём исследовании, о котором говорилось выше. Вид вымирает.
Для такого сложного животного, как человек, нет разумных причин, по которым аналогичная последовательность событий не должна привести к вымиранию вида.
Когда возможностей для исполнения социальных ролей гораздо меньше, чем претендентов, способных эти роли занять, возможен только один результат — рост насилия и последующий распад социальной структуры сообщества.
Рождённые в таких условиях индивиды будут настолько оторваны от реальности, что не будут способны даже к отчуждению.
Наиболее сложные формы поведения распадутся на отдельные фрагменты. Создание, освоение и использование идей, пригодных для жизни в постиндустриальном культурно-концептуально-технологическом обществе, станет невозможным.
Как у мышей наиболее сложные формы поведения связаны с размножением, так и у человека они связаны со способностью оперировать идеями.
И для каждого из указанных видов утрата соответствующих сложных форм поведения означает вымирание.
Смертность, смерть плоти = «вторая смерть» Резкое снижение смертности = смерть «второй смерти» = смерть в квадрате =(смерть)2 (Смерть)2 приводит к распаду социальной организации =смерть привычной социальной организации Смерть привычной социальной организации приводит к духовной смерти = потере способности к поведению, необходимому для выживания вида = первая смерть Поэтому: (Смерть)2 = первая смерть.
Блажен тот, кто находит мудрость, и человек, который обретает понимание. Дерево жизни она для тех, кто ею овладеет; счастливы те, кто ее удержит. Пути ее — пути приятные, и все стези её — мирные. (Притчи, 3:12, 3:18 и 3:17, новый перевод).
Председатель: считает, что д-р Кэлхун не раскрыл вопрос загрязнения среды обитания, и задаёт вопрос о характере загрязнения, связанного с жизнедеятельностью мышей, и о том, как оно повлияло на ситуацию.
Д-р Кэлхун сказал, что они (исследователи) не слишком усердно соблюдали санитарные нормы при содержании животных, если, конечно же, речь идёт именно о загрязнении этого рода.
Зона содержания мышей очищалась каждые шесть недель или два месяца: удалялась большая часть мусора и загрязнённой подстилки, но стерилизации чего-либо не производилось.
Он не считал это необходимым в замкнутой системе, в которой выживаемость мышей была выше, чем в большинстве лабораторных колоний.
В конце концов трупы были удалены для исследования, но наиболее значимым фактором загрязнения был избыток именно живых особей, именно это и сыграло наиболее существенную роль.
Загрязнение носило социальный характер: в общественной системе образовалось слишком много взаимодействующих элементов, превышающих её генетически заданные и ситуативно определённые возможности по включению новых особей.
====
Председатель считает, что указанная позиция сформулирована предельно ясно, но настаивает на том, что фактор загрязнения должен был иметь значение.
В процессе жизнедеятельности колонии образуются и скапливаются остатки пищи, фекалии, моча и трупы. Безусловно, всё это должно оказывать существенное влияние.
Доктор Кэлхун считает, что указанные факторы незначительны.
Исследователям необходимо было препятствовать тому, чтобы отходы всё время накапливались, но в остальном среда вполне соответствовала нормальным экологическим условиям.
====
Д-р Джон Ф. Стокс (Лондон) <Dr John F Stokes (London)> заявил, что его заинтересовала диаграмма д-ра Кэлхуна, иллюстрирующая частоту рождения детёнышей, и демонстрирующая, что на юге и западе рождаемость была значительно выше, чем на севере и востоке.
Если он правильно понял конструкцию «вселенной» доктора Кэлхуна, то никаких внешних признаков, по которым мыши могли бы определить направление относительно сторон света (хотя на диаграмме есть стрелка, указывающая на север).
Он поинтересовался, считает ли доктор Кэлхун, что неравномерное распределение частоты рождения детёнышей может быть обусловлено другими факторами.
Доктор Кэлхун ответил, что, по его убеждению, социальная организация мышей во «Вселенной 25» создала бы пространственное распределение, характеризующееся двусторонней симметрией, независимо от влияния каких-либо внешних факторов на направление её оси.
Четыре другие небольшие популяции мышей не были исследованы на предмет распределения мест обитания относительно сторон света.
Другие факторы, такие как воздушные потоки, могли оказать определённое влияние, но он считает, что само по себе неравномерное распределение было случайным явлением, сохранившимся в силу характера социальных процессов.
====
Председатель заметил, что, согласно заявлению доктора Кэлхуна, доминирующие самцы были более активны, и задал вопрос о том, как именно это было измерено.
Д-р Кэлхун ответил, что животные были помечены, т.е. имели индивидуальную цветовую маркировку, а все локации в рамках их среды обитания — идентифицированы и пронумерованы.
Данные, полученные путём визуального наблюдения за тем, насколько активно перемещаются особи, и в каком месте они находятся, коррелировали с данными, основанными на изучении социальных взаимодействий.
Всего было проведено около миллиона наблюдений за популяциями, из которых Вселенная 25 была самой крупной и изучаемой в течение наиболее долгого периода времени.
Это было долгосрочное исследование, и в настоящее время исследователи занимаются структурированием данных на магнитной ленте в целях последующего детального анализа.
====
Профессор Р.А. Уил (Институт офтальмологии, Лондон) <R A Weale (Institute of Ophthalmology, London)> заявил, что сам факт наличия цветовых пометок, влияющих на внешний вид мышей, мог влиять на их поведение, даже если у них нет цветового зрения.
Д-р Кэлхун ответил, что это часто задаваемый вопрос, и что существуют предварительные свидетельства некоторого влияния, но на этот вопрос нельзя ответить до тех пор, пока не будет проведён статистический анализ.
В любом случае мыши были способны узнавать друг друга без меток, вне зависимости от того, было ли это обусловлено зрительными или обонятельными эффектами.
Д-р Кэлхун считает, что движения и поза тела передают очень много информации, и что эти факторы гораздо важнее цветовых пометок.
====
Профессор Мелланби <Professor Mellanby> сказал, что доктор Кэлхун высказал предположение о том, что к 1984-му году плотность населения достигнет величин, сопоставимых с плотностью популяций его мышей, и о том, что это приведёт к катастрофическим последствиям.
В некотором роде эксперименты на людях проводятся уже давно, люди распределены очень неравномерно. В некоторых сообществах им бывает столь же тесно, как и мышам доктора Кэлхуна.
Профессор Мелланби сорок лет назад был хорошо знаком с замкнутыми сообществами в некоторых районах Лондона, из которых люди выезжали достаточно редко.
Дети в них не отходили от своих домов далее, чем на четверть мили [около 402-х метров — прим. пер.], за исключением тех случаев, когда их увозили на каникулы.
Эти люди жили в условиях крайней скученности, но размножались очень успешно. Соответственно, нельзя ли было получить данные о поведении человека, исследуя такие сообщества?
Неужели многолюдные, закрытые сообщества проявляли себя схожим с колониями мышей образом?
Или эти тенденции наиболее очевидны в тех сообществах в Швеции или США, где плотность населения была наиболее низкой?
Доктор Кэлхун ответил, что 1984 год — это не год достижения предельной плотности населения, а дата, после которой возможность принятия решений выработки мер для предотвращения демографической катастрофы может быть быстро утрачена.
В любом случае, заявил он, плотность как таковая не является главным фактором, первостепенны частота и качество социального взаимодействия.
Основным в его тезисе было то, что, несмотря на тысячекратное увеличение численности людей с момента зарождения культуры примерно сорок-пятьдесят тысяч лет назад, результирующая, — то есть оказывающая непосредственное влияние на частоту и качество социальных контактов, — плотность населения не изменилась.
Причина этого, по мнению профессора Янга (Professor Young), заключается в том, что человек открыл новый вид пространства — концептуальное пространство, которое позволило ему использовать идеи для добычи ресурсов и управления социальными отношениями.
Однако и у этого процесса есть предел, когда плотность населения может превзойти способность человека использовать концептуальное пространство для того, чтобы справиться с растущей численностью, и именно к этому переломному моменту мы, возможно, стремительно приближаемся.
Вопрос влияния плотности населения на рождаемость, был рассмотрен доктором Томпсоном в Индианаполисе (Thompson 1969).
Более раннее исследование, проведённое в Шотландии (Kincaid 1965), показало, что мертворождаемость и другие патологии также зависят от плотности населения.
Однако, если говорить о концептуальном пространстве, необходимость ограничения роста населения может оказаться более сложной в реализации идеей для человека.
В этом случае можно ожидать дальнейшего увеличения рождаемости и после прохождения критической точки (Galle et al. 1972).
ССЫЛКИ: Galle 0 R, Gove WR & McPherson J M (1972) Science 176, 23-30; Kincaid J C (1965) British Medical Journal i, 1057-1060; Thompson J F (1969) American Journal of Obstetrics and Gynecology 105, 1215-1221.
====
Председатель прервал доктора Кэлхуна и сказал, что ему следует быть осторожнее в обсуждении этого вопроса.
Речь всё же шла о мышах, и председатель согласился с профессором Мелланби в том, что существуют очень серьёзные свидетельства против того, чтобы переносить эти результаты на человека.
Например, Гонконг — это удивительная популяция людей, живущих в условиях гораздо более высокой плотности, чем в восточной части Лондона.
По его мнению, жители Гонконга были очень счастливы, насколько он мог судить.
Доктор Кэлхун считает, что сущностное ядро человека должно оставаться в напряжении, иначе легко угодить в опасную ловушку и получить те же феномены, которые возникли у мышей в его эксперименте, в частности, превращение части мужчин в «красавчиков».
Ближе к концу эксперимента у обитателей «вселенной» наблюдалось что-то вроде аутизма. Они могли функционировать в обычных рутинных условиях, но за их пределами не имели присущих своему виду преимуществ.
Д-р Кэлхун указал, что не знает, что происходит в Гонконге.
Он был в Калькутте и был напуган ею. По его мнению, то, что он видел там, возможно, происходит сейчас и в Амстердаме, и других местах.
Он считал, что человечество «ходит по острию ножа», и возможны лишь несколько вариантов развития событий.
Одним из примеров разрушительного изменения поведения у человека может быть феномен, сравнимый с «красавчиками» у мышей: существуют особи, способные к рутинному существованию, но утратившие творческий потенциал и не способные жить в условиях необходимости справляться с трудностями.
====
Г-н Селвин Тейлор (Лондон) <Mr Selwyn Taylor (London)> спросил д-ра Кэлхуна, проводил ли тот какие-либо измерения эндокринных параметров у подопытных мышей на стадии снижения кривой, отображающей рост популяции?
Доктор Кэлхун ответил, что доктор Джулиус Аксельрод (Dr Julius Axelrod), доктор Ларри Нг (Dr Larry Ng) и их сотрудники измеряли количество ферментов, участвующих в синтезе катехоламинов, в мозге и надпочечниках мышей, отобранных (доктором Кэлхуном, доктором Марсденом (Dr Marsden) и их сотрудниками) для изучения специфических поведенческих состояний, существующих в период снижения численности популяции.
По его словам, нейроэндокринология не является его специализацией, но в целом биохимическая картина свидетельствовала о более высокой степени выраженности физиологического стресса у «отстранившихся» мышей по сравнению с агрессивными территориальными животными.
Наиболее интересное открытие касалось третьей группы животных — «красавчиков», которые были в отличной физической форме, но не участвовали в социальном взаимодействии. Их метаболизм катехоламинов был сопоставим с доминантными территориальными мышами.
Они были физически здоровы, но никогда не пытались справиться с ситуацией, в которой они никак не взаимодействуют с социумом. Они не дистанцировались от социальной системы, они просто никогда не пытались в неё войти.
Все три категории мышей — «отстранившиеся», «красавчики» и «самцы, имеющие свою территорию» — родились и жили в условиях скученности, но из-за различий в ролях, а точнее, отсутствия социальных ролей или отказа от попыток их выполнения, их поведенческие и биохимические профили были совершенно разными.
====
Председатель спросил о стероидах.
Доктор Кэлхун ответил, что более полной картины изменения физиологических параметров получить не удалось, поскольку такие исследования требуют координации усилий со стороны разных специалистов с самого начала эксперимента, что не было выполнено.
Существенная проблема заключается в удалении достаточного количества животных, история которых известна исследователям, в критические моменты роста популяции.
Удаление большого количества животных сопряжено с риском нарушения траектории дальнейшего развития популяции.
Единственным эффективным подходом могло бы стать создание большого числа популяций и умерщвления их обитателей в критические периоды развития популяции с целью дальнейшего детального исследования.
Но проблема трудозатрат достигла бы колоссальных значений.
Это уже не было бы наукой в привычном понимании, не являлось бы сбалансированным экспериментом. Это было бы наблюдением и реконструкцией исторического процесса.
=====
Доктор Джеймс П. Генри (Университет Южной Калифорнии) <Dr James P Henry (University of Southern California)> рассказал, что в течение последних десяти лет его группа развивала подход доктора Кэлхуна, работая со свободно размножающимися группами грызунов.
Они использовали небольшие колонии от 17 до 50 мышей CBA и изучали нормальных и социально депривированных животных с помощью сообщающихся систем стандартных ящиков. Ролевое поведение отслеживалось методом магнитных меток (Ely et al. 1972).
В социально депривированных группах постоянные драки и социальные нарушения были связаны с медленно развивающимся повышением уровня ферментов надпочечников, участвующих в синтезе катехоламинов, тирозингидроксилазы и фенилэтаноламин N-метилтрансферазы (Henry, Stephens et al. 1971).
У мышей возникала устойчивая систолическая артериальная гипертензия. Через несколько месяцев она стала перманентной, несмотря на удаление стимула (Henry et al. 1967).
У животных, подвергавшихся такой социальной стимуляции в течение шести и более месяцев, наблюдалось значительное увеличение частоты и степени выраженности атеросклероза аорты и интрамуральных коронарных сосудов, гломерулярных мезангиальных изменений, а также фиброза миокарда и хронического интерстициального нефрита (Henry, Ely et al. 1971).
ССЫЛКИ: Ely D L, Henry J A, Henry J P & Rader R D (1972) Physiology & Behavior 9 (in press); Henry J P, Ely D L, Stephens P M, Ratcliffe H L, Santisteban G A & Shapiro A P (1971) Atherosclerosis 14, 203-218; Henry J P, Meehan J P & Stephens P M (1967) Psychosomatic Medicine 29,408-432; Henry J P, Stephens P M, Axelrod J & Mueller R A (1971) Psychosomatic Medicine 33, 227-237
====
Доктор Джон Беркиншоу (Лондон) <Dr John Burkinshaw (London)> задался вопросом, наблюдал ли доктор Кэлхун в ходе своего эксперимента какие-либо явления, которые можно было бы интерпретировать как свидетельства того, что у мышей возникла некая мутация.
Д-р Кэлхун считает, что мутация, вероятно, имела место. Были отмечены мыши, которые постоянно кружили на одном месте, около дюжины, но это могло быть феноменом, связанным с работой вестибулярного аппарата, результатом инфекции, а не мутации.
Какова бы ни была частота мутаций, первое поколение было бы очень похоже на последнее, и итоговый вывод состоит в том, что даже при высокой степени генетической гомозиготности может возникнуть огромная поведенческая дифференциация, обусловленная влиянием социальной среды .
]]>В рамках этого поста я постараюсь рассказать о селфхелп-литературе, эффективности самостоятельной работы над психологическими затруднениями по книгам, приведу два списка рекомендуемой литературы — один на основе рекомендаций исследователей, второй — свой личный небольшой топ-лист.
Достаточно сложно провести грань между этими двумя классами: дело в том, что как правило, если не брать совсем уж шизотерику (в плохом смысле этого слова), это самое саморазвитие фактически подразумевает преодоление читателем (или здесь уместнее слово «пользователь»?) неких ментальных проблем / сложностей / ограничений.
Я убеждён, что хорошие книги по саморазвитию (если таковые вообще существуют) фактически учат читателя оказывать себе помощь самостоятельно.
Что входит в понятие «саморазвитие»?
Совершенствование и развитие социальных адаптаций (ой, как-то похоже на «расширение набора используемых индивидом паттернов когнитивного, поведенческого и эмоционального реагирования», которое вообще можно уверенно назвать одной из основных целей психотерапии).
Говоря о саморазвитии, люди нередко подразумевают простое снижение симптомов депрессии / тревожных / личностных расстройств (и тут снова уместной кажется селфхелп-литература).
Если мы рассмотрим «саморазвитие» с позиции «оздоровления характера», то окажется, что некоторая адаптация к особенностям своего собственного характера для людей, имеющих личностные расстройства (например, ПРЛ), вполне себе ведёт к «личностному росту» (что бы это ни означало) и упрощению / улучшению межличностных взаимодействий.
В общем, для данного текста, кажется, можно принять, что «книги по саморазвитию» (те из них, которые не совсем адская эзотерическая ересь) и «селфхелп-литература» являются взаимозаменяемыми понятиями.
Давайте сразу договоримся: несмотря на то, что в тексте будут встречаться такие слова, как «депрессия», «тревога», «ОКР» и прочие названия психических расстройств, сразу примем как факт: для лечения психических заболеваний следует обращаться к врачу-психиатру или врачу-психотерапевту (не «психологу-психотерапевту», коих сейчас развелось достаточно много, а именно к врачу, психологическая самопомощь при психических расстройствах не поможет).
Однако существует достаточно большая категория людей, которые, не подходя формально под диагностические критерии МКБ или DSM, переживают значительные психологические проблемы и испытывают трудности в социальной адаптации.
Психотерапевты даже предлагают альтернативные системы оценки психического здоровья (например, «16 критериев психического здоровья» Мак-Вильямс), чтобы куда-то их отнести и как-то классифицировать.
Считается, что эти люди — и есть потенциальные клиенты психологов, но многие из них психологам не доверяют (и я их в этом аспекте прекрасно понимаю), предпочитая работать над своими проблемами самостоятельно. Опять же, фактор экономической целесообразности может играть здесь далеко не последнюю роль.
На таких людей и рассчитаны книги по саморазвитию / самопомощи, коих издаётся огромное количество каждый год по всему миру. Чтение таких книг можно отнести к методам библиотерапии, которую «Психиатрических энцеклопедический словарь» определяет как:
Психотерапевтический метод, выражающийся в специальном подборе литература для больных. Чаще всего под Б. лечебное воздействие на психику больного человека при помощи чтения книг. Лечение чтением входит как одно из звеньев в систему психотерапии. Методика Б. представляет собой сложное сочетание книговедения, психологии и психотерапии[1, стр. 114]
В этом определении предполагается, что книги для прочтения будет подбирать специалист (и, собственно, не факт, что это будет именно литература по самопомощи), но это, скорее, говорит о консервативности словаря, чем о том, что такого явления как «самолечение по книгам» не существует.
Предлагаю перейти к оценки возможностей и эффективности библиотерапии вообще и селфхелп-литературы в частности.
Начать предлагаю с оценки эффективности традиционной библиотерапии, в которой книги подбирает специалист.
Метаанализ[2] 1995 года показал отсутствие существенного различия в эффективности классической терапии (которая прям настоящая, с терапевтом) и библиотерапии.
Согласно отчёту, некоторые проблемы (тревожность, недостаток ассертивности, сексуальные дисфункции) эффективнее поддаются воздействию в процессе библиотерапии, в то время, как другие (проблемы с обучением, контроль веса, импульсивное поведение) всё-таки предпочтительнее прорабатывать с терапевтом.
К этому метаанализу лично у меня есть ряд вопросов касательно критериев выбора включаемых исследований и обработки результатов, но пусть будет.
Небольшой метаанализ[3] 1997 года показал эффективность библиотерапии при униполярной депрессии. В нём пациентам предлагалась «КПТ в виде книги», и было показано, что это оказалось не менее эффективно, чем обычная [когнитивно-поведенческая] индивидуальная или групповая терапия.
Включенные исследования вызывают гораздо меньше вопросов относительно их качества, но их мало, и выборки там тоже не слишком большие.
Метаанализ[4] 2003 года, посвящённый эффективности библиотерапии в лечении алкогольной зависимости показал, что некоторый эффект есть: не слишком большой, но не отличающийся значимо от гораздо более масштабных вмешательств.
В метаанализе[5] 2004 года библиотерапия также признаётся потенциально эффективным средством. Данные соответствующего отчёта свидетельствуют: библиотерапия может быть эффективным средством лечения эмоциональных расстройств, таких как тревожные расстройства и депрессия, она эффективнее плацебо и на краткосрочном интервале сопоставима по эффективности с профессиональным лечением.
РКИ[6] 2015 года (n=63) показало эффективность библиотерапии в борьбе с перфекционизмом и связанным с ним стрессом (кому интересно — книжка была вот эта: Pavel Somov — Present Perfect). Конечно, по одному РКИ делать выводы нельзя, но результаты вполне вписываются в канву остальных исследований по теме.
Несколько выбивается из этого стройного хора поющих оды библиотерапии и селфхелпу метаанализ[7] 2016 года, посвящённый лечению обсессивно-компульсивного расстройства. Согласно его результатам, эффект от библиотерапии пропорционален участию терапевта в лечении: величина эффекта была небольшой при полностью самостоятельном использовании библиотерапии — контакт с терапевтом был один раз, при первоначальном обследовании (g=0.33), средней при вовлечении терапевта на уровне «объяснить, что и зачем здесь делается» (g=0.68), и большой при активном, но меньшем, чем при традиционной терапии, вовлечении терапевта. (g=1.08).
Лично мне кажется, что результаты этого исследования несколько выбиваются из общего ряда не потому, что в остальных оценивалась эффективность библиотерапии преимущественно при тревоге и депрессии, а тут при ОКР, а потому, что здесь, во-первых, корректно поставлены правильные вопросы о влиянии степени вовлечённости терапевта на результат, а, во-вторых, используются более подходящие статистические инструменты.
Я бы ожидал похожих результатов от других исследований с похожими целями и дизайном, можете считать это моим прогнозом и ткнуть меня носом, когда / если он не сбудется: лично я в полный селфхелп не очень верю, как и в самодиагностику по психологическим тестам. Но что моё мнение против данных исследований?
В метаанализе[8] 2017 года исследовалось долгосрочное влияние библиотерапии на степень выраженности симптомов депрессии. Вывод: у взрослых в долгосрочном периоде она снижается, для подростков такой эффект продемонстрирован не был.
В другом метаанализе[9] того же года изучались нефармакологические подходы к лечению депрессии у пожилых пациентов.
По результатам сделан вывод о том, что библиотерапия (в числе прочих подходов, таких как КПТ или терапия, направленная на решение проблем) может быть эффективна, по крайней мере, в краткосрочном периоде, но нужны дополнительные исследования.
Наконец, в метаанализе[10] 2018 года, посвящённом исследованию эффективности библиотерапии при лечении тревоги и депрессии у детей и подростков была показана ее эффективность для депрессивных подростков.
Резюме: многие исследователи не до конца разделяют понятия библиотерапии и самопомощи, рассматривая первую как подмножество второй, хотя это не всегда так: библиотерапия может проводиться как без участия терапевта, так и при его активном вовлечении (более того, есть данные, что от этого может зависеть эффективность работы).
Существуют данные, свидетельствующие об эффективности библиотерапии, самопомощи или обеих сразу, особенно для тревоги и депрессии, но уровень доказательности всё ещё ниже, чем для стандартного лечения — антидепрессантов и психотерапии.
Тем не менее, если для вас по каким-то причинам неприемлемо или невозможно обращение к специалисту, и у вас нет серьёзных ментальных расстройств (в этом случае — только к врачу!), вы можете попробовать одну (или несколько) из книг по селфхелпу, есть ненулевой шанс, что это будет полезно.
Большинство известных мне исследований ставят вопрос об эффективности селфхелп-литературы и самопомощи вообще, данных о сравнительной эффективности различных книг по данной тематике гораздо меньше.
На этом фоне очень выделяется работа Richard E. Redding с соавторами[11], в которой предпринята попытка сравнительного анализа «качества» различных книг по самопомощи.
«Исследованием» её можно назвать с большой натяжкой и только в кавычках — никаких РКИ здесь проведено не было, но это лучшее из того, что есть на данный момент.
Суть довольно проста: четверых экспертов, имеющих степень в области психологии (двое эклектиков, один бихевиорист и один биологический психолог) попросили оценить 50 популярных (отобранных по рейтингу на «Амазоне» и в магазинах Barnes and Noble and Border) книг, в которых затрагивается психологическая самопомощь, по пяти категориям:
1. насколько они соотносятся с представлениями современной научной психологии;
2. насколько реалистичные ожидания они формируют у читателя;
3. насколько предлагаемые методы сфокусированы на решении конкретных проблем;
4. насколько предлагаемые методики потенциально вредны;
5. насколько книга полезна в целом — всего 19 вопросов.
По каждому вопросу эксперты выставляли оценки по шкале Ликерта. Рандомизация проводилась, тут всё ОК: эксперты читали книги (полностью) в случайном порядке, выставляли оценки, затем высчитывался итоговый балл (возможный диапазон — 19-95, реальный разброс — 34-94).
В итоге получился рейтинг литературы по самопомощи (список отсортирован от наиболее высоко оценённых книг к наименее):
Далее предлагаю кратко рассмотреть первую десятку.
Модальность: когнитивно-поведенческая терапия (КПТ);
Есть ли перевод: нет;
Основная направленность: обсессивно-компульсивное расстройство;
Краткое описание: хороший гайд по терапии ОКР, сфокусированный на когнитивно-поведенческой терапии и родственных направлениях (некоторые идеи из ACT видны невооруженным глазом). Интересной особенностью является наличие отдельной главы, посвящённой вопросу “А если всё это не сработало?” с разбором типичных ошибок. Конкретные рекомендации / техники, ссылки на исследования и общий план работы — присутствуют.
Модальность: когнитивно-поведенческая терапия (КПТ);
Есть ли перевод: нет;
Основная направленность: социофобия, тревога;
Краткое описание: достаточно легко читается, содержит конкретные рекомендации (и снова можно увидеть [при желании] некоторое пересечение с ACT), ссылки на источники и прочие атрибуты хорошей КПТ-шной литературы по самопомощи. Несмотря на почтенный возраст, вполне может использоваться и сейчас — базовые КПТ-шные техники не особо изменились. А вот ссылки на исследования несколько устарели, не без этого, — появились новые, более актуальные работы, да и стандарты проведения этих самых исследований с 90-х сильно подросли, но это не делает саму книгу хуже.
Модальность: КПТ (со значительной долей именно поведенческих техник);
Есть ли перевод: нет;
Основная направленность: социальная тревожность, застенчивость,
Краткое описание: довольно сбалансированная по сочетанию когнитивных и поведенческих техник работа (часто бывает так, что преобладает уклон либо в работу с автоматическими мыслями, либо в чисто поведенческие техники). Очень легко читается, очень структурированная подача информации. Приводятся конкретные рекомендации, даётся некий общий план работы.
Модальность: когнитивно-поведенческая терапия (КПТ);
Есть ли перевод: нет;
Основная направленность: патологическое накопительство;
Краткое описание: единственная книга в подборке, посвящённая именно патологическому накопительству. Цель — помочь читателю с помощью методов когнитивной и поведенческой терапии разгрести беспорядок, возникший из-за большого количества накопившихся вещей.
Всё подводится к этой процедуре, читателя постепенно подготавливают, дают инструменты, которые помогут справиться с возникающими трудностями, а затем предлагают освободить пространство от ненужных вещей.
В подготовительной части рассматриваются вопросы мотивации, основные страхи и возражения, а также приводятся необходимые теоретические сведения по КПТ.
Модальность: когнитивно-поведенческая терапия (КПТ);
Есть ли перевод: нет;
Основная направленность: обсессивно-компульсивное расстройство;
Краткое описание: в книге рассматриваются различные типы обсессий и компульсий, приводятся не просто конкретные рекомендации / упражнения, а две целостные программы по борьбе с проявлениями ОКР (которые достаточно модульны, чтобы при необходимости использовать отдельные навыки / техники). Хороший баланс между когнитивными и поведенческими аспектами терапии.
Модальность: когнитивно-поведенческая терапия (КПТ);
Есть ли перевод: нет;
Основная направленность: циклотимия;
Краткое описание: единственная книга по циклотимии в данной подборке (следом идёт книга по БАР, но это другое). Классическая КПТ-шная книга по самопомощи: в первой части теория, объясняющая, что такое циклотимия, чем она плоха, что с ней можно сделать; во второй части — набора когнитивных и поведенческих техник / рекомендаций для борьбы с данным расстройством.
Модальность: эклектика, психообразование;
Есть ли перевод: нет;
Основная направленность: биполярное аффективное расстройство;
Краткое описание: не могу сказать, что здесь есть какое-то одно направление терапии, в рамках которого рассматривается БАР. Книга состоит из трёх частей: в первой обсуждается жизнь с биполярным расстройством, включая такие сложные вопросы как суицид и прекращение лечения. Во второй части рассматриваются биохимические и психологические аспекты заболевания, включая разбор «мифа о неправильной родительской заботе». В третьей части — рассматриваются конкретные рекомендации, включая психотерапию, физические упражнения, изменения образа жизни и др.
Модальность: когнитивно-поведенческая терапия (КПТ);
Есть ли перевод: да, «Хорошее самочувствие. Новая терапия настроений» / «Терапия настроения. Клинически доказанный способ победить депрессию без таблеток»
Основная направленность: депрессия;
Краткое описание: эта книга — одна из наиболее часто попадавшихся мне в исследованиях по оценке эффективности самопомощи / библиотерапии. В книге предлагается когнитивная теория депрессии, рассматриваются автоматические мысли, приводятся примеры применения методов КПТ для решения распространённых проблем (с самооценкой, чувством вины, перфекционизмом, неспособностью справиться с критикой и т.д), а также рассматриваются вопросы медикаментозного лечения депрессии.
Модальность: поведенческая терапия, ERPA (Exposure Ritual Prevention and Awareness);
Есть ли перевод: нет;
Основная направленность: обсессивно-компульсивное расстройство;
Краткое описание: несмотря на то, что автором этой работы в исследовании указан Hyman[11], в чём вы можете убедиться, внимательно посмотрев на скриншот в предыдущем разделе, книга этого автора с таким названием в этом издательстве в 2004-м году не выходила. Зато выходила книга за авторством Paul M. Munford, обложка которой и представлена на иллюстрации. Книга сфокусирована на одном аспекте ОКР: компульсивных [пере]проверках. Такая фокусировка позволяет более точно «попасть в симптом». Основное предлагаемое решение — экспозиция / десенсибилизация.
Модальность: когнитивно-поведенческая терапия (КПТ);
Есть ли перевод: нет;
Основная направленность: обсессивно-компульсивное расстройство, «смежные» расстройства;
Краткое описание: отличие этой книги в том, что здесь рассматривается не только «классическое ОКР», но и «смежные» расстройства: дисморфофобия, трихотилломания, невротическая экскориация, онихофагия.
Приводится концептуализация расстройств с точки зрения КПТ, даются конкретные техники по борьбе с компульсиями, достаточно подробно обсуждается медикаментозное лечение, рассматриваются расстройства обсессивно-компульсивного спектра у детей, вопросы коморбидности и дифференциальной диагностики. Книга написана в значительной степени с позиции клинициста, но подходит и для самопомощи.
Это тоже книга. На английском. Довольно старая (2003 год), но очень подробная. Честно говоря, она настолько отличается от всего остального по этой теме, что я решил вынести её в отдельный раздел.
Данное издание представляет собой каталог рецензий на книги по самопомощи, релевантные фильмы, интернет-ресурсы, автобиографии и группы поддержки (в США), снабженных авторскими комментариями, рекомендациями и т.д.
Если вы владеете языком, то, возможно, это лучший из имеющихся на сегодня каталогов подобной продукции. Авторы — опытные психологи с кучей регалий и опыта: клинические и «обычные».
Я, естественно, не имею возможности оценить все представленные рекомендации, но те, которые мне знакомы, адекватны.
Все ресурсы сгруппированы по темам, соответствующим тем или иным ментальным расстройствам или стрессовым переживаниям:
В начале каждой главы даётся краткий список «самого-самого»:
Удобно, структурировано, с кратким описанием того, что в книге / фильме содержится, и почему с ним стоит ознакомиться:
Книга пользуется заслуженным уважением у западных специалистов, в некоторых исследованиях по селфхелп-литературе есть на неё ссылки. Конечно, до уровня доказательности, принятого в «настоящей» доказательной медицине, она не дотягивает (это всего лишь мнение группы экспертов, никаких РКИ они не делали), но это лучшее, что у нас есть.
В принципе, если вы возьмёте книгу из рекомендуемых, есть достаточно большая вероятность, что она будет вам чем-то полезна.
На самом деле, мне бы хотелось составить другой список — «10 лучших, по моему мнению, книг по самопомощи», но лично я довольно скептически отношусь к идее абсолютно автономной самостоятельной работы над психическими проблемами, поэтому ничего конкретного в теме «психологическая самопомощь» порекомендовать не могу.
Однако представленные ниже произведения, по моему мнению, отлично подходят для библиотерапии с некоторым [не слишком сильным по сравнению с традиционной терапией] вовлечением терапевта (в широком смысле этого слова, в т.ч. психолога), а также для дополнения традиционной терапии.
Некоторые работы являются, скажем так, [по меньшей мере!] дискуссионными, и тем они и ценны в таком формате: они поднимают достаточно интересные вопросы, которые можно прорабатывать в терапии.
Да, далеко не все из них предлагают подходы, имеющие доказанную эффективность, и именно поэтому я и не говорю о них как об инструментах самопомощи, но как некий катализатор терапии, на мой взгляд, они вполне пригодны и привносят в этом качестве в процесс дополнительную ценность.
По моему мнению, психологическая самопомощь не должна быть полностью обособлена от работы с психотерапевтом и тем более не должна использоваться как единственный способ лечения.
Как вы можете заметить, список очень сильно отличается от того, который получился у Richard E. Redding с соавторами, и причины не только в разнице академической подготовки, но и в некоторых культуральных отличиях, а также в том, что я старался включить в свой список максимальное количество литературы на русском языке (хотя бы в [не всегда идеальном] переводе).
Я никому не рекомендую «лечиться» по этим книгам (лечиться следует у врачей!), и прошу соблюдать осторожность и благоразумие при попытках самостоятельно решить свои проблемы, а также использовать здравый смысл и навыки критического мышления.
Модальность: терапия принятия и ответственности (acceptance and commitment therapy, ACT)
Основная направленность: тревога, депрессия (но не только);
Краткое описание: наверное, единственная книга из всего списка, которую можно с полным основанием отнести к категории селфхелп-литературы. Автор приводит некоторые теоретические соображения, а затем следует очень большое количество конкретных методик и упражнений. Часть из них, наверное, будут знакомы «гештальтистам», некоторые — последователям разного рода «майндфуллнессов», но в целом ничего ужасного и совсем уж эзотерического. Что откровенно не понравилось, так это заверения о том, что «эта книга вам точно поможет» — возникает ощущение, что автор пытается что-то продать (вот так странно я реагирую на безобидную суггестию, да). Зато всё очень структурировано, последовательно и вообще всячески удобно для использования.
Модальность: когнитивно-поведенческая терапия;
Основная направленность: депрессия;
Краткое описание: классический труд по когнитивной терапии. Несмотря на то, что написана уже очень давно, до сих пор остаётся актуальной. Одна из самых понятных книг по К[П]Т (гораздо более понятная, чем «Когнитивная терапия: полное руководство» Джудит Бек, как по мне). Структура изложения выдержана идеально, некоторое количество конкретных техник и методик — приводится. Книга рассчитана на специалистов, но, в отличие от «Психоаналитической диагностики» Мак-Вильямс, написана очень понятно, с минимальным количеством соответствующего «жаргона» (для КПТ это вообще характерно). Несмотря на то, что формально для самопомощи не предназначена, по моему мнению, вполне пригодна для этой цели.
Модальность: отсутствует, книга не имеет терапевтической направленности;
Основная направленность: люди, страдающие расстройствами шизофренического спектра, их родственники;
Краткое описание: эту работу ни при каком рассмотрении нельзя отнести к категории книг по самопомощи — в ней нет никаких конкретных рекомендаций, методик, в ней даже толком не излагается теоретическая часть: просто личный опыт автора. Почему же она попала в этот список? Потому, что книга может стать источником некоторой валидации как для самого человека, имеющего соответствующее расстройство, так и для его родных и близких. Понравилась образность изложения, доброта, сочувствие автора и к себе, и ко всему живому: эдакая «анти-стигма». Но не ищите здесь «рекомендаций по лечению шизофрении», книга не об этом.
Модальность: транзактный анализ;
Основная направленность: человеческие взаимоотношения;
Краткое описание: что мне нравится в этой книге, так это то, как в ней преподносится — красиво и с конкретными примерами — идея о том, что некие действия человек может совершать совершенно не с той целью, с которой декларирует. Именно этот аспект, а не сама теория Берна с её играми, сценариями и Внутренними Ребёнками / Взрослыми / Родителями (эти ребята мне у Янга больше нравятся) кажется мне наиболее интересной. Опять же, это не совсем руководство по самопомощи, но написана достаточно понятно, можно пользоваться и в этих целях тоже.
Модальность: психодинамика, психоанализ;
Основная направленность: клиническая диагностика;
Краткое описание: вообще говоря, это учебник, да ещё и по психоанализу. Но не спешите закидывать меня тухлыми помидорами: продравшись через весьма специфический жаргон (и не всегда удачный перевод), читатель может получить некие полезные сведения об интересующих его людях в контексте понимания их характера. Такого прекрасного описания шизоидов, как у Мак-Вильямс (см. также её «Размышления о шизоидной динамике»), я не встречал ни у кого. Кроме того, хорошо расписаны психические защиты, концепция уровней организации личности и другие психоаналитические штуки, широко используемые в клинической практике специалистами, принадлежащими к самым разным школам.
Модальность: психоанализ;
Основная направленность: «неврозы» (усталость, чувство неуверенности, общая неудовлетворённость и т.д.);
Краткое описание: ещё одна книжка по психоанализу, да ещё и такая старая! Тем не менее, мне она представляется интересной: там достаточно просто и понятно изложена теория неврозов Хорни, приводятся рассуждения автора о границах применимости «селфхелпа» (пусть это так и не называется), с которыми я согласен. Я обычно рекомендую её тем, кто интересуется психоанализом, знает о его ограничениях и проблемах, но тем не менее хочет попробовать на себе. Полного и точного мнения составить не получится, но получить некоторые приблизительные впечатления — вполне. В блоге есть более подробное описание книги.
Модальность: логотерапия;
Основная направленность: смысложизненные ориентации;
Краткое описание: не люблю логотерапию и сам вопрос о смысле жизни, считая его бессмысленным, но отлично осознаю, что есть люди, которые смотрят на это совершенно иначе. Слышал некоторое количество весьма положительных отзывов о книге именно как об эффективном инструменте самопомощи, но каких-то убедительных данных, подтверждающих это, не видел. В блоге доступна достаточно подробная рецензия.
Модальность: нет, книга больше о детской психиатрии, чем о психологии / «нейропоследовательный подход», психообразование;
Основная направленность: абьюз, детско-родительские отношения;
Краткое описание: не содержит конкретных инструкций и упражнений, просто сборник историй детей, перенесших серьёзные психические травмы, снабжённых комментариями автора. Хорошо — просто, но с сохранением смысла переданы некоторые положения возрастной психологии и детской психиатрии. Отличается теплотой и человечностью. Может быть полезна как родителям, так и взрослым / подросткам, которые были травмированы в детстве. В блоге есть более подробная рецензия.
Модальность: психоделическая терапия;
Основная направленность: сложно описать, претендует на универсальность;
Краткое описание: самая «трезвая», на мой вкус, работа Грофа, в которой он ещё не слишком сильно ушёл в астральные дали [по меркам более поздних произведений], а достаточно осторожно описывает увиденное и даёт некоторые осторожные интерпретации. Лично мне интересна его концепция СКО, которая может быть использована как достаточно удобная модель для описания некоторых переживаний. Кроме того, книга часто вызывает достаточно противоречивую и сильную реакцию, и эти переживания можно эффективно использовать в терапии.
Модальность: эклектика, содержит подходы из совершенно разных направлений;
Основная направленность: абьюз, детско-родительские отношения;
Краткое описание: долго думал, включать ли книгу в этот список. Однозначно не рекомендую её как литературу для самопомощи: слишком уж однобоко преподносится в ней информация, слишком сильно расставлены акценты, слишком велик риск того, что читатель совершит под её воздействием какие-то поступки, о которых пожалеет. Но иногда, при правильном прочтении и критической переработке и осмыслении идей автора, эта книга может быть весьма полезной.
Там есть и конкретные упражнения, и некоторая [довольно спорная] теория, и какая-то достаточно внятно прописанная последовательность действий, но вот эта самая однобокость и категоричность всё портит. В блоге доступна более полная рецензия, которую я писал достаточно давно, и с которой сейчас не во всём согласен. Кстати, в том самом издании “Authoritative guide to self-help resources in mental health” эта книга входит в список однозначно нерекомендуемых.
— Существуют данные о том, что самопомощь может быть эффективным средством борьбы с психологическими проблемами (и даже вспомогательным средством при лечении психических заболеваний, но здесь нужно каждый отдельный случай разбирать с врачом);
— К этим данным следует относиться с некоторой осторожностью, поскольку в достаточно большой части исследований не проводится чёткая граница между «чистой самопомощью» (когда человек сам выбирает, что ему читать и следует написанному) и библиотерапией с не слишком интенсивным вмешательством терапевта.
— Существуют списки рекомендуемой для самопомощи литературы, но они основаны не на данных РКИ, а на мнении коллективов экспертов, поэтому пользоваться ими следует с некоторой осторожностью.
1. Стоименов Й. А., Стоименова М. Й., Коева П. Й. и др. Психиатрический энциклопедический словарь. — К.: «МАУП», 2003. — 1200 с. — ISBN 966-608-306-X.
2. Marrs, R. W. (1995). A meta-analysis of bibliotherapy studies. American Journal of Community Psychology, 23(6), 843–870. doi:10.1007/bf02507018
3. Cuijpers, P. (1997). Bibliotherapy in unipolar depression: A meta-analysis. Journal of Behavior Therapy and Experimental Psychiatry, 28(2), 139–147. doi:10.1016/s0005-7916(97)00005-0
4. Apodaca, T. R., & Miller, W. R. (2003). A meta-analysis of the effectiveness of bibliotherapy for alcohol problems. Journal of Clinical Psychology, 59(3), 289–304. doi:10.1002/jclp.10130
5. DEN BOER, P. C. A. M., WIERSMA, D., VAN DEN BOSCH, R. J. (2004). Why is self-help neglected in the treatment of emotional disorders? A meta-analysis. Psychological Medicine, 34(6), 959–971. doi:10.1017/s003329170300179x
6. Wimberley, T. E., Mintz, L. B., & Suh, H. (2015). Perfectionism and Mindfulness: Effectiveness of a Bibliotherapy Intervention. Mindfulness, 7(2), 433–444. doi:10.1007/s12671-015-0460-1
7. Pearcy, C. P., Anderson, R. A., Egan, S. J., & Rees, C. S. (2016). A systematic review and meta-analysis of self-help therapeutic interventions for obsessive–compulsive disorder: Is therapeutic contact key to overall improvement? Journal of Behavior Therapy and Experimental Psychiatry, 51, 74–83. doi:10.1016/j.jbtep.2015.12.007
8. Gualano, M. R., Bert, F., Martorana, M., Voglino, G., Andriolo, V., Thomas, R., … Siliquini, R. (2017). The long-term effects of bibliotherapy in depression treatment: Systematic review of randomized clinical trials. Clinical Psychology Review, 58, 49–58. doi:10.1016/j.cpr.2017.09.006
9. Holvast, F., Massoudi, B., Oude Voshaar, R. C., & Verhaak, P. F. M. (2017). Non-pharmacological treatment for depressed older patients in primary care: A systematic review and meta-analysis. PLOS ONE, 12(9), e0184666. doi:10.1371/journal.pone.0184666
10. Yuan, S., Zhou, X., Zhang, Y., Zhang, H., Pu, J., Yang, L., … Xie, P. (2018). Comparative efficacy and acceptability of bibliotherapy for depression and anxiety disorders in children and adolescents: a meta-analysis of randomized clinical trials. Neuropsychiatric Disease and Treatment, Volume 14, 353–365. doi:10.2147/ndt.s152747
11. Richard E. Redding et al., Popular Self-Help Books for Anxiety, Depression, and Trauma: How Scientifically Grounded and Useful are They?, 39 Professional Psychology: Research and Practice 537 (2008). Available at: http://works.bepress.com/richard_redding/13
]]>Обычно вопрошающие уточняют: «Может, тесты какие есть?» или приходят уже с результатами неких (не всегда валидных и надёжных) психометрических методик и просят на основании их данных оценить своё ментальное состояние.
В рамках этого поста я постараюсь объяснить, почему самодиагностика ментальной сферы — это не то, чем следует заниматься, какие у неё есть ограничения, и где она всё-таки применима, а также дать читателю набор инструментов, которыми хоть как-то можно пользоваться, чтобы проверить психическое здоровье.
Выставлением диагноза психического расстройства занимается врач-психиатр. Иногда ему помогает в этом клинический психолог (в рамках процедуры патопсихологической диагностики, проблемы и ограничения которой мы с Кристиной разбирали в отдельной большой статье).
Первоначальная подготовка врача психиатра составляет около 11 лет (включая 6 лет учёбы на лечфаке, два года ординатуры и, не всегда, но весьма вероятно, некоторое количество лет работы врачом общей практики), но на этом обучение не заканчивается: психиатр постоянно проходит различные формы повышения квалификации.
Как думаете, чем он занимается всё это время? Учится искать тесты в Интернете? Выбирает, на каком сайте лучше пройти СМИЛ или шкалу депрессии Бека?
Отнюдь. Он постигает сложные механизмы устройства человеческого организма, изучает закономерности функционирования психики и, главное, получает клинический опыт.
На последнем следует остановиться подробнее: можно сколь угодно медитировать на диагностические критерии той же депрессии в МКБ или DSM, но это никак не поможет развить навык её распознавания в реальной жизни: чтобы научиться «видеть болезнь» нужно не просто хорошо знать её этиологию, патогенез, особенности течения и другие факторы, но и «пересмотреть» достаточно большое количество больных.
Именно поэтому самобучение по статьям в пабмеде или кокрейне не может заменить полноценной клинической подготовки: опытный психиатр будет смотреть, в первую очередь, на своего пациента, а уже потом на результаты «тестов на шизофрению».
Даже в рамках более ориентированной на использование специфических инструментов патопсихологической диагностики (целью которой является установление не диагноза, а симптомокомплекса) очень важен системный подход и способность правильно интерпретировать результаты прохождения методик.
У человека, только погружающегося в тему психических расстройств, таких навыков нет, именно поэтому он либо читает диагностические руководства и «находит у себя всё, кроме родильной горячки», либо просит дать какой-то однозначно интерпретируемый инструмент, желательно, опросник, который бы показал некую циферку, по величине которой можно определить, «есть ли у него шизофрения».
Нет такого инструмента, и нет такой циферки. Только обращение к специалисту — врачу-психиатру (или врачу-психотерапевту) — при подозрении на наличие психических заболеваний или психологу (хотя с ними тоже не всё так просто) — если есть ощущение каких-то нерешённых психологических проблем.
В любой интроспекции существует проблема «слепых пятен»[1] — человек «в своём глазу бревна не замечает», как гласит пословица. Многие симптомы мы склонны трактовать очень субъективно, либо придавая им чрезмерное значение, либо наоборот — стараясь не замечать и подавлять их проявление.
Иногда это является следствием работы психических защит, иногда — простое следствие недостаточной осознанности, но как бы там ни было, феномен есть, и с ним необходимо считаться.
Опытные специалисты в области ментального здоровья при наличии каких-либо подозрений на проблемы в собственной психике не бегут самостоятельно выписывать себе таблетки или проводить сеанс терапии перед зеркалом, а обращаются к своим коллегам: так надёжнее, чем самодиагностика.
Даже наличие специального образования и соответствующего опыта не всегда позволяет избежать когнитивных искажений и иных нарушений в оценке своего состояния. Что уж говорить о человеке, не имеющем соответствующих знаний и опыта?
Самодиагностика может быть вредна не только в контексте неверности полученного «диагноза», но и сама по себе.
Некоторые люди склонны к реакциям т.н. «ухода в болезнь», накручиванию себя и т.п. И тест, показавший им наличие у них «клинически выраженной депрессии» может привести к существенному ухудшению состояния, даже если депрессия изначально отсутствовала.
В медицине предложен термин «эгерогения» для описания осложнений в результате нарушения больным (пациентом) режима лечения и реабилитации. И самодиагностика вполне себе относится к категории эгерогенных нарушений.[2]
Кроме того, для описания попыток «самостоятельно поставить себе диагноз по Интернету» уже предложен специальный термин — киберхондрия:
Поведение интернет-пользователей в аспекте использования сетевых ресурсов для оценки персонального здоровья может укладываться в одну из двух преобладающих стратегий: адаптивную (верификация офлайновых медицинских рекомендаций) или дезадаптивную (самодиагностика и самолечение). Выбор последней, лежащий в основе генеза киберхондрии, происходит как вследствие преморбидных личностных особенностей, так и нозогенной дезориентации, на фоне специфического влияния информационной интернет-среды, усиливаемого социомедийной коммуникацией.[3]
В психологии существует понятия т.н. «вторичной выгоды» от болезни (ВВБ) — способности человека получать некие «психологические бонусы» от наличия у него того или иного диагноза:
Внешняя часть ВВБ проявляется признаками манипулятивного поведения, внутренняя же формируется в том случае, когда симптомы болезни помогают удовлетворять потребности, фрустрированные до появления страдания (например, потребность в любви, самоуважении для пациентов с невротическими расстройствами).[4]
На практике это означает, что некоторые люди будут «ставить» себе более тяжёлые «диагнозы» ради получения этих самых вторичных выгод, и это будет вносить ещё большие искажения в точность результатов самодиагностики.
Внимательный читатель спросит: «Если всё так плохо, зачем же ты пишешь этот пост?» И будет во многом прав.
Но есть одна сфера, где самодиагностика может иметь смысл — при предельно аккуратном использовании различные психометрические инструменты могут быть неплохим подспорьем в принятии решения об обращении к специалисту.
Если не пытаться поставить себе диагноз, не заниматься самолечением, а использовать различные шкалы и опросники только для того, чтобы убедить себя обратиться уже наконец к специалисту, то они могут быть весьма полезны.
Да, не нужно их использовать в качестве единственного источника принятия решения о том, что пора бы уже обратиться за помощью: правило «подозреваешь что-то неладное — сходи, проверься» остаётся непреложным, но как средство получения некоей дополнительной мотивации на поход к специалисту самостоятельное применение психометрических инструментов вполне допустимо.
Далее будут рассмотрены основные психометрические инструменты, которые хоть немного пригодны для того, чтобы проверить психическое состояние и создать себе необходимую мотивацию для посещения специалиста.
Скажу сразу, что к сайтам, на которые приведены ссылки, я не имею никакого отношения (просто включил в пост ссылки для удобства, чтобы вам не надо было их гуглить), они все работали на момент публикации поста, но я не гарантирую, что они не уйдут в небытие в ближайшем будущем.
Я постарался отобрать те инструменты, которые, во-первых, имеют хоть какие-то данные, подтверждающие их валидность и надёжность, а, во-вторых, были адаптированы (а не просто переведены) на русский язык.
Дело в том, что адаптация — сложный и важный процесс: недостаточно просто перевести вопросы, поскольку между русскоязычной и англоязычной (например) популяцией существуют серьёзные культуральные и иные различия.
Например, если использовать неадаптированную версию популярного теста MMPI, мы получим неадекватное повышение по шкалам «Достоверности» и «Индивидуалистичности» («Шизофрении»). Поэтому нужно не просто хорошо перевести тест, нужно проверить, а насколько переведённая версия адекватно работает. Это и составляет суть процесса адаптации.
В Сети есть множество переведённых (но не прошедших полную адаптацию) классных опросников (тот же NPI-40), но я намеренно не буду включать эти переводы в список, поскольку их использование сопряжено с высоким риском получения заведомо недостоверных результатов.
Разумеется, приведённый список не является исчерпывающим, и, весьма вероятно, что я забыл включить в него какой-то очень важный инструмент, формально соответствующий критериям отбора.
Депрессией в быту называют комплекс психических расстройств, к основным проявлений которых относятся сниженное настроение, неспособность получать удовольствие, чувство вины, снижение самооценки, пессимизм, суицидальные мысли и тенденции.
В последнее время в Сети присутствует довольно большое количество людей, которые «диагностировали» у себя депрессию и даже пытаются заниматься её самолечением (что не есть хорошо).
Описание инструмента: Опросник депрессии Бека является одной из первых шкал, разработанных для качественной и количественной оценки депрессии, и по сей день широко используется в клинических исследованиях. Надежность и валидность опросника BDI многократно подтверждена и не вызывает сомнений. Опросник состоит из 21 вопроса, прохождение обычно занимает до 20 минут.
Есть ли адаптированная русскоязычная версия: Да;
При каких значениях итогового показателя следует задуматься: 26 ± 10 баллов;
Где почитать на русском языке об использовании инструмента: «Клиническая психометрика», 2018[6]
Где можно пройти онлайн бесплатно без СМС: https://www.psychol-ok.ru/statistics/beck/
Описание инструмента: Данная шкала была разработана в 1983-м году, и пользуется популярностью до сих пор. Она, как следует из названия, применяется не только для оценки депрессии, но и для определения уровня тревоги. При формировании шкалы авторы исключали симптомы тревоги и депрессии, которые могут быть интерпретированы как проявление соматического заболевания (например, головокружения, головные боли и прочее). Состоит из 14-и вопросов, время прохождения — обычно менее 10 минут;
Есть ли адаптированная русскоязычная версия: Да;
При каких значениях итогового показателя следует задуматься: 11 баллов и выше по субшкале депрессии;
Где почитать на русском языке об использовании инструмента: «Клиническая психометрика», 2018[6]
Где можно пройти онлайн бесплатно без СМС: https://onlinetestpad.com/ru/testview/58880-gospitalnaya-shkala-trevogi-i-depressii
Лучшее определение тревоги, которое мне попадалось, звучит так: «смутное ощущение неопределённой хреновости». Тревога обычно описывается как реакция беспокойства на некую опасность, суть которой не ясна.
Тревожные расстройства — группа психических заболеваний, при которых человек либо испытывает неадекватную, часто аномально высокую тревогу, либо неадекватно на неё реагирует и не может с ней справиться, либо и то, и другое сразу.
Описание инструмента: та же самая шкала, что и в разделе депрессии. Только смотреть нужно на субшкалу тревоги, а не депрессии.
Есть ли адаптированная русскоязычная версия: Да;
При каких значениях итогового показателя следует задуматься: 11 баллов и выше по субшкале тревоги;
Где почитать на русском языке об использовании инструмента: «Клиническая психометрика», 2018[6];
Где можно пройти онлайн бесплатно без СМС: https://onlinetestpad.com/ru/testview/58880-gospitalnaya-shkala-trevogi-i-depressii
Описание инструмента: данная была создана в 1983 году на основании выборки симптомов тревожных расстройств и панических атак и включает в себя наиболее распространённые проявления этих расстройств, в том числе соматические и вегетативные проявления тревоги. Каждый пункт оценивается по шкале Ликкена. Целью лечения является достижения уровня тревоги менее 20 баллов.
Есть ли адаптированная русскоязычная версия: Да;
При каких значениях итогового показателя следует задуматься: более 30 баллов — аномальный уровень тревоги, более 80 баллов — высокий уровень тревоги;
Где почитать на русском языке об использовании инструмента: «Клиническая психометрика», 2018[6];
Где можно пройти онлайн бесплатно без СМС: https://psytests.org/clinical/spras.html
Описание инструмента: шкала для самооценки уровня выраженности симптомов социальной фобии. Данная шкала измеряет степень тревоги и тенденции к избеганию, возникающих у субъекта в различного рода социальных ситуациях: ситуациях социального взаимодействия и ситуациях, в которых субъект является объектом внимания со стороны окружающих. 24 вопроса, менее 15 минут на прохождение;
Есть ли адаптированная русскоязычная версия: Да;
При каких значениях итогового показателя следует задуматься: 65 баллов и более;
Где почитать на русском языке об использовании инструмента: «Клиническая психометрика», 2018[6];
Где можно пройти онлайн бесплатно без СМС: https://balkarey.ru/Пройти-тест-онлайн-Шкала-Либовица-для-оценки-симптомов-социофобии.html
Психическая травма возникает в результате события, серии событий или набора обстоятельств, которые переживаются человеком как эмоционально вредные или опасные для жизни, и имеет длительные неблагоприятные последствия для его функционирования и психического, физического, социального, эмоционального, или духовного благополучия.[10]
Некоторое время назад травма ассоциировалась не только у широкой публики, но и у специалистов с воздействием какого-то сильного, но однократного фактора (физическое или сексуальное насилие, угроза жизни и т.д.)
Современные представления о травме являются более гибкими и включают в себя представления о хронически травмирующих факторах. Это важно понимать, поскольку существует множество людей, в чьей биографии нельзя выделить однократный травмирующий эпизод, но которые тем не менее являются травмированными в результате воздействия некоего хронического стресса.
Диагноз ПТСР является современным определением известных в прошлом нарушений у лиц, переживших чрезвычайную ситуацию, и описывавшихся в рамках психогенных невротических реакций.[5]
ПТСР можно рассматривать как нарушение адаптации, вызванное травмой, неспособность психики адекватно её пережить и переработать.
Описание инструмента: миссисипская шкала (МШ) была разработана для оценки степени выраженности посттравматических стрессовых реакций у ветеранов боевых действий. В настоящее время она является одним из широко используемых инструментов для измерения признаков ПТСР. Как показали исследования, МШ обладает необходимыми психометрическими свойствами, а высокий итоговый балл по шкале хорошо коррелирует с диагнозом «посттравматическое стрессовое расстройство», что побудило исследователе к разработке «гражданского» варианта МШ, который состоит из 39 вопросов. Время прохождения — менее получаса;
Есть ли адаптированная русскоязычная версия: Да;
При каких значениях итогового показателя следует задуматься: 99 и более баллов;
Где почитать на русском языке об использовании инструмента: «Клиническая психометрика», 2018[6];
Где можно пройти онлайн бесплатно без СМС: https://www.b17.ru/tests/mississippi_scala_pro_ptsd/
Одно из самых «загадочных» и мифологизированных психических расстройств, известное среди широкой публики как «множественная личность». Все помнят о Билли Миллигане, многие видели популярный художественный фильмы «Сплит» (в котором показано именно мифологизированное, а не клинически точное представление о диссоциативном расстройстве).
Согласно Национальному руководству по психиатрии, расстройство множественной личности представляет собой
хроническое диссоциативное расстройство (лат. dissociatio -разделение, разъединение), включающее в первую очередь феномены истерически помраченного сознания (припадки, амнезия, фуги и др.).
В современных систематиках этот тип истерических нарушений объединяется с конверсиями, поскольку в основе тех и других проявлений лежит механизм дезинтеграции (выпадение отдельных психических функций из целостной системы высшей нервной деятельности). При обсуждаемом расстройстве скрытые прежде свойства личности начинают как бы действовать самостоятельно, причем воспоминание о разных ипостасях не сохраняется.
<…>
В пределах этого расстройства два или более обособленных личностных состояния функционируют раздельно. [5]
Следует отметить, что диссоциация часто проявляется и у здоровых людей, поскольку является одной из распространённых психических защит.
Описание инструмента: опросник не предназначен для постановки диагноза «Диссоциативное расстройство идентичности», он измеряет степень выраженности диссоциации, но не позволяет определить, носит ли она патологический характер. 28 вопросов, прохождение — мене 30 минут;
Есть ли адаптированная русскоязычная версия: Да;
При каких значениях итогового показателя следует задуматься: 40-45 баллов и выше;
Где почитать на русском языке об использовании инструмента: «Клиническая психометрика», 2018[6];
Где можно пройти онлайн бесплатно без СМС: https://www.b17.ru/tests/208/
Данная группа расстройств раньше называлась «психопатиями», и до сих пор этот термин можно встретить как в высказываниях специалистов, так и в русскоязычных научных публикациях.
Расстройства личности — это патологические состояния, характеризующиеся дисгармоничностью психического склада и представляющие совокупность постоянных, чаще врожденных, свойств индивидуума, отчетливо проявляющихся в эмоциональной и волевой сферах, а также в сфере влечений и в широком диапазоне социальных ситуаций и межличностного взаимодействия уже в детском или пубертатном возрасте и сохраняющихся на протяжении всей жизни[5]
Характерологические изменения, относящиеся к РЛ, определяют структуру личности целиком. Они могут усиливаться или становиться менее явными (чаще всего в зрелом возрасте). В отличие от невротических расстройств проявления РЛ эгосинтонны (гармоничны, созвучны «Я» пациента), не воспринимаются как требующие психиатрической помощи. Аномальные свойства РЛ социально дезадаптивны. По выражению K. Schneider (1928), «психопат либо сам страдает от своей анормальности, либо заставляет страдать окружающих».[5]
Для большинства личностных расстройств нет доступных онлайн опросников.
Например, в Рунете есть сайты, предлагающие пройти тест «Рейтинговая шкала Занарини», однако есть два «но»: предлагается перевод (а не адаптация, это важно!) теста, и переводы эти не соответствует полной версии оригинальной шкалы (8-10 вопросов вместо 90).
В России разработан и апробирован Опросник для диагностики пограничного личностного расстройства за авторством Ласовской Т.Ю.[8], однако его компьютеризированная версия в свободном доступе не представлена.
В литературе представлены опросники, заполняемые специалистом (например, ДИП-П)[6], но они совсем уж, вообще никак не подходят для самодиагностики ни в каком виде.
Шизофрения — одно из наиболее тяжелых по своим проявлениям и последствиям психических расстройств, выражающееся дезинтеграцией психической деятельности, сочетанием продуктивной (когда психика производит то, чего производить не должна, например, бред и галлюцинации) и негативной (когда психика не производит того, что производить должна — например, присутствует эмоциональная уплощенность, неспособность к принятию решений) симптоматики, поведенческих и когнитивных нарушений.
Шизофрения чаще других психических расстройств приводит к инвалидизации пациентов (до 40% больных)[5].
Несмотря на то, что корень «шизо-» означает «расщепление», шизофрения — это не «раздвоение личности» (это выражение больше соответствует диссоциативному расстройству идентичности, рассмотренному ранее).
Диагностика шизофрении — очень сложная тема, и самодиагностика невозможна здесь от слова «совсем». Как по причине сложности задачи, требующей для решения специальной подготовки и высокой квалификации, так и по причине возникающих в результате развития этого психического расстройства специфических нарушений мышления и восприятия.
Поэтому простых опросников для выявления шизофрении не существует. Есть PANSS, SAPS, SANS, MATRIX, но они, во-первых, не адаптированы для отечественной популяции, а, во-вторых, предполагают заполнение специалистом или при его участии.
Некоторые методики разработаны с целью осуществления комплексной оценки свойств психики. Они гораздо сложнее в интерпретации, по сравнению с указанными выше опросниками, поэтому я решил включить в данный пост только одну из них.
Описание инструмента: данный инструмент представляет собой русскоязычную адаптацию популярного личностного опросника MMPI. В отличие от большинства представленных в этом посте инструментов, СМИЛ не имеет единого числового итогового показателя.
Пройдя этот тест (в котором, кстати, 566 вопросов, время прохождения может достигать нескольких часов), вы получите не одну циферку, а график, содержащий значения по 13-и шкалам (3 шкалы достоверности + 10 основных шкал), который достаточно сложно интерпретировать.
В рамках этого описания я постараюсь дать пример нескольких явно свидетельствующих о дезадаптации типов профиля СМИЛ, но это описание очень далеко от исчерпывающего.
Несмотря на огромную популярность опросника (его используют в рамках официальных экспертиз, профессионального отбора, с ним сравнивают другие отечественные личностные опросники, по нему делают сверку адаптаций зарубежных опросников и т.д.), вся информация о валидности и надёжности данного инструмента базируется фактически только на заявления автора русскоязычной адаптации.
Следите за руками: MMPI валиден и надёжен, имеет кучу подтверждений этих характеристик в публикациях самых разных специалистов, а его русскоязычная адаптация (собственно, тест СМИЛ) эксплуатирует репутацию оригинала. Мне не попадалось ни одной публикации с результатами и описанием процедуры проверки этих характеристик, зато доступно достаточно большое ссылок Л.Н. Собчик на саму себя и свой «уникальный опыт».
Тем не менее, ввиду огромной популярности инструмента, я решил включить его в этот пост, сделав соответствующие оговорки.
Специалисты часто говорят о том, что этот тест очень сложно обмануть, но это не так: «взлом СМИЛа» с целью получения нужных показателей достаточно тривиален.
Есть ли адаптированная русскоязычная версия: Да, это и есть русскоязычная адаптация. Оригинальный тест называется MMPI, сейчас доступна уже вторая его версия, которая гораздо прикольнее, но не имеет русскоязычной адаптации;
При каких значениях итогового показателя следует задуматься:
Здесь невозможно дать краткое описание. Вместо этого постараюсь привести несколько примеров с объяснением.
Пример нормативного профиля:
Шкалы достоверности находятся в пределах нормативного разброса, что делает этот профиль пригодным к интерпретации, ведущие пики находятся в пределах 56T-66T баллов и выявляют те ведущие тенденции, которые определяют характерологические особенности индивида.
Следующий профиль является «акцентуированным».
Шкалы достоверности находятся в пределах нормативного разброса, что позволяет интерпретировать профиль. Показатели ведущих шкал (5,9) выявляют акцентуированные черты, которые временами могут затруднять социально-психологическую адаптацию человека.
Акцентуированные личностные черты — находящиеся в пределах клинической нормы особенности личности, при которых отдельные её черты чрезмерно усилены, вследствие чего обнаруживается избирательная уязвимость в отношении одних стрессовых воздействий при сохранении хорошей устойчивости к другим.
Представленный далее профиль является «плавающим».
Шкалы достоверности находятся в пределах нормативного разброса, что позволяет интерпретировать профиль. Большинство шкал профиля значительно повышены (65T<F<90T, каждая из шкал 1,2,3,7 и 8 — выше 70T, остальные — 56T и выше, за исключением, в крайнем случае, одной шкалы). Такой профиль свидетельствует о выраженном стрессе и дезадаптации личности.
Следующий профиль свидетельствует о нарушенной адаптации и отклонении состояния исследуемого от нормального.
Шкалы достоверности находятся в пределах нормативного разброса (по шкале F возможно повышение до 80T, при этом профиль можно интерпретировать, однако показатели по шкале F выше 70T, как правило, отражают высокий уровень эмоциональной напряжённости или являются признаком личностной дезинтеграции).
Высокие показатели по шкале 8 в качестве одного из 3-х ведущих пиков профиля, по статистике, приведённой Л.Н. Собчик, в 60% случаев выявляют шизофренические или шизофреноподобные расстройства. ВАЖНО: по СМИЛу диагнозы не ставятся.
Но предположение о наличии расстройств шизофренического спектра должно найти своё подтверждение в результате комплексного экспериментально-психологического исследования, а также по результатам консультации с врачом-психиатром.
Представленный ниже профиль является недостоверным.
Показатели по шкале F находятся за пределами нормативного разброса. По данным Л.Н. Собчик, на практике встречаются профили, которые, несмотря на высокое значение по шкале F (к сожалению, в руководстве по интерпретации не указано, насколько высоким оно может быть), могут отражать реальное состояние исследуемого, но для того, чтобы делать выводы по таким профилям, нужны данные других методик и более полная информация об исследуемом, чем содержится в результатах СМИЛа.
Где почитать на русском языке об использовании инструмента: Л.Н. Собчик. «Стандартизированный многофакторный метод исследования личности»;
Где можно пройти онлайн бесплатно без СМС: https://www.psychol-ok.ru/statistics/mmpi/
Прочтите, пожалуйста, нижеследующий текст, он несложный и необременительный.
Очень кратко:
1. Самодиагностика — это плохо: неточно, вредно, у некоторых людей может вызывать ухудшение состояния. Связана с киберхондрией и эгерогенией;
2. Если уж использовать самодиагностику, то только как инструмент самомотивации для обращению к специалисту;
3. Для самодиагностики целесообразно выбирать инструменты, имеющие хоть какое-то подтверждение достаточно высоких характеристик валидности и надёжности (большинство предлагаемых «тестов на пограничность» или «тестов на шизофрению» этим свойством не обладает, но об этом — в одном из следующих постов).
1. Вайнштейн, С. В. (2010). Психологическая интроспекция в XXI веке: исторические тенденции и феномены методологии. Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология, (4), 31-39.
2. Кадочников Д.С. К вопросу об оценке осложнений лечения, возникших по «вине» пациента. Медицинское право: теория и практика. 2018. Т. 4. № 2 (8). С. 64-68.
3. Сандомирский М.Е. Психосоматические и социально-психологические аспекты социомедийной киберхондрии. Nauka-Rastudent.ru. 2015. № 7 (19). С. 28.
4. Молчанова, Е., Авдошина, Т. (2006). Вторичная выгода от болезни и механизмы психологической защиты у пациентов с соматоформными расстройствами и шизофренией. Социальная и клиническая психиатрия, 16 (3), 33-37.
5. Под ред. Ю.А. Александровского, Н.Г. Незнанова. Психиатрия. Национальное руководство. 2018. ISBN: 978-5-9704-4462-7
6. Клиническая психометрика : учебное пособие / под ред. В. А . С олдаткина; ФГБОУ ВО РостГМУ Минздрава России. — 2-е изд, доп. — Ростов н/Д: Изд-во РостГМУ, 2018. — 339 с
7. Мосолов С.Н., Ушкалова А.В, и др. (2015). Валидизация Российской версии опросника HCL-32 для выявления пациентов с биполярным аффективным расстройством II типа среди больных, наблюдающихся с диагнозом рекуррентного депрессивного расстройства. Социальная и клиническая психиатрия, 25 (1), 21-30.
8. Ласовская, Т. Ю., Сарычева, Ю. В., Яичников, С. В., Пономаренко, И. В., Жовнер, И. В., Егорова, О. А., Артюшина, М. А., Лермонтов, П. А. (2012). Опросник для диагностики пограничного личностного расстройства: определение надежности частей теста. Journal of Siberian Medical Sciences, (2), 11.
9. Loewy, R. L., Pearson, R., Vinogradov, S., Bearden, C. E., Cannon, T. D. (2011). Psychosis risk screening with the Prodromal Questionnaire — Brief Version (PQ-B). Schizophrenia Research, 129(1), 42–46. doi:10.1016/j.schres.2011.03.029
10. Substance Abuse and Mental Health Services Administration. SAMHSA’s Concept of Trauma and Guidance for a Trauma-Informed Approach. HHS Publication No. (SMA) 14-4884. Rockville, MD: Substance Abuse and Mental Health Services Administration, 2014.
]]>В одном из древнейших письменных памятников человечества — эпосе о Гильгамеше приводятся примеры интерпретации сновидений.
Фрейд, Юнг и другие аналитики довольно сильно популяризировали идею о том, что в снах есть нечто сокрытое и очень ценное, среди своих клиентов и последователей. Ну, а мы в рамках этого поста попробуем понять, есть ли в этом какой-то смысл с точки зрения современных научных знаний.
Интересное отношение к толкованию сновидений, близкое к позициям современной психологии, можно найти в Талмуде: там рассказано о человеке, который прибыл в Иерусалим — город, в котором жило много толкователей снов, — обратился к двадцати четырём разным «специалистам» и получил двадцать четыре разные интерпретации своего сновидения. «И все они были истинны».[7, стр. 58]
Существуют два основных подхода к толкованию сновидений — «прямое» («словарное») сопоставление и герменевтический подход.
Первый класс содержит достаточно простые в своей основе методы: визуально-эмоциональным образам из сновидения присваивается некое наименование («мне приснился графин» — здесь рассказчик именует каким-то привычным словом то, что ему приснилось), затем интерпретатор заглядывает в некий «словарь» — «сонник», в котором написано, что это могло бы означать («[графин] с вином – к провинности перед вами; с водой – вам придется терпеть проделки своих детей»).[1, стр. 58]
Указанием источников предлагаемых толкований, а также проверкой их валидности и надёжности составители «сонников» не заморачиваются, и приводят свои трактовки как некую данность, которой читатель должен доверять безусловно.
Ненаучность подобных построений настолько очевидна, что даже сами сторонники интерпретации сновидений признают это.[2, стр. 11].
Несмотря на ненадёжность предлагаемых ими толкований, «сонники» существуют уже очень давно (некоторые экземпляры датируются в районе 2500г. до н.э.) и, что гораздо интереснее для нас, пользуются популярностью до сих пор.
Второй подход, перекликающийся некоторым образом с герменевтикой, гораздо интереснее. Он даже по-своему красив. Фрейд считал, что
«истолковывать сновидение» значит раскрыть его «смысл», заменить его чем-либо, что в качестве полноправного и полноценного звена могло бы быть включено в общую цепь наших душевных процессов».[3, пар. 13.1]
Классический метод Фрейда предполагал использование свободных ассоциаций. Строго говоря, Фрейд не был первым, кто предложил использовать ассоциации для толкования сновидений:
Интересным вариантом этого расшифровывания, который до некоторой степени исправляет его механичность, представляет собой сочинение Артемидора из Дальдиса о толковании сновидений. Артемидор из Дальдиса, родившийся, по всей вероятности, в начале второго века по нашему летоисчислению, оставил нам самую полную и самую тщательную разработку толкования сновидений в греческо-римском мире. Как отмечает Гомперц, он основывал толкование сновидений на наблюдении и опыте и строго отличал свое искусство толкования от других, обманчивых методов.
Согласно изложению Гомперпа, принцип его искусства толкования идентичен с магией, с принципом ассоциаций. Элемент сновидения означает то, о чем он напоминает. Разумеется, то, что он напоминает толкователю сновидения. Неистощимый источник произвола и ненадежности заключается в том факте, что один и тот же элемент сновидения мог напоминать толкователю об одном, а всякому другому человеку совершенно о другом.[3, пар. 13.3]
Ключевым нововведением Фрейда было предложение использовать ассоциации самого сновидца, а не толкователя.
Клиенту предлагалось вспоминать детали сновидения и, выражаясь технически, проговаривать всё то, что придёт в голову в этот момент.
При этом сновидение не рассматривалось как нечто цельное, наоборот, постулировалась его бессвязность и необходимость рассмотрения каждого элемента в отдельности — как обладающего собственным значением.
После публикации работы Фрейда о толковании сновидений интерес к теме существенно возрос, было предложено большое количество иных методов и теорий.
С точки зрения Юнга, сновидение — это послание бессознательного, цель которого — встреча человека с теневой частью его души и возвращение ее к целостности («самости»), преодоление поляризации души и попытка ее интеграции[4].
Смысл сновидения, по Юнгу, зависит от того, насколько нуждается в компенсации сознательная установка сновидца.
Если она является чрезмерно односторонней, то сновидение занимает противоположную позицию, если особых крайностей не наблюдается, то оно довольствуется вариантами изображения реальной ситуации, «если же положение сознания правильное, то сновидение полностью смыкается с ним, подчеркивая одновременно свои собственные тенденции, иначе потерялась бы его своеобразная автономия».[5]
Что касается техники интерпретации, то среди юнгианских аналитиков представлена следующая точка зрения:
Относительно техники существует одна простая истина: правильная техника в неправильных руках не работает, тогда как неправильная техника в правильных руках работает.
Успешное использование анализа сновидений в психотерапии — это не вопрос технической экспертизы. Совершенно адекватной техники нет, поскольку гораздо более важным является личностное уравнение аналитика/анализанда.[6, глава 5]
Однако определённые технические правила толкования сновидения мы обнаруживаем и у юнгианцев. В первую очередь, здесь речь идёт о т.н. «Амплификации» — трёхуровневом процессе, в котором на первом уровне раскрываются личные ассоциации («мне приснился знакомый человек, и я знаю, что это именно он»), культурально-обусловленные ассоциации («красный сигнал светофор был сигналом к остановке»), а также архетипический уровень — влияние неких «невидимых принципов структурирования опыта».[6, стр. 22]
В процессе на каждом новом уровне (по убеждению юнгианских аналитиков), раскрываются новые смыслы, которые ранее были неосознаваемы сновидцем.
Кроме того, иногда используется техника активного воображения — когда клиента просят вспомнить некий элемент сновидения и представить себе историю, с ним связанную.[7, стр. 129]
Адлер считал, что сновидение — это репетиция исполнения желания или достижения целей жизни; сновидение представляет собой стремление предсказать будущее, в нем человек прогнозирует трудности, которые могут встретиться на пути реализации этого будущего.
Так, Адлер объяснял «пророческие сновидения», которые сбываются именно в силу того, что человек способен предугадать то или иное развитие событий — как позитивное, так и негативное, — и эта способность особенно ярко проявляется у человека во сне[4].
Фриц Перлз в рамках своего гештальт подхода предлагал вообще не заниматься прямым толкованием сновидений:
Чтобы понять смысл сновидения, нам лучше не интерпретировать его. Вместо того, чтобы заниматься спекуляциями по поводу сновидения, мы предлагаем нашим пациентам прожить его более экстенсивно и интенсивно, чтобы обнаружить парадокс[8, пар. 18.76].
Здесь сновидцу предлагается в бодрствующем состоянии отождествить себя с различными объектами своего сна и «прожить» их роли. В первоначальном примере с графином гештальтист предложил бы рассказать сон от имени графина, воды, которая в нём налита, стола, на котором он стоит, стакана, который находится рядом и т.д.
Пример такой работы он приводит в своей книге «Гештальт-подход и свидетель терапии»:
Сон принадлежит молодой пациентке: «Я поднимаюсь по лестнице с узелком в руках». – Ее фантазии по ходу того, как она отождествлялась с различными объектами сна, были такими: «Если я – лестница, кто-то использует меня, чтобы подняться наверх. Это, разумеется, мой муж, который честолюбив, а сейчас учится. Он зависит от моей финансовой поддержки. Если я узелок, то это ему приходится меня нести. Это также справедливо. Ему нужно нести меня к интеллектуальным высотам, которых он собирается достичь.» – Здесь мы видим, что кажется пациентке парадоксом ее жизненной ситуации: она несет груз, и одновременно сама является грузом.[8, пар. 18.81]
Ульман предлагал некое сочетание подхода Артемидора из Дальдиса и современных представлений о групповой работе: сновидение интерпретируется группой лиц в безопасном сеттинге, в процессе каждый из участников задаёт сновидцу вопросы, предлагает собственные толкования сновидения в целом или его отдельных элементов.
При этом подчёркивается важность ненавязчивости интерпретаций: никто в группе не утверждает, что именно его толкование и есть истина, приняты формулировки вроде «если бы это был мой сон, я бы сказал, что…»[7, стр. 129]
В современной западной психологии популярен подход к толкованию сновидений, предложенный Эрнестом Хартманом.
Хартман считает, что сновидения сами по себе подобны психотерапии, даже безо всякого толкования: как и в процессе терапии, так и во сне психика формирует «связи в безопасном пространстве»[7, стр. 45] Т.е. здесь вопрос толкования вообще отходит на второй план, сновидение обладает некоей самоценностью в контексте терапевтического воздействия.
При этом Хартман признаёт ценность всех изложенных выше подходов в качестве терапевтических инструментов. Он подчёркивает переориентацию фокуса внимания специалистов с поиска «истинных» или «достоверных» толкований на работу с таким качеством как полезность.
Всё просто: если некое толкование сновидений полезно для терапии, значит оно имеет право на существование.[7, стр. 129]
Таким образом, попробуем подвести некоторые итоги:
— В психологии существуют различные (иногда противоречащие друг другу) взгляды на то, как следует толковать сновидения;
— Эти взгляды не могут считаться научными, поскольку не соответствуют критерию фальсицируемости. Так в примечании к электронному изданию «Толкования сновидений» сказано:
Часть предметов может быть символом гениталий, поскольку эти предметы имеют с ними некое сходство, другая часть может быть символом гениталий, потому что не имеет с ними сходства. Вывод отсюда один: любой предмет может быть символом гениталий[3, пар. 25.79].
И далее приводится прекрасный для неискушенного в психоанализе читателя пример разрешения этого парадокса в отношении конкретного сновидения:
Существует иная, на наш взгляд более реалистичная, трактовка сновидений о зубной боли. Она базируется на инфантильной фантазии о «зубастой вагине». В этой фантазии женские гениталии приобретают зубы и становятся угрозой для стремящегося к половой близости (страх кастрации). Удаление зубов в сновидении может символизировать устранение такой угрозы. [3, пар. 25.79]
— Поскольку мы имеем различные противоречивые, нефальсифицируемые гипотезы относительно того, как именно следует трактовать сновидение, чтобы узнать его «истинный» смысл, которые с одинаковой вероятностью могут быть правдой, мы можем с полным основание отбросить их все как ненаучные.
Строго говоря, это не исключает практической ценности толкования сновидений в рамках терапии, но об этом — ниже.
А можно ли вообще интерпретировать содержание сновидения, и есть ли в этом самом содержании хоть какой-то смысл?
Большинство психологов до 1977-го года как-то не задавалось этим вопросом: они придумывали, обосновывали и отстаивали теории относительно того, как именно это содержание «расшифровать», при этом вопрос о том, есть ли что расшифровывать их как-то особо не занимал.
Но в 1977 году Хобсон с соавторами достаточно убедительно (на тот момент) показал, что не только ни одна конкретная теория интерпретации содержимого сна не верна: ошибочен сам вопрос о том, какой скрытый смысл содержится во сне, ибо смысла там быть не может в принципе.
В статье «Мозг и генератор состояния сна. Активационно-синтетическая гипотеза процесса сновидения»[9] была предложена модель физиологической обусловленности сновидения действием «генератора сна».
Согласно этой гипотезе, в мозге присутствует система, которая с предсказуемой периодичностью, «включает» состояния сна.
Для проверки этого предположения Хобсон и Маккарли тренировались на кошках: вживляли в ствол мозга животных специальные электроды и определяли, какие именно клетки активизировались в процессе сна.
С помощью специально спроектированной системы ауди-визуализации они получали полную картину событий (активаций и затуханий нейронов) в процессе сна.
Оказалось, что во время сна, чувственный ввод и моторный вывод полностью блокированы. При этом кора остаётся активной.[9]
Поскольку, с одной стороны, реальных чувственных ощущений (например, визуальных) в этом состоянии быть не может (ввод-то блокирован), а, с другой, кора получает из ствола случайные импульсы (которые Хобсон и Маккарли смогли смоделировать), кора пытается придать этим случайным импульсам какой-то смысл[9].
Хобсон и Маккарли отмечали:
Появление и сам характер сновидения полностью определяются физиологическими процессами[9].
Однако в той же статье содержатся следующие заявления:
Активационно-синтетическая гипотеза не исключает возможности защитных искажений возникающих стимулов, но отрицает первенство этого процесса в попытках объяснить содержание сновидения
И
Представления о том, что сны раскрывают [бессознательные] желания, находятся за пределами нашей новой теории.
<…>
Наконец, новая теория не отрицает осмысленности сновидений, но предлагает: во-первых, более прямой путь к обретению этого смысла, чем сбор анамнеза и свободные ассоциации, предполагая, что в основе сновидения лежат физиологические процессы, а не вытесненные желания; во-вторых, менее сложный подход к их интерпретации, чем переход от манифеста к скрытому содержанию, поскольку необычные аспекты снов рассматриваются не как маскировка, а как результат того, как мозг и разум работает во время сна; в-третьих, более широкое представление об использовании снов в терапии, <…> поскольку сновидения не следует интерпретировать как продукт замаскированных бессознательных желаний.[9]
Говоря технически, Хобсон с коллегами показали, что сновидения ассоциированы со случайными активациями нейронов Варолиева моста во время фазы быстрого движения глаз.[10]
Более того, было показано, что перерезка мозга на уровне моста вообще исключает фазу быстрого движения глаз у кошек.
И хотя Хобсон прямо об этом не говорил, обществом его открытие было воспринято как свидетельство того, что психоаналитики получают свои гонорары за мошеннические попытки подстрекательства своих пациентов к поиску какого-то смысла в абсолютно бессмысленной активности мозга.[10]
Некоторое время эта точка зрения сохранялась, и психоаналитиков не пинал только ленивый.
Однако утверждение о том, что сновидения зависят от быстрого сна, и что сны — это бессмысленные сигналы нейронов моста, было подвергнуто сомнению в кропотливой работой Солмса с 361 субъектом, которых спросили, замечали ли они изменения в сновидении с момента появления неврологического заболевания[11].
Солмсу удалось показать, что фаза БДГ и непосредственно сновидения контролируются разными системами мозга (т.е. результаты Хобсона не были признаны неверными, просто изменилась их интерпретация).[12]
Согласно результатам Солмса, основную роль в продуцировании сновидений играет передний мозг, а осциллятор («генератор сновидений» Хобсона), расположенный в стволе — всего лишь один из триггеров, который может запускать процессы в переднем мозге.[12]
Таким образом, поскольку фундаментальное положение о том, что БДГ и процесс сновидения — одно и то же, было опровергнуто, под сомнение поставили и вывод о том, что искать смысл во снах — бессмысленно.
Интересным открытием оказалось и то, что нейрональные пути, которые Солмс считал субстратом сновидений совпали с теми путями, которые Панксепп ассоциировал с поисковой активностью.[12]
В некоторой степени это отвечает оригинальным представлениям Фрейда (сюрприз!) о том, что в основе сна лежит желание, мотивация.[10]
Эти выводы получили дальнейшее развитие у Ю (Yu), чьи независимые исследования подтвердили как корректность определения Солмсом нейрональных путей, связанных со сновидениями, так и позволил установить конгруэнтность «большого резервуара либидо» Фрейда и систему поиска Панксеппа[13].
А дальше — всё ещё интереснее. В 2012-м году Колэйс (Colace) показал изменение в снах детей в возрасте около 5 лет, неплохо соответствующее представлениям фрейдистов об активации функции суперэго[10]: сны детей младшего возраста просты и прямо предвосхищают удовлетворение.
Сны детей более старшего возраста носят «мучительный, сложный характер, как будто существуют внутренние барьеры для удовлетворения». Согласно Колэйсу, его исследования дают убедительные доказательства того, что внутренний конфликт между желанием и моральным сознанием проявляется во снах.
Наконец, в 2013-м Хорикава с соавторами выпустили статью, посвящённую разработке методов декодирования визуальных образов в сновидении на основе объективных измерений — данных фМРТ[14].
Суть в том, что их наработки, основанные на использовании технологий машинного обучения, позволили сопоставить данные об активности визуальной коры с теми образами, которые снятся человеку.
Напрямую к теме данного поста это исследование, на первый взгляд, отношения не имеет, но это не так: разработка инструментальных методов определения содержания сновидения (хотя бы на уровне списка образов) позволит проводить более точные исследования, которые, в свою очередь, возможно, когда-нибудь приведут к созданию теории интерпретации сновидений на основе данных нейробиологии.
Таким образом, подведём краткие итоги:
— По имеющимся в распоряжении нейробиологов данным, сновидения могут иметь смысл и даже, возможно, могут быть интерпретированы;
— Как ни странно, но есть некие данные о том, что, возможно, Фрейд был не так уж и неправ;
— Готовой, научной и общепринятой системы толкования сновидений на данный момент не существует. Но её создание представляется возможным.
Попробуем теперь рассмотреть клиническую ценность толкования сновидений: пусть имеющиеся у нас модели толкования и ненаучны (а иногда даже и прямо — неверны), это ещё не означает, что толкование снов не имеет ценности как терапевтический инструмент.
В обзоре[15] литературы по данной тематике от 2004 года утверждается, что включение сновидений в терапевтическую работу улучшает самопонимание клиентов, повышает их уровень осознанности, или иными словами, повышает вероятность инсайта.
Роль инсайта в терапии и его соотношение с терапевтическими изменениями (например, снижением интенсивности симптомов) — отдельная большая тема, и мы не станем её здесь подробно рассматривать; отметим только то, что инсайт считается[15] важным условием этих изменений.
Существуют свидетельства того, что использование техник работы со сновидениями повышает вовлечённость клиента в процесс терапии, улучшает формально измеримые параметры качества сессии, помогает «добраться» до деструктивных когнитивных схем, даёт возможность оптимизировать терапевтический процесс.[15]
Исследований, которые бы ставили своей целью рассмотрение вопроса об эффективности техники толкования сновидения per se в терапии конкретных расстройств (например, депрессии, ГТР и т.д.) в процессе подготовки этого поста найти не удалось.
Достаточно большое количество работ посвящено исследованию влияния интерпретации сновидений на «внутренние переменные» терапии — некие параметры, признаваемые в качестве ценных и важных компонентов в рамках конкретного терапевтического подхода, и в большинстве из них делается вывод о положительном влиянии толкования сновидений[15], но мы не будем их рассматривать подробно, поскольку клиническая ценность этих параметров сама по себе требует отдельного доказательства.
Таким образом, можно подвести краткие итоги:
— В рамках практически любого терапевтического подхода, предусматривающего работу со сновидениями, можно найти исследования, подтверждающие полезность этой работы в терминах, принятых представителями данного подхода («инсайт», «самоосознание» и т.д.);
— Рандомизированных клинических исследований, которые подтверждали бы эффективность толкований сновидений как таковых для лечения конкретных расстройств, не существует: обычно оценивается эффективность подхода целиком (например, эффективность КПТ при тревожных расстройствах);
— С точки зрения ортодоксальной доказательной медицины интерпретация содержимого сновидений не имеет доказанной эффективности, однако она может иметь ценность, будучи рассматриваемой в рамках конкретного терапевтического подхода.
1. Степанова Н. И. Большой сонник / Н. И. Степанова — «РИПОЛ Классик», 2006 ISBN 978-5-386-08133-1
2. Coolidge, Frederick L. Dream Interpretation As A Psychotherapeutic Technique. BOCA RATON: CRC Press, 2018. Print.
3. Зигмунд Фрейд — “Толкование сновидений”. Электронная версия. https://www.e-reading.club/book.php?book=60736
4. Трунов, Д. Г., & Воденикова, М. А. (2012). Представления о сновидениях: основные модели. Вестник Пермского университета. Философия. Психология. Социология, (1), 59-69.
5. Архетипические основания юнгианского анализа сновидений. Кузнецова Ю.В. Гуманитарий: актуальные проблемы науки и образования. 2011. № 4 (16). С. 50-54.
6. Д.А. Холл — Юнгианское толкование сновидений — С-Пб.: БСК, 1996
7. Hartmann, Ernest. The nature and functions of dreaming. New York: Oxford University Press, 2011. Print.
8. Фредерик Перлз — Гештальт-подход и свидетель терапии. Электронная версия. Источник: https://www.e-reading.club/book.php?book=44218
9. Hobson, McCarley. The brain as a dream state generator: an activation-synthesis hypothesis of the dream process. (1977). American Journal of Psychiatry, 134(12), 1335–1348. doi:10.1176/ajp.134.12.1335
10. Johnson, B., & Flores Mosri, D. (2016). The Neuropsychoanalytic Approach: Using Neuroscience as the Basic Science of Psychoanalysis. Frontiers in Psychology, 7.doi:10.3389/fpsyg.2016.01459
11. Solms, M. (1997). Institute for Research in Behavioral Neuroscience. The neuropsychology of dreams: A clinico-anatomical study. Mahwah, NJ, US: Lawrence Erlbaum Associates Publishers.
12. Solms, M. (2000). Dreaming and REM sleep are controlled by different brain mechanisms. Behavioral and Brain Sciences, 23(6), 843–850. doi:10.1017/s0140525x00003988
13. Yu, C. K. (2001). Neuroanatomical Correlates of Dreaming. II: The Ventromedial Frontal Region Controversy (Dream Instigation). Neuropsychoanalysis, 3(2), 193–201. doi:10.1080/15294145.2001.10773355
14. Horikawa, T., Tamaki, M., Miyawaki, Y., & Kamitani, Y. (2013). Neural Decoding of Visual Imagery During Sleep. Science, 340(6132), 639–642. doi:10.1126/science.1234330
15. Pesant, N., & Zadra, A. (2004). Working with dreams in therapy: What do we know and what should we do? Clinical Psychology Review, 24(5), 489–512. doi:10.1016/j.cpr.2004.05.002
16. Widen, H. A. (2000). Using Dreams in Brief Therapy. Psychoanalytic Social Work, 7(2), 1–23. doi:10.1300/j032v07n02_01
]]>Среди попавшихся мне книг есть одна, о которой я хотел бы поговорить прямо сейчас — она вынесена в заглавие.
Скорее, о психологии, нежели о психиатрии, хоть автор и психиатр. Детский психиатр.
Написана она как некий сборник клинических случаев, совмещённый с небольшим количеством теоретических рассуждений, касающихся нейрофизиологии, фармакологии и психологии развития.
Здесь нужно сказать, что кейсы, представленные в книге, могут многим показаться «слишком жёсткими» — речь в них идёт о физическом и сексуальном насилии над детьми, о травмах оставленности и прочих вещах, от которых мы часто хотим оградить себя в повседневной жизни. Поэтому, если вы не готовы столкнуться с подобным материалом, лучше не читайте.
Нет, в книге нет «чернухи«, абсолютно. Факты подаются максимально корректно и с уважением по отношению к жертвам, ровно в том количестве, которое требуется автору, чтобы донести свои идеи, без смакования подробностей. Но даже в таком «приглаженном» виде они достаточно ужасны, чтобы вызвать у чувствительного читателя достаточно сильную и, возможно, болезненную эмоциональную реакцию.
Интегративный подход автора, сочетающий нейрофизиологию, психофармакологию, когнитивную, поведенческую, различные виды т.н. «глубинной» терапии и… доброту / человечность.
В работе нет каких-то глубоких откровений относительно функционирования мозга на химическим или физиологическом уровнях, нет там и зубодробительных психотерапевтических концепций, да и не нужны они.
Зато есть очень много правильных слов, которые бывает так сложно найти, — о роли эмоциональных проявлений и социальных связей индивида в регулировании и реализации процесса его развития.
Я непременно порекомендую эту книгу, по крайней мере, некоторым из своих клиентов, т.к. автор доносит идею о важности эмоциональной сферы в жизни человека гораздо более убедительно и красноречиво, чем могу надеяться сделать это я.
Довольно сложно было читать о физиологической / биохимической составляющей описываемых процессов.
Автор очень талантливо профанирует знания из своей профессиональной области, но это имеет как достоинства (текст будет понятен читателю, не имеющему специальной подготовки), так и недостатки: не всегда бывает понятно (мне), какие именно из физиологических / биохимических механизмов имеет ввиду автор, говоря, например, о «системах реагирования на стресс«.
Но это, скорее, мой недостаток как читателя, нежели обсуждаемой книги. Просто нужно ответы на конкретные узкоспециализированные вопросы искать в более подходящих источниках, чем я и планирую заняться.
Во-первых, я получил достаточно мощную валидацию некоторых своих профессиональных воззрений. В силу некоторых аспектов собственной биографии и личностных особенностей я оказался в ситуации практически полного отрыва от профессионального сообщества, но потребность в некоем наставлении и поощрении от старших коллег у меня такая же точно, как и у всех остальных.
И книга дала мне возможность получить хоть какой-то суррогат, который, конечно, не заменит реальной интеграции в здоровое профессиональное сообщество, но позволит часть из этих (сугубо эмоциональных) потребностей удовлетворить.
Интегративный подход автора, который, очевидно, прекрасно разбирается не только в детской психиатрии, но и во многих смежных областях, — это то, чем я бы хотел овладеть в своей работе.
Если не брать фармакологическую часть, то Перри — во многом воплощение того идеала психолога, к которому я бы хотел стремиться: понимающий биологические основы происходящих в мозге процессов, имеющий способность учитывать эти процессы в выборе той терапии из огромного количества доступных методик и подходов, которая поможет в каждом конкретном случае.
Во-вторых, книга позволила мне (хотя бы на некоторое время) вернуть целый пласт знаний из «пассивного«, неиспользуемого запаса в «активную рабочую зону сознания«: это и данные о важности сенсорной стимуляции, и грубый (но быстрый!) анализ происходящих процессов на основе примерной оценки зон мозга, с особенностями функционирования которых могут быть связаны имеющиеся у клиента проблемы, и «нейропоследовательный подход«, и многое другое.
В-третьих, в книге представлены прекрасные примеры, иллюстрирующие важность удовлетворения эмоциональных и социальных потребностей, примеры, примеры, которых порой так не хватает в практической работе.
В-четвёртых, это прекрасный «учебник по доброте и человечности«, если этому вообще можно обучиться по книгам.
Последним в этом списке (по расположению, но не по важности) является тот факт, что книга натолкнула меня на целый ряд размышлений относительно своей личной истории и своего персонального будущего, не имеющих прямого отношения к профессиональной деятельности.
Наверное, говорить о том, что многое из рассказанного автора срезонировало у меня на уровне каких-то смутных отголосков и образов из собственного детства — не слишком интересно: каждый «травматик» может пережить это чувство, ознакомившись историей хотя бы одного ребёнка, о которых автор нам рассказывает.
Гораздо более необычным для меня было то, что книга заставила меня задуматься о моих собственных (потенциальных) детях.
Если обычно я всячески отгоняю от себя эту мысль примерно со старшего подросткового возраста, когда я принял «решение не размножаться, чтобы не плодить уродство«, то после прочтения моя психика на некоторое время озадачилась вопросом: «Допустимо ли вообще мне иметь детей?»
И ВНЕЗАПНО я пришёл к выводу, что да, наверное, это можно организовать таким образом, чтобы мой ребёнок не стал, по крайней мере, более травмированным, чем я сам.
Да, нужны колоссальные усилия многих специалистов, которые работали бы как со мной, так и с ребёнком, но в целом, мне кажется, это возможно.
Но я этого не хочу. И эта формулировка для меня очень важна: я смог взять на себя ответственность, перестать прятаться за обстоятельства и прикрываться болезнью.
Я просто не хочу иметь детей, даже если некий волшебник в голубом вертолёте даст мне гарантию, что у них не будет моих (или иных серьёзных) физических и психических проблем.
Я не готов положить свою жизнь на алтарь служения новому человеку. Она у меня только началась — психологически, не биологически. Я не хочу идти в болезненную терапию ради этого, я не хочу тратить кучу усилий и ресурсов (которых далеко не так много, как хотелось бы) на то, чтобы стать хорошим родителем.
У меня есть задачи, на которые моя эмоциональная система даёт гораздо больший отклик, и я не имею желания её перестраивать.
Я не против деторождения как такового, я даже немного изменил своё мнение относительно того, что «этот процесс должен стать жёстко лицензируемым«, я не «чайлдфри» в классическом понимании этого термина, но лично для себя я не хочу этой участи.
Для меня рождение моего ребёнка — это моя смерть, а смерти с некоторых относительно недавних пор я боюсь.
Да, коллеги наверняка найдут здесь «деструктивные установки«, «когнитивные искажения» и «непроработанные травмы«, но для меня эта позиция — хорошо интегрированная часть моей психики: это честность, а не гиперкомпенсация.
Спасибо доктору Перри за то, помог мне сделать ещё один маленький шаг к зрелости и осознанности, принять на себя ответственность за свой выбор.
И спасибо Кристине за то, что познакомила меня с этой прекрасной книгой.
]]>Лирическое отступление: заголовок поста намеренно сделан достаточно кликбейтным: сам вопрос «Почему не надо читать пабмед» не совсем корректен, правильно было бы сформулировать его как «Почему не надо читать пабмед невнимательно / некритично» или «Почему не надо читать пабмед, не имея достаточно обширных специальных знаний».
Чаще всего мне приходится сталкиваться с ссылками на Pubmed. Это хороший, годный ресурс, но к использованию статей с него в качестве доказательства эффективности того или иного препарата / психотерапевтического метода нужно относиться очень осторожно.
Тому есть две причины: не все статьи, опубликованные там, имеют достаточно высокое качество, чтобы считаться годными пруфами с точки зрения ДМ, и не все статьи, опубликованные там, исследуют вопрос клинической эффективности.
Рассмотрим пример. Для иллюстрации возьмём один из самых любимых общественностью ноотропов — пирацетам. Все ссылки, которые мы тут будем анализировать, приводились где-то на бескрайних просторах Интернетов в качестве «доказательства» эффективности препарата.
Ссылка: https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/11346373
Якобы, пирацетам эффективен при миоклонии (это такие кратковременны судороги, крайне неприятная штука).
Что плохого в этом исследовании?
Выборка в 11 человек, отсутствие рандомизации, отсутствие плацебо-контроля, параллельное использование антиконвульсантов (которые тоже могли влиять на миоклонию и, собственно, вызвать эффект, который там «обнаружили»).
Ссылка: https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/9527146
Эта статья приводится в качестве пруфа «ноотропного» действия препарата. В чём проблема с ним?
Во-первых, в том, что исследовалось влияние пирацетама на миоклоническую эпилепсию.
А тезис, который «доказывается» эти исследованием заключается в том, что «пирацетам сделает вас умнее». Даже если бы результатом исследования было бы 100% подтверждение эффективности препарата против миоклонической эпилепсии, то это бы вообще никак не доказывало его эффективность в качестве ноотропа.
Ну, и качество исследования — довольно сомнительное, несмотря на громкое название: «a multicentre, randomised, double blind, crossover study comparing the efficacy and safety of three dosages of oral piracetam with placebo».
Во-вторых, исследования с кроссовер-дизайном — это крайне мутная тема (не всегда это плохо, но в них очень любят прятать всякую фигню, лично я отношусь к ним с осторожностью), во-вторых, опять же, 20 человек испытуемых — это ни о чём.
Ссылка: https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/28176051
Что-то там наисследовали на крысках, из чего делают вывод о том, что препарат будет эффективен в лечении воспалительных процессов в ЦНС.
Это типичное когнитивное искажение (jump to conclusion). Из того, что препарат вызывает какие-то изменения в крысах, совершенно не следует, что он обязательно вызовет такие же изменение в людях.
А даже если и вызовет, то не факт, что эти изменения вызовут желаемый клинический эффект. Поэтому исследования на животных не могут являться доказательством клинической эффективности.
Ссылка: https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/20163115
Слабость аргумента в том, что любое, даже очень подробное, подкреплённое инструментальными измерениями и внутренне непротиворечивое описание механизма действия не может являться доказательством того, что препарат / методика работает.
У проективных психологических тестов, о которых мы говорили несколько постов назад, тоже есть хорошая непротиворечивая теория работы, однако они — фигня.
Доказательством эффективности может быть только исследование, оценивающее эффективность (да ещё и корректно выполненное).
Навскидку не нашёл примера про пирацетам, но по другим вопросам они есть. Классика жанра — использование параметрических методов статистики (в частности, критерия Стьюдента) для оценки данных, параметры вероятностного распределения величин которых неизвестны.
Это неправильно, доказывать, что препарат / метод работает, должны те, кто это утверждает.
Пока они этого не сделают, по умолчанию, он считается неэффективным. Т.е. неправильно требовать доказательств неэффективности, она уже по умолчанию считается доказанной. А вот эффективность — она, да, требует доказательства.
Ок, с пабмедом немного разобрались, перейдём к Cochrane.org. Есть мнение, что пруфы на кокрейн — железные. Оно, конечно, так (там действительно очень хорошее качество обзоров и мета-анализов), но и тут нужно быть внимательным.
Чаще всего мне встречалась такая ошибка: в качестве пруфа приводится ссылка на обзор с Cochrane.org, который… ВНЕЗАПНО не доказывает, а то и опровергает тезис, в качестве пруфа к которому он был приведён.
Если пройти по ссылке, то будет видно: обзор доказывает только то, что имеет смысл ещё поисследовать эффективность пирацетама при деменции и когнитивных нарушениях, а не то, что он эффективен для их лечения.
По поводу эффективности там написано совершенно чётко: нет данных, подтверждающих, что использование пирацетама оправдано.
Если вы потратите время, чтобы изучить некоторое количество публикаций Cochrane.org, то обнаружите, что формулировка «недостаточно данных, нужно ещё исследовать» — довольно частое заключение.
Поэтому, если вам привели ссылку на Cochrane в качестве доказательства чего-либо, не поленитесь и посмотрите, что там пишут, хотя бы в разделе Plain Language Summary.
Иногда бывает так, что сторонники некоего препарата / метода приводят ссылку прямо на статью в журнале (а не PMID). В этом случае действуют те же правила, что и для пабмеда.
Доказанная эффективность некоего препарата / метода для решения определённой задачи — ещё не означает, что вам этот препарат обязательно поможет.
У галоперидола, например, шикарная доказательная база в контексте лечения шизофрении и психозов, но я буду последним человеком, который кому-либо посоветует принимать галоперидол.
Для того, чтобы оценить, насколько конкретный препарат / метод с доказанной эффективностью подходит вам, существуют врачи.
Доказанная эффективность — это хорошо, но есть ещё такая штука, как доказанная безопасность. Ампутация головы — офигенное средство от головной боли, но, опять же, побочки такие, что его сложно рекомендовать для широкого применения.
Бывает так, что по одному и тому же вопросу есть разные мнения: часть исследований показала, что препарат A эффективен при болезни B, часть — что нет.
Это нормально, так бывает — из-за ошибок в исследовании, разных методов обработки, ещё чего-то. Поэтому самая крутая штука — это мета-анализы множества РКИ, выполненные компетентными экспертами. За них мы и любим Cochrane.
Бывает и так, что исследования с противоречивыми результатами есть, а хорошего мета-анализа, расставляющего все точки над и, нет. Во тут открывается широчайшее поле для срачиков в интернетах, где каждый приводит свои пруфы, доказывая, что его аргументы — аргументестее, чем у оппонентов.
Для того, чтобы препарат / метод признать имеющим доказанную эффективность, нужно, чтобы она подтверждалась несколькими независимыми РКИ с ослеплением, рандомизацией и корректной контрольной группой.
Вообще, помимо «есть доказанная эффективность» / «нет доказанной эффективности» существуют градации, но я не вижу смысла пересказывать прекрасную статью c Энциклопатии, лучше дать ссылку: http://encyclopatia.ru/wiki/Доказательная_медицина
Во-первых, не для всех возможных случаев есть качественные исследования.
Если у вас какая-то хитрая пиздецома, то, вполне вероятно, что методов её лечения, имеющих доказанную эффективность, просто нет.
И тогда врач должен собрать все свои знания, добавить немного профессиональной интуиции и назначить обоснованное лечение (предупредив вас о том, что он использует методы без доказанной эффективности).
Во-вторых, иногда бывает так, что метод / препарат, имеющий доказанную эффективность, нельзя применять. Аллергия у вас на него, например. Или ещё что-то.
В-третьих, вы можете попасть в качестве испытуемого в исследование, в котором эта самая эффективность таки проверяется (организаторы обязаны вас об этом проинформировать).
Получается достаточно сложная ситуация: с одной стороны, да, в идеальном мире следует использовать методы, имеющие эмпирические доказательства эффективности, а с другой, — далеко не всегда они есть (применительно к данному конкретному случаю).
Наверное, имеет смысл смотреть на это всё как на идеал, к которому следует стремиться: достичь его, вероятнее всего, невозможно, но сами идеи, лежащие в основе — не назначать лекарства совсем уж наобум, не пытаться пропихнуть под видом психотерапии абсолютно неадекватные действия — выглядят разумными и логичными.
]]>Схемная терапия Янга относится к так называемой когнитивно-поведенческой терапии третьей волны и представляет собой весьма удачный синтез психодинамики, КПТ и гештальта. Основной задачей при её создании Джеффри Янг ставил преодоление ограничений традиционной КПТ.
Дело в том, что при работе в русле КПТ Бека делается целый ряд допущений относительно свойств и характеристик клиента/пациента (далее будем для краткости называть их клиентами), которые далеко не всегда выполняются.
Первое и, пожалуй, главное допущение заключается в том, что клиент вообще будет соблюдать протокол лечения: регулярно посещать сессии, выполнять домашние задания, сотрудничать с терапевтом и рассказывать ему о своих переживаниях.
Второе, более техническое, допущение касается способности клиента идентифицировать и отслеживать эмоции и когниции: в КПТ считается, что после непродолжительной тренировки человек сможет ясно и четко назвать эмоции, которые он испытывает в сложной ситуации, и мысли, которые его при этом посещают.
Третье допущение уместнее назвать верой: КПТ-шники верят в то, что путём диспутов с негативными мыслями и поведенческих техник можно изменить характер мыслитеьной деятельности клиента, способы, которыми он производит структурирование реальности, и его итоговое поведение.
Собственно, любому, кто хоть немного пробовал заниматься КПТ (или проходить терапию в рамках этого подхода), очевидно, что эти допущения выполняются далеко не всегда.
Я, например, не могу идентифицировать эмоции, один из моих клиентов не соблюдал протокол терапии, постоянно срывая под разными предлогами выполнение домашних заданий, другая клиентка пропускала сессии, да и диспуты, по моим наблюдениям, далеко не всегда приводят к изменению способа мышления клиента.
И традиционная КПТ ничего толком не говорит о том, что с этим всем делать. Точнее, говорит, но лично мне не удалось применить эти рекомендации на практике. Это, конечно, больше про мои недостатки, чем про слабость инструмента, но для таких, как я, Джеффри Янг и создал свою терапию, в которой подобные проблемы решаются значительно проще, быстрее и понятнее.
Итак, как я уже сказал выше, схемная терапия Янга — это интегративный подход. Лично я тут считаю, что это даже в большей степени психодинамика, чем КПТ (и со мной согласен, например, Гарретт, простите за ссылку на авторитеты), но это дело вкуса.
Давайте рассмотрим основные положения схемной терапии, и всё сразу станет ясно:
1. В схемной терапии постулируется существование схем — устойчивых конструкций, которые определяют способы мышления, поведения и реагирования человека. Ниже мы поговорим о них подробнее.
2. В схемной терапии считается, что эти самые схемы (их порой так и называют — «схемы Янга») формируются в раннем детстве (или в подростковом возрасте, но они менее устойчивы) в процессе взаимодействия ребенка со Значимыми Другими. Ничего не напоминает?
3. В схемной терапии очень большое внимание уделяется анализу отношений клиента и терапевта (которые стыдливо не называют переносом и контрпереносом, и в которых проявляются схемы клиента и терапевта).
4. В схемной терапии считается, что КПТ-шные методы (диспуты, поведенческий эксперимент и т.д.) — это клёвый инструмент, чтобы быстро снять остроту проявления проблемы, но для проведения глобальных изменений нужна работа с эмоциями, в процессе которой клиент свяжет воедино все компоненты своей схемы и сможет эмоционально её переработать (кто сказал «инсайт»?).
Я выше писал про гештальт, и внимательный читатель может спросить меня: «При чем тут он?». На это я отвечу, что, по моему мнению, все более-менее глубокие гештальтистские техники тоже так или иначе базируются на психодинамике и являются попыткой структурировать и сделать управляемым процесс анализа переноса, раннего опыта и прочих категорий, отсылающих нас к дедушке психоанализа.
Разумеется, я не ставлю знака равенства между схемной терапией и психодинамикой (или между ней и гештальтом), мой тезис состоит в том, что она (схемная терапия Янга) создана фактически выполняет задачу трансформации искусства психоаналитика в ремесло. И это клёво!
Итак, про терапию поговорили, теперь время сказать несколько слов о самих схемах.
Как ни странно, но центральным понятием схемной терапии являются схемы. Схема — это такая психическая конструкция, в которую входят воспоминания, мысли, эмоции и телесные ощущения. И не просто входят, а хитрым образом взаимосвязаны и взаимообусловлены.
Схема формируется где-то в ранней истории жизни индивидуума (как правило, в детстве, но может и позже, и тут мы видим серьёзный апгрейд по сравнению со многими психодинамическими школами) как реакция на некоторые события или феномены отношений со значимыми для этого человека людьми.
Давайте для простоты ограничим наши изыскания дезадаптивными схемами, т.е. такими, которые по какой-то причине мешают жить клиенту, делают его жизнь менее приятной, его — менее продуктивным, более несчастным и т.д. Джеффри Янг говорит, что существуют и адаптивные схемы, но там работает принцип «не нужно чинить то, что не сломалось», поэтому мы просто будем помнить о том, что они есть, но под «схемами» здесь и далее станем подразумевать именно дезадаптивные схемы.
Так вот, возникают они как реакция (и шире — как способ адаптации) ребенка (или подростка, но мы будем говорить о детях) к неблагоприятным условиям. В детстве, возможно, такая схема даже помогает субъекту справиться с дистрессом, но с возрастом адаптивность её снижается.
Например, если ребенка постоянно сравнивают с другими детьми (или с собой в его возрасте), то у него может сформироваться схема Неуспешности. А если с ним играют и взаимодействуют только при условии выполнения им определенных требований, то Покинутости / Нестабильности. И так далее.
Чем опасны дезадаптивные схемы? Во-первых (и тут видны КПТ-шные корни), тем, что они искажают восприятие субъектом реальности. Человек начинает избирательно фильтровать факты таким образом, чтобы принимать те, которые подтверждают его схему, и «не замечать» тех, которые могли бы ей противоречить. С ярким примером такого избирательного восприятия вы можете ознакомиться в комментариях к моей статье про потерю работоспособности.
Во-вторых, тем, что схема заставляет человека выбирать неадаптивные модели поведения (заметьте: само поведение в схему не входит, оно является реакцией на схему). Об этом чуть более подробно поговорим далее.
В-третьих, тем, что схема, будучи активированной, схема мешает не только рациональному восприятию ситуации, но и искажает эмоции и даже телесные ощущения. А эмоции — довольно мощная штука, которая может привести к тому, что человек начнёт творить всякое деструктивное.
Сами по себе, дезадаптивные схемы не опасны. В том смысле, что если у человека есть какая-то схема, или даже целый их набор, то вовсе не факт, что она (схема) будет ему мешать жить. Они, схемы, могут довольно долго «дремать» в человеке, не внося никаких изменений в его жизнь до тех пор, пока некое событие не активирует соответствующую схему.
Например, человек со схемой Неуспешности может вполне неплохо учиться в университете, но, попав на работу к авторитарному и властному руководителю, который будет у него ассоциироваться с фигурой критикующего отца, «сломаться» — начать совершать глупые ошибки, впадать в ступор при принятии решений, отказываться от карьерных возможностей, проявлять неконструктивное отношение к риску (в ту или другую сторону) и т.д.
И проблема будет как раз в том, что, в принципе, весьма способный субъект станет совершенно некомпетентным, как будто специально проваливая задания и упуская возможности.
Фишка в том, что схемы обладают способностью поддерживать сами себя. Вообще, все действия и мысли человека по отношению к схеме можно поделить на две категории: те, которые схеме противостоят, и те, которые схему поддерживают. Нейтральных нет.
В качестве иллюстрации можно взять человека из предыдущего примера (который про Неуспешность): он считает себя неспособным справиться с должностью руководителя отдела, поэтому сознательно или бессознательно саботирует любые возможности её получить, после чего гнобит себя за отсутствие карьерных успехов, тем самым укрепляя схему Неуспешности. Такой вот порочный круг.
С другими схемами дело обстоит так же.
Как уже было сказано выше, сами по себе, схемы не включают поведение. Поведение является (не всегда) реакцией на схему. Запуск дезадаптивной схемы — довольно неприятная для психики штука, и она, психика, старается как-то отреагировать на включение схемы.
Существует всего три варианта реагирования: капитуляция, избегание и гиперкомпенсация. И все они деструктивны.
При капитуляции человек просто соглашается с ролью и переживаниями, навязанными схемой, не пытаясь сопротивляться, даже если у него есть такая возможность. Например, субъект со схемой Покинутости / Нестабильности может никак не пытаться удерживать своего сексуального партнёра (чем, в свою очередь, увеличивать вероятность расставания), несмотря на то, что для него это самое расставание будет очень тяжелым. Студент со схемой Неуспешности «забьёт» на учёбу, считая, что всё равно он ничего не может достичь, чем, весьма вероятно, укрепит свою схему.
При избегании субъект действует иначе — он просто старается не попадать в зону действия триггеров, которые могли бы запустить его схему. Например, вообще избегает романтических отношений, чтобы его не бросили. Или поступает на обучение по заведомо невостребованной специальности, чтобы избежать возможной конкуренции.
При гиперкомпенсации зачастую человек ведёт себя агрессивно и этим снижает свою адаптивность. Например, первым бросает партнёра, чтобы тот не мог бросить его. Или уходит с головой в работу, надрывается и к тридцати годам вообще теряет работоспособность.
Поэтому задачей терапевта и клиента является формирование эго-дистонности (способности «посмотреть на соответствующие мысли и эмоции со стороны») по отношению к схеме, чтобы человек смог вырваться за пределы указанных трёх стратегий и выбрать поведение, направленное на разрушение схемы.
В схемной терапии выделяются три возможных режима функционирования психики — Ребёнок, Взрослый и Родитель (привет Берну!). Режимы — это такие устойчивые эмоциональные состояния, которые связаны со схемами и стратегиями их преодоления. Джеффри Янг выделяет следующие режимы:
==== Детские режимы====
Уязвимый ребёнок
Сердитый ребёнок
Разгневанный ребёнок
Импульсивный ребёнок
Необузданный ребёнок
Счастливый ребёнок
====Дезадаптивные копинговые режимы===
Послушный капитулянт
Отстранённый защитник
Отстранённый самоутешитель
Высокомерный самовозвеличиватель
Агрессивный задира
====Дисфункциональные родительские режимы====
Наказывающий родитель
Требовательный родитель
====Режим здорового взрослого====
Здоровый взрослый
Из них здоровыми и адаптивными являются только два: Здоровый взрослый и Счастливый ребёнок (обратите внимание на то, что адаптивных родительских режимов не существует).
В процессе работы с клиентом можно установить контакт с его отдельными частями (режимами) так, как если бы они были отдельными субличностями.
Мне очень понравилась концепция Янга, объясняющая феномен диссоциации. В отличие от той же Мак-Вильямс, которая выводит диссоциативное расстройство из некорректно работающей психологической защиты по типу диссоциации, Джеффри Янг говорит о режимах.
Согласно Янгу, режимы есть у всех, различна лишь их степень обособления. Он представляет некий непрерывный отрезок, на одном полюсе которого находится здоровый человек, а на другом — Билли Миллиган. А все остальные — где-то между, ближе к одному или другому. Субличности при ДРИ воспринимаются как режимы, а режимы при пограничном расстройстве могут быть проинтерпретированы как субличности (по крайней мере, для целей практической работы с ними).
Таким образом, мои странные расчетверения можно объяснить как переключения дисфункциональных режимов. Почему это хорошо? Потому, что даёт ответ на вопрос о том, целесообразно ли убить Четверых во имя одного. Ответ прост: вопрос не имеет смысла, т.к. одного всё равно создать не получится, хотя бы Здоровый врослый и Счастливый ребёнок должны остаться.
Фишка в том, что все Четверо являются чем-то дисфункциональным, и, если немного подумать, то можно провести и прямые соответствия: Шизоид — это Требовательный родитель (и Отстранённый защитник), Психопат — это Разгневанный ребёнок, Истеричка — это Высокомерный самовозвеличиватель, а Ребёнок — это Уязвимый ребёнок. Всё просто.
Это не значит, что мне доступны только эти режимы, но по каким-то причинам они являются самыми ярко выраженными и имеющими наибольшую степень автономности от остальных.
Теперь, после того, как мы поговорили о том, что такое схемы Янга, что в них плохого, зачем они нужны, и как они на нас влияют, настало время перечислить их поименно.
Итак, Джеффри Янг выделяет следующие 18 ранних дезадаптивных схем:
====Нарушение связи и отвержение====
1. Эмоциональная депривированность — Emotional Deprivation — ed
2. Недоверие / Ожидание жестокого обращения — Mistrust/Abuse — ma
3. Подавление эмоций — Emotional Inhibition — ei
4. Дефективность / Стыд — Defectiveness/Shame — ds
5. Социальная отчуждённость — Social Isolation/Alienation — si
====Нарушение автономии и эффективности====
6. Зависимость / Беспомощность — Dependence/Incompetence
7. Покинутость / Нестабильность — Abandonment/Instability — ab
8. Уязвимость — Vulnerability to Harm or Illness — vh
9. Спутанность / Неразвитая идентичность — Enmeshment/Undeveloped Self — em
10. Неуспешность — Failure — fa
11. Покорность — Subjugation — sb
====Нарушение границ====
12. Привилегированность / Грандиозность — Entitlement/Grandiosity — et
13. Недостаточность самоконтроля — Insufficient Self-Control/Self-Discipline — is
====Чрезмерная ответственность и жёсткие стандарты====
14. Самопожертвование — Self-Sacrifice — ss
15. Жёсткие стандарты / Придирчивость — Unrelenting Standards/Hypercriticalness — us
====Схемы, не отнесённые к группам====
16. Поиск одобрения — Approval-Seeking/Recognition-Seeking — as
17. Негативизм / Пессимизм — Negativity/Pessimism — np
18. Пунитивность — Punitiveness — pu
Рассмотрим их подробнее.
Эта схема связана с ощущением того, что эмоциональные потребности человека не будут удовлетворены, что значимые другие будут холодны и безэмоциональны с ним. Существует три вида эмоциональной депривированности:
a. Депривация заботы: отсутствие внимания, тепла, нежности, привязанности.
b. Депривация эмпатии: отсутствие понимания со стороны партнёра, его самораскрытия, взаимной заинтересованности в делах друг друга.
c. Депривация защиты: поддержки со стороны окружающих, руководства со стороны значимых других.
Люди, у которых активна данная схема, обычно не осознают её наличие и считают, что до них просто никому нет дела. Они стесняются говорить о себе, считают себя незаметными «серыми мышками».
Такие люди испытывают чувство «Брошенного ребёнка». Эта схема часто возникает на фоне эмоционального отстранения и холодности родителей, особенно матери. Таких детей реже брали на руки, реже с ними играли и разговаривали.
Пример капитуляции перед схемой: человек выбирает себе холодных, безэмоциональных партнёров и молча терпит их холодность. Особенно это касается близких отношений. Часто такая стратегия реализуется в рамках романтических / сексуальных отношений (то самое «я его люблю, а он на меня внимания не обращает»).
Пример стратегии избегания: просто избегаем всяческих близких отношений по принципу «нет отношений — нет проблем в отношениях». Отказ от близости с целью гарантированно защитить себя от холодности партнёра.
Пример гиперкомпенсации: постоянные требования обратить на себя внимание. Может выражаться как относительно конструктивно («давай сегодня сходим в кино, завтра кататься на лошадях, послезавтра в поход, и неважно, что у тебя завал на работе, я хочу проводить время с тобой»), так и деструктивно — гиперкомпенсирующий эту схему человек может нарываться на скандал, бессознательно считая, что ссора — это тоже такое проявление внимания.
Проявляется в болезненном ожидании абьюза и беспокойстве о том, что другие люди собираются воспользоваться субъектом. Такой человек будет бояться, что его обманут, предадут, «поматросят и бросят». Он опасается, что другие намеренно хотят причинить ему боль. Часто такой человек считает себя патологически невезучим.
Эта схема часто препятствует построению близких отношений, поскольку они не возможны без доверия, а человек, у которого она активна, не способен доверять.
Пример капитуляции перед схемой: субъект выбирает себе партнёров, склонных к абьюзу («бьёт — значит любит», «я — мужняя жена, он меня не насилует, а берёт своё»). Причем часто бывает так, что, устав от постоянного абьюза, человек меняет партнёра на… следующего абьюзера.
Пример стратегии избегания: человек никому не верит, вообще не вступает в близкие отношения, ко всем и всему относится с недоверием, боится, что его обманут, предадут, и поэтому постоянно находится в состоянии закрытости и готовности дать отпор, не сближаясь ни с кем.
Пример гиперкомпенсации: здесь, чтобы не стать жервтой абьюза, человек сам совершает абьюз по принципу «бей первым». Интересно, что такой субъект весьма вероятно выберет себе человека с этой же схемой, но с другим копингом — капитуляцией. В такой паре и агрессор, и жертва будут находиться под влиянием одной и той же схемы, но использовать разные копинги. Подобные союзы могут быть достаточно устойчивыми.
Эта схема связана с тем, что человек старается сдерживать проявление своих эмоций — потому, что считает их проявлением слабости, или наоборот — потому, что опасается того вреда, который эти эмоции могут нанести близким.
Обычно речь идёт о сдерживании гнева и недовольства, но действие этой схемы может распространяться и на другие эмоции, лишая человека спонтанности и непосредственности.
Пример капитуляции перед схемой: подчеркнуто спокойное, холодное, отстранённое поведение, которое субъект старается демонстрировать в любых ситуациях, даже там, где это может быть неуместно (например, на похоронах, во время ссоры и т.д.)
Пример стратегии избегания: просто не участвует в любых ситуациях, где предполагается выражение эмоций — избегает споров и скандалов, не ходит на праздники, не общается по душам.
Пример гиперкомпенсации: старается быть «душой всех вечеринок», неуклюже и неуместно выражает свои эмоции даже там, где это может быть лишним, что выглядит деланно и неестественно.
Эта схема проявляется в том, что человек чувствует себя ущербным, неправильным, греховным, нежеланным. Может приводить к повышенной чувствительности по отношению к критике извне, страху отвержения. Для таких людей характерны самокопания, постоянные сравнения себя с другими (не в свою пользу, разумеется), стыд. Причем стыдятся такие люди не только того, что может стать достоянием общества (внешности, поведения), но и сугубо внутренних вещей, например, определённых мыслей.
Пример капитуляции перед схемой: субъект выбирает друзей и партнёров, склонных к проявлению сарказма, критики и даже унижения. Общается с теми, кто постоянно указывает ему на его несовершенство, недостатки, неполноценность.
Пример стратегии избегания: просто не высказывает своих истинных мыслей, прячет эмоции, старается казаться другим человеком, чтобы его не могли раскритиковать («если им не показать, кто я, они не узнают о моей неполноценности»).
Пример гиперкомпенсации: субъект старается казаться совершенным, попутно критикуя и отверная других за их реальные или воображаемые недостатки («Все недостаточно хороши, а я — д´Артаньян»).
Ощущение одиночества, изолированности, инаковости, фундаментальных отличий от других, а также того, что эти отличия будут препятствовать интеграции в какие-либо сообщества.
Пример капитуляции перед схемой: в любых социальных ситуациях субъект фокусируется на своих отличиях от других, чувствует себя чужим, неуместным, неподходящим.
Пример стратегии избегания: человек старается в принципе не попадать в ситуации социального взаимодействия, избегать собраний и даже просто скоплений людей.
Пример гиперкомпенсации: использует стратегию «хамелеона», полностью мимикрируя под усреднённого члена группы, теряя индивидуальность.
Эта схема характеризуется ощущением беспомощности, неспособности справиться даже с самыми простыми ситуациями, потребностью в опоре на других, необходимостью переложить на кого-нибудь ответственность.
Такие люди очень часто просят о помощи даже в тех ситуациях, справиться с которыми они объективно способны. Им просто кажется, что у них не хватает ресурсов, компетентности, неподходящие личностные качества и прочие поводы отказаться от самостоятельного решения проблем.
Пример капитуляции перед схемой: все жизненно важные решения (карьерные, финансовые, матримониальные и другие) перекладывает на значимых других (например, родителей или супруга / супругу).
Пример стратегии избегания: избегает ситуаций, которые могут бросить ему вызов (например, требующих освоения новых навыков или принятия решений). Такой человек откажется от выгодного вложения денег в ценные бумаги не потому, что боится риска или не понимает эффективности финансового инструмента, а потому, что просто не хочет принимать решение.
Пример гиперкомпенсации: принципиально отказывается от помощи других даже там, где попросить её было бы уместно (пример — «сильная и независимая женщина с сорока кошками» в плохом смысле этого выражения).
Такой человек ожидает, что значимые люди непременно исчезнут из его жизни — жена уйдёт, друзья забудут и т.д. Под влиянием этой схемы люди очень боятся остаться одни, им постоянно кажется, что близкие вот-вот покинут их, перестанут их понимать и поддерживать, что вызывает тревогу и другие неприятные ощущения.
Значимые другие могут восприниматься как непредсказуемые и эта непредсказуемость будет ещё больше усиливать тревогу.
Такие люди могут начать третировать близких по поводу даже самых непродолжительных и адекватных расставаний («ты бросил меня, когда ушёл утром на работу»), чем часто вызывают негативную реакцию со стороны близких и реальное отвержение (кому ж хочется, чтобы его постоянно «пилили»).
Пример капитуляции перед схемой: человек выбирает партнёров, не способных выполнять обязательства и «хранить верность в отношениях».
Пример стратегии избегания: избегает близких отношений, опасаясь быть преданным или покинутым. «Если у меня нет партнёра, он не сможет ни изменить мне, ни оставить меня».
Пример гиперкомпенсации: навязчиво липнет к партнёру, «душит его любовью», при этом яростно критикуя его за любую реальную или воображаемую провинность. Привязывает партнёра к себе всеми доступными способами — от секса и брачного контракта до ведения совместного бизнеса или принятия совместных обязательств (например, ипотеки).
При действии этой схемы у человека появляется ощущение того, что с ним или его близкими непременно произойдёт что-то ужасное, такое, чему нельзя противостоять, с чем невозможно справиться, чего нельзя избежать.
Часто под воздействием этой схемы человек упускает различные возможности.
Пример капитуляции перед схемой: постоянно выискивает в новостях сообщения о различных катастрофах, эпидемиях, терактах и прочем. Находится в напряженном ожидании того, что что-то подобное произойдёт с ним или его близкими.
Пример стратегии избегания: избегает ситуаций, которые представляются ему потенциально небезопасными (даже если объективно они таковыми не являются).
Пример гиперкомпенсации: действует опрометчиво, как будто не замечая опасных последствий своих действий.
Эта схема определяет проблемы с сепарацией и указывает на чрезмерное эмоциональное вовлечение в жизнь значимого другого. В отношениях с другими такой человек проявляет симбиотические тенденции, часто бывает убеждён, что не сможет выжить без партнёра.
Пример капитуляции перед схемой: человек всё рассказывает своим родителям (даже будучи взрослым), «живёт своим партнёром».
Пример стратегии избегания: избегает близких отношений, стараясь сохранять подчёркнутую независимость.
Пример гиперкомпенсации: противоречит значимым другим во всём, просто ради самого факта противоречия, даже когда в этом нет никакого смысла («назло бабушке отморожу уши»).
Убеждённость человека в том, что он не достиг, не достигнет и/или принципиально не способен достигнуть того уровня успеха, который харатерен для других представителей его социальной группы. Такой человек считает себя бесталанным, скучным, безобразным и т.д. И эти качества, по его мнению, мешают достижению успеха.
Пример капитуляции перед схемой: работает, спустя рукава, срывает сроки, совершает глупые ошибки, демонстрирует невнимательность и некомпетентность.
Пример стратегии избегания: прокрастинация, избегание любых вызовов, связанных с профессиональной или учебной деятельностью.
Пример гиперкомпенсации: уходит с головой в погоню за достижениями, загоняет себя, становится «ботаником» или трудоголиком. Достижения заменяют ему близкие отношения и другие сферы жизни.
Эта схема проявляется в том, что человек предпочитает соглашаться с другими во всём, чтобы избежать нежелательных последствий. Такое соглашательство может достигать уровня подчинения.
Под действием этой схемы человек позволяет другим контролировать себя, чтобы избежать их гнева или возможности быть покинутым. Ему кажется, что его мнение и потребности несущественны, что ими можно пренебречь.
Часто такое поведение приводит к накоплению гнева и других отрицательных эмоций, что, в свою очередь, может вызывать внезапные и непредсказуемые вспышки агрессии.
Пример капитуляции перед схемой: позволяет другим управлять ситуацией и даже собственной жизнью.
Пример стратегии избегания: избегает ситуаций, в которых может появиться конфликт интересов с другими людьми.
Пример гиперкомпенсации: бунт и неповиновение не ради достижения каких-то конкретных целей, а просто из принципа.
Под действием этой схемы человек считает, что общепринятые правила и условности на него не распространяются, и он заслуживает особого отношения просто потому, что он — это он. При этом он абсолютно не принимает во внимание реалистичность своих притязаний.
Он стремится к демонстрации своего превосходства над окружающими, пытается их контролировать и подчинять, проявляет излишнюю соревновательность, отрицает собственные недостатки.
Пример капитуляции перед схемой: субъект принижает остальных, открыто игнорирует общепринятые правила, чрезмерно хвастается собственными достижениями (или теми, которые он приписывает себе).
Пример стратегии избегания: избегает ситуаций, в которых он — обычен, не имеет превосходства над другими. Например, добившись успеха в любительском спорте, он не перейдёт в профессиональную лигу. Не потому, что не хватит способностей, а потому, что там он будет одним из многих, в то время, как в среде любителей — он звезда.
Пример гиперкомпенсации: уделяет чрезмерное внимание потребностям других.
Под действием этой схемы человек испытывает сложности с тем, чтобы делать то, что нужно, а не то, чего ему хочется. Он испытывает сложности с долгосрочным планированием и с тем, чтобы вообще придерживаться какого-либо заранее заданного плана, его поведение импульсивно, подвержено сиюминутным колебаниям.
Он легко отвлекается и не выносит монотонной работы. Ему трудно сосредотачиваться в течение долгого времени на одной и той же задаче. Он легко пасует перед малейшими неудачами.
Пример капитуляции перед схемой: человек очень быстро сдаётся, даже при выполнении самых элементарных задач, если не удается достичь успеха с первого раза.
Пример стратегии избегания: избегает работы (той, которую нужно делать, а не той, которую бы хотелось выполнять) и ответственности.
Пример гиперкомпенсации: чрезмерно контролирует себя, старается формализовать свою жизнь и управлять всем, даже в мелочах.
Здесь человек добровольно жертвует своими интересами во имя чужих. Обычно он считает, что те, чьи потребности он удовлетворяет, слабее него. Удовлетворение собственных потребностей он считает проявлением эгоизма и винит себя за него.
Со временем это приводит к тому, что человек начинает раздражаться на тех, чьи потребности он удовлетворял в ущерб своим собственным.
Пример капитуляции перед схемой: всё делает для других, не требуя ничего взамен. Это часто проявляется в отношении с детьми или романтическими партнёрами.
Пример стратегии избегания: старается не попадать в ситуации, в которых он мог бы дать что-то или что-то получить: не дарит и не получает подарки, избегает дружеских отношений и т.д.
Пример гиперкомпенсации: старается давать другим как можно меньше (в финансовом, эмоциональном и других аспектах).
Эта схема проявляется в убеждённости, что каждый должен стараться на пределе своих возможностей и прикладывать неимоверные усилия, чтобы соответствовать неким внутренним стандартам, которые бывают неадекватно жёсткими.
Такой человек всегда думает о том, что нужно было сделать лучше, что он выполнил действие недостаточно хорошо, что можно было бы достичь большего, приложи он достаточные усилия.
Он постоянно находится под давлением, не позволяя себе отдохнуть, вязнет в своём перфекционизме.
Эта схема очень мешает формированию адекватной самооценки.
Пример капитуляции перед схемой: страдает перфекционизмом, тратит огромное количество времени и ресурсов на попытки достичь совершенства.
Пример стратегии избегания: избегает ситуаций, в которых он может быть оценён (например, соревнований, конкуренции), прокрастинирует.
Пример гиперкомпенсации: вообще не заморачивается соблюдением каких-либо стандартов, выполняет все задачи по принципу «пофиг, и так сойдёт».
Под действием этой схемы человек человек испытывает чрезмерную потребность в одобрении, внимании и принятии со стороны других. Он стремится подстроиться под нужды окружающих, часто ценой потери собственной индивидуальности.
Самооценка такого человека зависит, в первую очередь, от мнения о нём других. Он начинает придавать чрезмерное значение различным внешним атрибутам (то самое «купить самый большой и самый черный джип»).
Часто под влиянием этой схемы человек принимает даже важные стратегические решения не исходя из собственных потребностей, а стремясь получить одобрение со стороны окружающих.
Пример капитуляции перед схемой: действует, ориентируясь на впечатление, которое он произведет на других, а не на собственные интересы.
Пример стратегии избегания: старается не взаимодействовать с теми, чьё одобрение он хотел бы получить, поскольку боится, что не получит.
Пример гиперкомпенсации: либо намеренно действует так, чтобы вызвать порицание со стороны значимых других, либо просто остаётся в тени даже в тех ситуациях, когда мог бы действовать и заслужить одобрение.
Человек с этой схемы постоянно ожидает, что всё в его жизни пойдёт не так. Он не замечает положительных проявлений действительности, фокусируясь на негативных. Часто такие люди отличаются сверхбдительностью и повышенной тревожностью, неспособностью получать удовольствие от жизни.
Пример капитуляции перед схемой: фокусируется на негативных аспектах во всех ситуациях, игнорирует позитивные, постоянно тревожится, действует с чрезмерной осторожностью.
Пример стратегии избегания: употребляет алкоголь и / или наркотики, чтобы сбежать от негативных впечатлений и эмоций.
Пример гиперкомпенсации: проявляет чрезмерный оптимизм, экзальтированность, не воспринимает негативные стороны явлений, не замечает плохого в ситуациях и людях.
Убеждение в том, что любой проступок должен повлечь за собой наказание, что за совершение ошибок (даже непреднамеренное) требуется карать со всей строгостью. Такой человек агрессивен и нетерпелив, он не умеет прощать ни себя, ни других.
Пример капитуляции перед схемой: человек действует в обвинительном ключе, стремится к наказанию и самонаказанию за любой проступок, не прощает даже самых мелких ошибок, не принимает никаких оправданий. Даже если работник опоздал по причине ядерного взрыва в городе, руководитель, капитулировавший перед своей схемой пунитивности, оштрафует его, а, возможно, даже уволит.
Пример стратегии избегания: тут всё просто — субъект по максимуму ограничивает круг социальных контактов, опасаясь, что его могут в чем-то обвинить, отказывается от деятельности по принципу «как бы чего ни вышло», не вступает в близкие отношения, чтобы не обвинять партнёра.
Пример гиперкомпенсации: человек — сама кротость, доброта и всепрощение. Оправдывает даже самых отъявленных негодяев, всегда пытается найти объяснение и оправдание даже тем поступкам, которые его обижают, оскорбляют или иным образом вредят.
Процесс выявления схем, режимов и копингов — довольно сложная штука, которую терапевт должен провести вместе с пациентом, и которая порой требует достаточно долгого времени.
Для упрощения этой задачи Джеффри Янг и составил свой опросник YSQ-S3R, однако это не означает, что прохождение этого теста может заменить работу с терапевтом, о чём сам Янг довольно часто упоминает (может получится так, что тест не покажет некоторые схемы Янга, которые увидит терапевт).
1. Young, Jeffrey E., Schema therapy : a practitioner’s guide / Jeffrey E. Young, Janet S. Klosko, Marjorie E. Weishaar. 2003
2. Касьяник П.М. Диагностика ранних дезадаптивных схем / П. М. Касьяник, Е. В. Романова. — СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2016. — 152с.
Сейчас наконец-то собрал остатки воли. Говоря более предметно, остатки б***на. Я дочитал сабжевую книгу. Посвящена она, как следует из названия, возможности и эффективности попыток выполнить анализ самостоятельно.
Я не стану здесь касаться вопроса об эффективности психоанализа как такового. Во-первых, книга не об этом. Во-вторых, она только для тех, кто считает самосознание приемлемым для лечения неврозов. Они и так имеет свои представления о границах его применимости. А те, кто считает психоанализ обманом, не будут читать ни саму книгу, ни отзыв на неё.
К слову, я ещё не определился, к какому лагерю принадлежу сам. С одной стороны, идея доказательности мне представляется разумной. Я ничего не могу в этой области противопоставить критикам психодинамического подхода. С другой стороны, бихевиоризм и КПТ-шка кажутся мне недостаточно «глубокими». Но это — оффтопик.
Собственно, главный тезис автора. Самоанализ возможен и иногда эффективен. Хорни проводит довольно явную черту, отделяющую самоанализ. Т.е. работу, основанную на методах психоанализа — свободных ассоциациях, интерпретациях сновидений и бесплодными самокопаниями. Последние она считает не только неэффективными, но и опасными. Иногда даже приводящими к заблуждениям.
В отличие от них, самоанализ вполне имеет смысл. Ну, так считает автор. Некоторые («мягкие») неврозы можно преодолеть, ограничиваясь только им. Не обязательно обращаться за помощью к профессиональному аналитику. В случае более тяжёлых расстройств самоанализ может быть полезен как дополнительный метод. Это ускорит лечение, и, что важно, снижает его стоимость.
Кроме того, возможны ситуации, когда улучшения происходят после неуспешной работы с аналитиком. Тогда большую роль играет самосознание. Именно накопленный опыт помогает при дальнейшей работе. Многие техники самоанализа идут именно оттуда.
Хорни весьма подробно разбирает не только ограничения, присущие самоанализу. Но не только их! Еще и его преимущества. Естественно клиент знает себя лучше, чем аналитик. И несомненно самосознание не ограничено временными рамками и финансовыми возможностями. При самоанализе клиент вряд ли сделает «преждевременных интерпретаций». А при работе с аналитиком они не исключены.
В книге приведён развёрнутый пример — история пациентки Хорни. Она сочетала работу с профессиональным аналитиком с самоанализом. На этом примере она показывает, какая часть работы была проделана пациенткой самостоятельно. Показаны все упущения, достижения и сложности. Но в некоторых моментах все же потребовалась помощь профессионала.
Я согласен, что самостоятельная работа — отличное дополнение к лечению. Вместе они более эффективны в борьбе с психологическими проблемами. Более того, я считаю эту часть обязательной! Нельзя их разделять.
Замечу, что в книге содержатся не только описание проблем самоанализа, его границ и эффективность. Это еще и изложение теории неврозов Хорни. Более подробно они описаны в книге «Наши внутренние конфликты».
В общем, весьма достойная работа (в рамках предположения о том, что психоанализ таки работает, разумеется), которую можно рекомендовать всем, кто проходит или собирается проходить аналитическую / психодинамическую терапию.
]]>Сегодня будет много букв, составленных в довольно скучную простыню. А ещё в нём будет много цитат. Длинных цитат. Это я так, на всякий случай, сразу предупреждаю.
Назвать данный опус «рецензией» у меня язык не поворачивается. Это, скорее, некоторая попытка полемизировать с автором книги, которую я никак не могу рекомендовать широкому кругу читателей. Однако если кому–то будет интересно, я с удовольствием выслушаю любые комментарии.
TL;DR: В своей книге «Человек в поисках смысла» автор указывает на то, что каждому необходимо поверить в смысл и реализовать его. Но если человек способен во что–то поверить, то зачем ему посредник в виде «смысла жизни»? Не проще ли сразу поверить в то, что он здоров, счастлив и высокофункционален? Если же акт «произвольной веры» ему недоступен, то как он поверит в смысл? Виктор Франкл не даёт ответов на эти вопросы.
Прежде, чем переходить к сути повествования, хочу сразу обсудить те трудности, с которыми мне пришлось столкнуться. И сразу обговорить те ограничения, которые мне не удалось преодолеть.
Их, по сути, два. Во–первых, метафизическая позиция Франкла отличается от моей. Во–вторых, моё отношение к его произведению крайне амбивалентно. Рассмотрим их.
Мой первый тезис — любой человек так или иначе действует в рамках некоторой метафизической аксиоматики. Она принципиально непроверяема и недоказуема. Человек выбирает её либо сознательно, либо впитывает из среды, либо имеет место смешение способов её формирования.
Проверить этот тезис очень просто — достаточно собрать большую репрезентативную выборку людей и начать с каждым спорить о «вечном». Достаточно затронуть такие темы, как «что такое хорошо и что такое плохо», о «жизни и смерти», о «целях и смыслах» и прочих недоказуемых и непроверяемых вещах.
И рано или поздно, если только у нас хватит настойчивости, мы придём к тому, что аргументация человека «закольцуется». «Почитать Бога нужно потому, что так сказал Бог», «людей нельзя убивать потому, что нельзя убивать людей», «нужно зарабатывать деньги потому, что зарабатывать деньги нужно», «любой нормальный человек должен поддерживать Путина потому, что только ненормальный его не поддерживает» и т.д.
Вот там, где произошёл переход к циклической аргументации, — там и проявились эти аксиомы. Наиболее продвинутыми способами выхода из такой циклической аргументации являются следующие:
1. Честное признание в субъективности их выбора. «Я считаю, что связь с десятилетней — это нормально потому, что мне это нравится»;
2. Постулирование некоего конечного абсолюта и апелляция к нему. «Мой Бог Кунга–Юнга сказал, что связь с десятилетней — это хорошо»;
3. Отрицание свободы воли субъекта. «Инстинкт толкает меня на связь с десятилетней».
И вроде всё хорошо. Обоснование найдено, можно функционировать. Но проблема возникает тогда, когда нужно одно такое «обоснование» сравнить с другим.
А заключается она, эта самая проблема, в том, что для сравнения нужны критерии. И, хотим мы того или нет, выбрав критерии, мы автоматически выбираем и метафизическую систему. В ее рамках и будет идти сравнение. Тем самым фактически мы предопределим его результат.
Например, мы можем сказать, что мировоззрение светского гуманиста прогрессивнее мировоззрения религиозного шовиниста. И что первое, распространившись в массах, ведёт к прогрессу науки и техники. Это не совсем так, но сказать такое мы вполне способны.
Но это будет обманом, поскольку мы выбрали критерий оценки произвольно. Ведь столько же обоснованности будет и в утверждении о том, что второе лучше первого. Оно ведёт к соблюдению предписаний какой–нибудь религии.
Впрочем, любой студент, прошедший хотя бы начальный курс философии, понимает бессмысленность споров о метафизике.
При чём же тут Виктор Франкл? При том, что большая часть обсуждаемой работы состоит из подобных метафизических тезисов и попыток их объективного обоснования.
И здесь возникает парадокс. С одной стороны, у меня есть желание высказаться и даже в чём–то полемизировать с автором. С другой, — я понимаю всю бессмысленность этого занятия. В «философских спорах» честная (в рамках моего понимания честности) победа невозможна.
В рамках провозглашённого Франклом подхода — экзистенциального анализа — оспорить его утверждения не представляется возможным. Просто потому, что сам этот подход построен таким образом, что эти выводы оказываются верными автоматически.
Судить о логотерапии (это метод психотерапевтического воздействия, основанный на тезисах Виктора Франкла) со стороны специалиста я не могу. Я не являюсь логотерапевтом, да и не стремлюсь им быть.
Поэтому я буду рассматривать его со стороны пациента. Это даст некоторую предвзятость, однако, она в любом случае была бы. См. выше рассуждения о невозможности спора о метафизике. Зато это позволит мне обрести точку опоры, от которой я могу оттолкнуться в своих рассуждениях.
Вторая сложность, с которой мне пришлось столкнуться, заключается в том, что я не могу выразить однозначное отношение к прочитанному в категориях «согласен — не согласен», «понравилось — не понравилось» и т.п. Дело в том, что некоторые частные тезисы Франкла я разделяю. Но я не разделяю ни тех предпосылок, из которых он их выводит, ни тех следствий, которые он видит.
Собственно, эта амбивалентность — основная причина большого объема данного поста.
Итак, поехали.
В начале своей работы Виктор Франкл постулирует тезис о важности смысла жизни. О том, что это такое, он рассуждает на протяжении всей книги. Тезис о том, что это, в общем–то, весьма клёвая штука, появляется в самом начале.
В поддержку этого тезиса Виктор Франкл приводит целый ряд аргументов и ссылок на исследования:
«Что касается поколения сегодняшних взрослых, я ограничусь лишь ссылкой на результат исследования, проведенного Рольфом фон Экартсбергом на выпускниках Гарвардского университета. Через 20 лет после окончания многие из них, несмотря на то, что за это время они не только сделали карьеру, но и жили внешне вполне благополучной и счастливой жизнью, жаловались на непреодолимое ощущение полной утраты смысла.
Мне сообщили интересные статистические данные, полученные при опросе 60 студентов Университета штата Айдахо после подобных попыток самоубийства. У них подробнейшим образом выяснялось все, что связано с мотивом этого поступка, и вот что было обнаружено: 85 процентов из них не видели больше в своей жизни никакого смысла; при этом 93 процента из них были физически и психически здоровы, жили в хороших материальных условиях и в полном согласии со своей семьей; они активно участвовали в общественной жизни и имели все основания быть довольными своими академическими успехами.
Главный интерес у 73,7 процента опрошенных выражается в цели «прийти к мировоззрению, которое сделало бы жизнь осмысленной». Или возьмем доклад Национального института психического здоровья: из 7948 студентов в 48 вузах наибольшее число (78 процентов) выразили желание «найти в своей жизни смысл»».
Там ещё много подобных ссылок. Но у меня возникает один вопрос. Почему автор считает стремление к смыслу — «первичным», т.е. обладающим самоценностью? Из-за чего он даже не пытается (наоборот, он отрицает такую попытку) «разложить его на составляющие», увидеть, что именно за ним стоит?
И почему читатель должен согласиться именно с Франклом. Почему не согласиться, например, с Фрейдом? Он утверждал, что «когда человек задает вопрос о смысле и ценности жизни, он нездоров, поскольку ни того, ни другого объективно не существует».
Можно слегка видоизменить высказывание Фрейда. Ни то, ни другое не имеет объективного подтверждения. Такая позиция представляется мне намного более честной, чем то, что утверждает Виктор Франкл. Он говорит о существовании объективного смысла и объективной ценности жизни.
Виктор Франкл обосновывает свою позицию т.н. «экзистенциальным анализом». Который по сути своей является набором произвольно выбранных метафизических аксиом. Т.е., говоря проще, он просит нас поверить себе. И это — основной объект моей критики.
Да, тот же самый фрейдизм, тоже основан на вере, но мы сейчас не о нём. Недостаток одного подхода никак не доказывает верность другого.
Говоря о смысле, Виктор Франкл утверждает его объективное существование:
«Смысл должен быть найден, но не может быть создан. Создать можно либо субъективный смысл, простое ощущение смысла, либо бессмыслицу. Тем самым понятно и то, что человек, который уже не в состоянии найти в своей жизни смысл, равно как и выдумать его, убегая от чувства утраты смысла, создает либо бессмыслицу, либо субъективный смысл. Если первое происходит на сцене (театр абсурда!), то последнее — в хмельных грезах, в особенности вызванных с помощью ЛСД».
Но, вместе с тем, он говорит о его субъективности. Точнее, выражаясь словами Виктора Франкла, «предельной конкретности».
Однако здесь есть противоречие. Если нечто воспринимается только данным конкретным человеком, если оно не может быть обнаружено инструментально, если оно не инвариантно по отношению к наблюдателю, то как же оно может существовать?
Следуя принципу интеллектуальной честности, мы должны признать это нечто… выдумкой. И тогда всё встанет на свои места. Смысл жизни — полезная выдумка. А задача логотерапевта — заставить (или убедить — тут кому что больше нравится) пациента поверить в её реальность. И если бы Виктор Франкл утверждал именно это, я бы с ним согласился.
Но он говорит о чём–то другом. Речь идет о некоем Смысле, который существует вне нас, который не является ни нашей проекцией, ни плодом нашего сознания вообще.
По Франклу, для постижения этого нечто мы должны использовать совесть:
«Смысл не только должен, но и может быть найден, и в поисках смысла человека направляет его совесть. Одним словом, совесть–это орган смысла. Ее можно определить как способность обнаружить тот единственный и уникальный смысл, который кроется в любой ситуации.»
И здесь мы видим циклическую аргументацию. Совесть — это то, что помогает увидеть смысл. Смысл — это то, на что указывает совесть. Напоминает сепулек.
Нет, я понимаю, к чему клонит автор. Он рассчитывает, что одно из обсуждаемых им понятий будет понято интуитивно. Что читатель, проходя по циклу «смыслсовесть», где–то в этом кольце наткнётся на интуитивное и безусловное понимание одного из базовых понятий. А оттолкнувшись от него, он распутает всю цепочку.
Но проблема в том, что, например, лично у меня нет такого интуитивного понимания. И я уверен, что это не является каким–то моим уникальным свойством. В конце концов, это задача автора — сделать так, чтобы его поняло максимальное количество читателей. Даже те, кто не разделяет его позицию изначально.
Но вернёмся к Франклу и его аргументации. Не приводя точного определения смысла, он старается дать его косвенное описание. Он противопоставляет постулируемое стремление к смыслу распространённому в психотерапии тезису о том, что человек стремится к удовольствию.
Основной тезис Виктора Франкла довольно прост. Не существует такой вещи, как воля к удовольствию. На самом деле есть воля к смыслу. При её реализации человек в качестве побочного продукта получает удовольствие.
Для иллюстрации своего тезиса Виктор Франкл приводит следующее описание:
«Это напоминает мне подопытных животных, которым калифорнийские исследователи вживляли электроды в гипоталамус. Когда электрическая цепь замыкалась, животные испытывали удовлетворение либо полового влечения, либо пищевой потребности. В конце концов, они научились сами замыкать цепь и игнорировали теперь реального полового партнера и реальную пищу, которая им предлагалась.»
Само по себе оно не вызывает у меня вопросов. Описанный эксперимент уже давно стал классикой. Много раз повторён разными группами независимых исследователей. Он входит в кучу учебников и не подвергается сомнению.
Но выводы… Я не понимаю, почему Виктор Франкл делает такой странный вывод. Наоборот, на мой взгляд, гораздо логичнее трактовать результаты эксперимента прямо противоположным образом.
Ведь из него явно следует, что подопытное животное как раз испытывало влечение к удовольствию, а не к «реальным смыслам».
Виктор Франкл говорит об этом так, как будто это — что–то плохое. Причину такого отношения он не раскрывает. Эксперимент показал отсутствие смысла, и это плохо потому, что там не было смысла.
Справедливости ради, следует отметить, что далее Виктор Франкл говорит о том, что смысл — исключительно человеческая категория. Мы это ещё рассмотрим подробно. Тогда вообще непонятно. Зачем притягивать сюда несчастную зверушку? Во–первых, описанный опыт не подтверждает исходный тезис. Во–вторых, вообще не может (по Франклу) быть перенесён на человека.
Собственно, основная моя претензия к Франклу заключается в том, он не признает произвольность и эфемерность смыслов. Он подобными странными манипуляциями пытается придать им объективность.
Сказал бы он: «Чуваки, когда есть смысл — это клёво, давайте я попробую рассказать вам такую сказку, в которую вы бы поверили, и мы вместе поимеем с этого профит», было бы всё ОК. А так…
Виктор Франкл умён и последователен. И это мне в нём нравится. Приятно дискутировать, пусть и в режиме оффлайн, с таким собеседником.
Он признает невозможность выявить смысл объективными методами. Ну, там, смыслометр какой–нибудь построить. И желая сохранить объективность смысла, он пытается объяснить нам тот факт, что ни биология, ни психология, ни социология не могут его обнаружить. Т.е. науки хоть сколько–нибудь использующие научный метод в изучении человека не помогут в поисках.
Для этого он вводит понятие димензиональной онтологии. На мой колхозный взгляд, звучит страшно, но на самом деле — там всё просто.
Итак, слово Франклу:
«Речь идет о димензиональной онтологии. Первый из двух законов димензиональной онтологии звучит так: Один и тот же предмет, спроецированный из своего измерения в низшие по отношению к нему измерения, отображается в этих проекциях так, что различные проекции могут противоречить друг другу.
Например, если стакан, геометрической формой которого является цилиндр, я проецирую из трехмерного пространства на двумерные плоскости, соответствующие его поперечному и продольному сечению, то в одном случае получается круг, а в другом –прямоугольник. Помимо этого несоответствия, проекции противоречивы уже постольку, поскольку в обоих случаях перед нами замкнутые фигуры, тогда как стакан — это открытый сосуд.
Второй закон димензиональной онтологии гласит:Уже не один, а различные предметы, спроецированные из их измерения не в разные, а в одно и то же низшее по отношению к нему измерение, отображаются в своих проекциях так, что проекции оказываются не противоречивыми, но многозначными.
Если, например, я проецирую цилиндр, конус и шар из трехмерного пространства на двумерную плоскость, параллельную основаниям цилиндра и конуса, то во всех трех случаях получается круг. Предположим, что перед нами тени, которые отбрасывают цилиндр, конус и шар. Эти тени многозначны, поскольку я не могу заключить на основании тени, отбрасывает ли ее цилиндр, конус или шар, — во всех случаях тень одна и та же.
Как приложить теперь все это к человеку? Человек также, если у него редуцировать специфически человеческое измерение и спроецировать его на плоскости биологии и психологии, отображается в них так, что эти проекции противоречат друг другу».
Т.е., говоря проще, он утверждает, что все науки о человеке исследуют некий ограниченный набор свойств и проявлений этого самого человека. И из–за такой несовместимости когнитивных областей порой получаются несостыковки. Например, выводы биологов могут противоречить тому, что выяснили психологи и отследили социологи.
Пока всё ОК, я согласен. Да, человек — штука сложная и неоднозначная. Сложные и неоднозначные штуки гораздо приятнее изучать после декомпозиции на более простые и однозначные элементы.
Разногласия у нас с Франклом начинаются дальше, когда он вводит в рассмотрение т.н. «подлинно человеческое измерение»:
«Как приложить теперь все это к человеку? Человек также, если у него редуцировать специфически человеческое измерение и спроецировать его на плоскости биологии и психологии, отображается в них так, что эти проекции противоречат друг другу. Ведь проекция в биологическое измерение обнаруживает соматические явления, тогда как проекция в психологическое измерение обнаруживает явления психические.
В свете димензиональной онтологии, однако, эта противоречивость не ставит под сомнение единство человека — как и факт несовпадения круга и прямоугольника не противоречит тому, что это две проекции одного и того же цилиндра.
Но будем помнить: бессмысленно искать единство человеческого способа бытия, преодолевающее многообразие различных форм бытия, а также разрешение таких противоречий, как антиномия души и тела, в тех плоскостях, на которые мы проецируем человека. Обнаружить его можно лишь в высшем измерении, в измерении специфически человеческих проявлений».
Итак, давайте посмотрим внимательно на то, что тут сделано. Во–первых, ни одна из наук о человеке не даёт Франклу возможность отнести своё концепт смысла к своей области. Во–вторых, данные этих наук могу противоречить друг другу.
Неприятненько. Но вопрос в том, что с этим делать дальше. Я утверждаю, что нужно развивать вглубь эти науки и заниматься междисциплинарными исследованиями. В современной РФ это понятие дискредитировано, но во времена Франкла оно было вполне себе кошерным.
А Виктор Франкл же на основании этого вводит целое «новое измерение». Его нельзя ни увидеть, ни пощупать, ни измерить, но… тем не менее, оно — есть.
Довольно смелое заявление. В кругах, в которых я вырос, за подобное было принято бить по лицу.
Нет, серьёзно, это же: «я придумал классную штуку — смысл жизни — и чтобы куда–то его впихнуть, коль скоро обнаружить его нельзя ни в биологии, ни в психологии, ни в социологии, ни ещё где–либо, я постулирую новый аспект человеческого бытия».
Когда я такое заявляю, меня либо просят не пропускать нейролептики, либо обвиняют в натягивании совы на глобус. А тут — Виктор Франкл. Но он концлагерь прошёл, ему можно. Quod licet Iovi, non licet bovi, ага.
Т.е. меня опять просят поверить. Но вспомним вступление. Если бы мне был доступен акт произвольной веры, я бы уже поверил в то, что мне хорошо. Тогда проблем бы не было.
А почему бы нам не пойти по другому пути. Не посчитать, что нет никакого дополнительного измерения. Человека во всём своеобразии его феноменов можно объяснить с позиции имеющихся трёх: биологического, психического и социального?
По крайней мере, соответствующие подходы уже показали на практике свою полезность. На основе биологических данных у нас есть соматические лекарства. Знания о психике ведут к доказательной психиатрии и психологии. Там не всё так хорошо с доказательностью, как мне бы хотелось. Все же есть области, где весьма неплохо с этим делом. На основе знаний о социуме — социология с её количественными статистическими моделями.
А что нам может предложить «духовное измерение»? Оно у Франкла называется подлинно человеческим.
Виктор Франкл относит к нему такие феномены, как нравственность, религию и набор частных фактов, которые я не берусь обобщить:
«Здесь мы подошли вплотную к тому, как можно приложить к человеку второй закон димензиональной онтологии. Допустим, я проецирую не просто трехмерное изображение на двумерную плоскость, а такие фигуры, как Федор Достоевский или Бернадетт Субиру,в плоскость психиатрического рассмотрения.
Тогда для меня как психиатра Достоевский–это не более чем эпилептик, подобный любому другому эпилептику, а Бернадетт — не более чем истеричка со зрительными галлюцинациями. То, чем они являются помимо этого, не отражается в психиатрической плоскости. Ведь и художественные достижения одного, и религиозное обращение другой лежат вне этой плоскости».
А почему бы нам и не рассмотреть Достоевского как эпилептика, а Субиру — как истеричку? Нет, серьёзно? Потому, что это обидно? Из-за того, что это им бы не понравилось? Потому, что у них есть ореол общественного признания и святости?
Ну, и что? Многим психам не нравится, когда их называют психами. Так что ж теперь, отменить МКБ, отменить классификацию Крепеллина, называть всех альтернативно–духовными?
Или, может быть, потому, что не всякий эпилептик способен написать «Идиота»? Но они, вообще говоря, все сильно разные — эпилептики. Что не отменяет того факта, что они — эпилептики.
И, самое главное, если мы, следуя Франклу, назовём их «духовными существами«, то мы столкнемся с тем же самым. Не каждое духовное существо способно написать «Братьев Карамазовых«. И тут мы либо должны признать, что не каждый человек (а только тот, кто способен) является духовным существом. Либо же понять, что введение дополнительного духовного измерения нам ничего не дало.
А творчество вполне можно впихнуть в рамки психического, что нам довольно убедительно показывают те же фрейдисты. Я знаю, что их аргументы столь же бездоказательны. Зато они наглядно иллюстрируют, что при желании и творчество, и величие вполне себе помещаются в эту сферу.
Итак, резюмируя, приходим к следующему. Есть некая штуковина, которая, вроде как, объективно существует. Ни измерить, ни даже показать её другому — нельзя: «смысл».
Эта штуковина объективно существует, хотя все попытки выявить это объективное существование — заведомо обречены на провал. А существует она в некоем «дополнительном измерении». Его тоже никак ни увидеть, ни пощупать нельзя. Но оно есть. Но мы его увидеть не можем, мы можем видеть только его проекции. Но оно есть, вы верьте. Главное — верить.
Итак, у нас есть несколько довольно странных конструкций. Виктор Франкл говорит о том, что у человека есть «три экзистенциала существования»:
«Духовность, свобода и ответственность — это три экзистенциала человеческого существования. Они не просто характеризуют человеческое бытие как бытие именно человека, скорее даже они конституируют его в этом качестве.
В этом смысле духовность человека — это не просто его характеристика, а конституирующая особенность: духовное не просто присуще человеку, наряду с телесным и психическим, которые свойственны и животным. Духовное — это то, что отличает человека, что присуще только ему, и ему одному».
Можно было бы рассмотреть их подробнее. Но я не вижу в этом никакого смысла. Ведь они неразрывно связаны с понятием дополнительного измерения, с принятием которого лично я не согласен полностью.
Опровержение тезиса о наличии этой сущности автоматически опровергнет и дальнейшие построения. Признание его будет автоматически означать их признание. За подробностями отсылаю к Франклу, у него там это довольно убедительно показано. К сожалению, объем текста не позволяет мне включить сюда цитату.
Вместо этого посмотрим, где же располагается и что из себя представляет это самое дополнительное измерение, духовность.
Снова цитата:
«В свое время Паскаль заметил, что ветвь никогда не может постичь смысла всего дерева. Современная биология показала, что всякое живое существо замкнуто в своем специфическом окружении и практически не способно вырваться за его пределы. И хотя человек занимает исключительное положение, хотя он может быть необычайно восприимчив к миру и весь мир может выступать его окружением, все же кто может поручиться, что за пределами этого мира не существует какого–нибудь сверхмира?
Возможно, подобно животному, которое едва ли способно выбраться из своей ниши, для того чтобы понять высший мир человека, сам человек едва ли способен постичь сверхмир, хотя он может приблизиться к нему, например, в религии или в отдельные моменты озарения. Домашнему животному неведомы цели, ради которых человек его приручает. Так откуда же и человеку знать, какова «конечная» цель его жизни, каков «сверхсмысл» вселенной?
Мы не можем согласиться с утверждением Н. Гартмана о том, что свобода и ответственность человека противопоставлены целесообразности, которая скрыта от него, но от которой он зависит. Гартман сам признает, что свобода человека–это «свобода, несмотря на зависимость», поскольку свобода разума человека поднимается над законами, управляющими природой, и действует на своем собственном, более высоком уровне бытия, который автономен, несмотря на его зависимость от нижних уровней бытия.
С нашей точки зрения, аналогичные взаимоотношения между областью человеческой свободы и областью, высшей по отношению к человеку, вполне допустимы, так что человек обладает свободой воли, несмотря на участь, уготованную ему Провидением,–точно так же, как домашнее животное живет своими инстинктами, даже когда служит человеку. Ведь и человек использует сами эти инстинкты для своих собственных целей».
Итак, духовное у нас находится в сверхмире или каким–то образом соотносится с ним. Что же это за сверхмир такой?
Это нам расскажут в контексте рассуждений об ответственности. Попробую кратко пересказать. В оригинале они занимают очень много текста. Я вновь не могу привести здесь цитату. Итак, одним из определяющих и конституирующих свойств человеческого бытия (по–Франклу) является ответственность.
Ответственность — это то, что делает полноценной человеческую свободу. Ответственность человек несёт перед своей совестью. А дальше — слово Франклу:
«Инстанция, перед которой мы несем ответственность, — это совесть. Если диалог с моей совестью — это настоящий диалог, то есть не просто разговор с самим собой, то встает вопрос, является ли совесть все–таки последней или же лишь предпоследней инстанцией.
Последнее «перед чем» оказывается возможным выяснить путем более пристального и подробного феноменологического анализа, и «нечто» превращается в «некто» — инстанцию, имеющую облик личности. Более того — это своеобразная сверхличность. Мы должны стать последними, кто не решался назвать эту инстанцию, эту сверхличность тем именем, которое ей дало человечество: Бог.
Мы говорим здесь о сверхличности так, как если бы можно было говорить о ней в среднем роде. Однако тем самым мы превращаем ее в вещь. На самом же деле о боге нельзя говорить как о вещи, как о чем–то и даже, пожалуй, как о ком–то. Можно говорить лишь с ним как с кем–то, как с собеседником, с неким «Ты».
За человеческим «сверх–Я» стоит божественное «Ты»: совесть — это трансцендентное «Ты»».
Виктор Франкл умён. Кажется, я это уже говорил. Значит — понимает, что его заигрывания со сверхмиром и объективным смыслом неизбежно приведут к введению в рассмотрение личностного (или сверх–личностного) божества.
Действительно, без этого невозможно обосновать те положения, о которых говорит автор. Но является ли такое обоснование достаточным?
Чем удобен Бог? Тем, что на него можно проецировать что угодно (об этом ещё Юнг говорил). Он неопределён, бесконечен, обладает любыми нужными говорящему о нём свойствами. Офиненная же штука!
Но у меня возникает один вопрос. Если Виктор Франкл говорит о личностном Боге, то зачем тогда прослойка в виде экзистенциального анализа? Отмечу, что речь идет не архетипе бога, как у Юнга, не о культурологическом феномене, даже не о буддистской Нирване
Ведь если я не принимаю идею личностного божества, то и принять рассуждения Франкла я не могу. А если принимаю, то мне старого доброго «на всё воля Божья», «пути Господни неисповедимы» и т.п. хватит.
Виктор Франкл говорит:
«Очевидно, что вера в сверхсмысл–как в метафизической концепции, так и в религиозном смысле Провидения–имеет огромное психотерапевтическое и психогигиеническое значение. Подобно истинной вере, основанной на внутренней силе, такая вера делает человека гораздо более жизнеспособным. Для такой веры в конечном счете нет ничего бессмысленного».
Из чего можно сделать и обратный вывод. Без такой веры нет всеобщей осмысленности. А доказать веру, превратить её в знание не удалось и Франклу.
В примечании Виктор Франкл говорит следующее:
«Представление о метасмысле не обязательно теистично. Даже понятие о боге не обязательно должно быть теистичным. Когда мне было около пятнадцати лет, у меня сложилось определение бога, к которому я обращаюсь все более и более в мои преклонные годы. Я бы назвал его операциональным определением.
Оно звучит так: бог–партнер в ваших наиболее интимных разговорах с самим собой. Когда вы говорите с собой наиболее искренне и в полном одиночестве, тот, к кому вы обращаетесь, по справедливости может быть назван богом. Такое определение избегает дихотомии атеистического или теистического мировоззрения.
Различие между ними появится позже, когда нерелигиозный человек начинает настаивать, что его разговоры с собой — это просто разговоры с собой, а религиозный человек интерпретирует их как реальный диалог с кем–то еще.
Я думаю, что больше и прежде чего–либо другого имеет значение полная искренность и честность. Если бог действительно существует, он, конечно же, не собирается спорить с нерелигиозными людьми, если они принимают за него собственные самости и дают ему ложные имена».
Неплохой реверанс в сторону атеистов, но непонятен его смысл. Если Виктор Франкл признаёт, что бог — это такая проекция личности, то зачем тогда возводить его в ранг абсолюта? Нужно просто признать его тем, что он есть — проекцией, фантазией, галлюцинацией. А если он не признаёт этого, то к чему эти заигрывания с атеистами? Из текста явно следует, что для Франкла Бог теистичен
Смысл жизни, по Франклу, заключается в реализации ценностей. И вновь — цитата:
«Если говорить в этом контексте о ценностях, можно разделить их на три основные группы. Я называю их ценностями творчества, ценностями переживания и ценностями отношения.
Этот ряд отражает три основных пути, какими человек может найти смысл в жизни. Первый–это что он дает миру в своих творениях; второй–это что он берет от мира в своих встречах и переживаниях; третий — это позиция, которую он занимает по отношению к своему тяжелому положению в том случае, если он не может изменить свою тяжелую судьбу.
Вот почему жизнь никогда не перестает иметь смысл, потому что даже человек, который лишен ценностей творчества и переживания, все еще имеет смысл своей жизни, ждущий осуществления, — смысл, содержащийся в праве пройти через страдание, не сгибаясь.
Читатель может заметить, что здесь вводится третья триада. Первая триада состояла из свободы воли, воли к смыслу и смысла жизни. Смысл жизни представлен второй триадой — ценностями творчества, переживания и отношения. А ценности отношения подразделяются на третью триаду–осмысленное отношение к боли, вине и смерти.
Разговор о «трагической» триаде не должен приводить читателя к мысли, что логотерапия пессимистична, как говорят об экзистенциализме. Логотерапия скорее — оптимистическое отношение к жизни, потому что она учит тому, что нет трагических и негативных аспектов, которые не могли бы посредством занимаемой по отношению к ним позиции быть превращены в позитивные достижения.
В случае боли человек занимает определенную позицию по отношению к своей судьбе. Иначе страдание не будет иметь смысла. В случае же вины человек занимает позицию по отношению к самому себе. Что еще более важно, судьба не может быть изменена–иначе это не была бы судьба. Человек же может изменить себя, иначе он не был бы человеком.
Способность формировать и переформировывать себя — прерогатива человеческого существования. Иными словами, это привилегия человека — становиться виновным, и его ответственность — преодолеть вину. Как писал мне в письме редактор тюремной газеты «Сан–Квентин Ньюс», человек «имеет возможность преобразования себя».
Ценности отношения–самые высокие из возможных. Смысл страдания–лишь неизбежного страдания, конечно, — самый глубокий из всех возможных смыслов».
Ценности, согласно Франклу, объективны, но субъективны. Ой, т.е. объективны. Но имеют конкретно–личный характер. Кажется, я сейчас написал определение субъективности.
Реализуй ценности — получишь смысл. А в том, как тебе их реализовывать, и какие, собственно, ты выберешь для реализации, — советчик тебе — твоя совесть. И всё бы хорошо, но все три (я тоже могу говорить триадами!) понятия — нечёткие, неопределённые и субъективные. И потому — непонятные. Хотя, возможно, я слишком глуп для Франкла и его терапии.
С первым типом — всё понятно. Участвуй в творческом созидательном труде, и всё будет ОК. Непонятно, правда, какой именно труд считать творческим и созидательным. Но это мелочь на фоне остального.
В принципе, если не придираться к словам, я тут даже соглашусь с Франклом. Вполне возможно сделать, например, производство порнофильмов, уборку улиц или нейрохирургические операции делом и смыслом жизни.
И тут даже не нужен Бог (с Большой Буквы), достаточно социума. Просто нужно делать что–то полезное для других людей (что–то меня в гуманизм понесло).
А, вот, со вторым и третьим типом ценностей у меня возникло непонимание. Ценности переживаний. Франкл говорит о том, что смысл человек обретает в самотрансценденции. Но, позвольте, какая же самотрансценденция в том, что я сижу и переживаю кайф от прослушивания музыки или поглощения стейка?
Это моё, персональное, внутреннее, лишённое интенциональности действие. Конечно если не брать в расчёт направленность на стейк, но до такого даже Виктор Франкл не додумался.
Никому не станет лучше от того, что я сейчас послушал (или не послушал) музыку. Это останется внутри меня, будет похоронено во мне. Разве что я решу, например, описать свои переживания и порекомендовать кому–то данную композицию. Но это уже не попадает под определение «ценностей переживания».
Идём дальше, к ценностям отношений. Виктор Франкл приводит эмоционально–нагруженный пример. Вообще, он старается апеллировать к эмоциям, чувствам, что автоматически рождает ощущение попытки меня обмануть:
«Например, нам известен следующий рассказ бывшего узника концентрационного лагеря.
Все мы в лагере, и я, и мои товарищи, были уверены, что никакое счастье на земле никогда в будущем не может компенсировать то, что нам пришлось вынести во время нашего заключения. Если бы мы подводили итог, то единственное, что нам осталось бы делать, — это броситься на проволоку (под током), то есть покончить с собой. Те, кто этого не сделал, поступили так только из глубокого чувства какого–нибудь обязательства.
Что касается меня, то я считал своим долгом перед матерью остаться в живых. Мы любили друг друга больше всего на свете. Поэтому моя жизнь имела смысл, несмотря ни на что. Но я должен был рассчитывать на то, что каждый день я мог умереть в любую минуту. И поэтому моя смерть тоже должна была иметь какой–то смысл, так же как и все страдания, которые мне предстояло перенести, прежде чем наступит смерть.
Итак, я заключил соглашение с Небесами: если мне придется умереть, тогда пусть моя смерть спасет жизнь моей матери, и что бы мне ни пришлось выстрадать до момента смерти — это будет расплата за приятную и легкую смерть матери, когда наступит ее час. Мое мученическое существование можно было вынести только в виде такой жертвы.
Я мог прожить свою жизнь, если только она имела смысл, но я также хотел вынести свои страдания и умереть своей смертью, если только и страдания, и смерть также имели смысл».
Виктор Франкл видит в этом взлёт человеческого духа. Я вижу в этом самообман. Я ни в коем случае не осуждаю этого заключённого, нет. В концлагере и не такое возможно. Но это обман. И худшая его разновидность — самообман.
Ведь если говорить честно, этот человек никаких соглашений не заключал. Он просто спроецировал в мир собственные желания: пусть будет так. Это хороший пример работы психологических защит. Это — здоровая реакция на нездоровые обстоятельства. Но от этого она не перестаёт быть самообманом.
И, равно как и в отношении предыдущей категории ценностей, в случае ценностей переживаний тоже нельзя говорить об истинной интенциональности. Направленность там не на объект, а на собственную проекцию.
Но эта проблема разрешается, если ввести концепцию Бога (что Виктор Франкл и делает). И в данном случае Бог может быть даже не теистичным.
С другой стороны, стоит вывести отсюда Бога, ценности переживаний и ценности отношений сразу же теряют всякий смысл.
Рассмотрим на простом примере. Пусть у нас есть человек, не включающий Бога в своё мировоззрение. Например, я. А зачем скромничать, я псих и вполне подхожу для теста логотерапии.
Так вот, жизнь моя бесцельна и бессмысленна. Это по–моему. Но если верить Франклу, то стоит мне включить, скажем «Amaseffer», начать кайфовать под музыку, как я сразу же начну реализовывать ценности переживаний.
А если у меня при этом ужасно болят ноги (а это так), но я при этом не буду постоянно об этом ныть, а переключусь на что–нибудь другое, то я смогу реализовать ещё и ценности отношений.
И что мы получим в итоге? Сидит совершенно бесполезный чувак, который ничего не производит, кроме углекислоты, мочи и кала, нифига не делает, но его жизнь полна смысла. Ну, абсурд же!
Конечно, если сюда добавить Бога, которому есть до меня дело, то паззл сходится. Ну, а чо, я вполне могу представить могущественного магната–педофила, которому есть дело до того, что латинос, получающий 250 баксов в месяц тыкает членом в девочку. А она даже конфеты себе позволить не может.
По аналогии можно пофантазировать и о всемогущем существе / личности, которой в силу каких–то извращённых пристрастий есть дело до того, что я там чувствую. Я, вроде как, реализую смысл перед Богом.
Но в том–то и проблема, что я добавить Бога не могу. А если вдруг я обрету способность к произвольной вере, то зачем мне останавливаться на таких мелочах? Подумаешь, Бог, которому на меня не пофиг!
Гораздо веселее поверить (раз уж я обрёл в нашем мысленном эксперименте такую возможность) в то, что Я — познавший дзен Император Галактики с членом 35 см. и грудью 5–го размера, которому вообще ничего не надо, но у которого, тем не менее, всё есть.
Вот только я не могу в это поверить…
В начале книги Виктор Франкл говорит о самотрансценденции человеческого бытия:
«Мы встречаемся здесь с феноменом, который я считаю фундаментальным для понимания человека: с самотрансценденцией человеческого существования! За этим понятием стоит тот факт, что человеческое бытие всегда ориентировано вовне на нечто, что не является им самим, на что–то или на кого–то: на смысл, который необходимо осуществить, или на другого человека, к которому мы тянемся с любовью.
В служении делу или любви к другому человек осуществляет сам себя.
Чем больше он отдает себя делу, чем больше он отдает себя своему партнеру, тем в большей степени он является человеком и тем в большей степени он становится самим собой. Таким образом, он, по сути, может реализовать себя лишь в той мере, в какой он забывает про себя, не обращает на себя внимания».
И далее:
«Быть человеком — значит выходить за пределы самого себя. Я бы сказал, что сущность человеческого существования заключена в его самотрансценденции. Быть человеком — значит всегда быть направленным на что–то или на кого–то, отдаваться делу, которому человек себя посвятил, человеку, которого он любит, или богу, которому он служит».
И я не спорю с ним о том, что это — очень классная штука. Не сказал бы, что она определяет или конституирует человеческое бытие. Но с ней явно лучше, чем без неё.
Но здесь мы сталкиваемся с двумя противоречиями. Во–первых, каков механизм трансценденции в реализации ценностей переживаний и ценности отношений? Ну, если не включать Бога?
Во–вторых, если считать, что самотрансценденция — основа человечности, то что делать с двумя категориями граждан — нарциссами и дефектными шизофрениками? Первые не хотят трансцендироваться. Вторые — не могут. Перестать считать их людьми? Вариант. Фашизм, но вариант.
Однако я уверен, что Франкла он бы не устроил.
В общем, опять — убираем Бога и вся конструкция падает. Увы.
Виктор Франкл довольно много говорит об уникальности. Уникальности как основе для смысла:
«Уникальность, однако,–это качество не только ситуации, но и жизни как целого, поскольку жизнь–это вереница уникальных ситуаций. Человек уникален как в сущности, так и в существовании. В предельном анализе никто не может быть заменен–благодаря уникальности каждой человеческой сущности.
И жизнь каждого человека уникальна в том, что никто не может повторить ее–благодаря уникальности его существования. Раньше или позже его жизнь навсегда закончится вместе со всеми уникальными возможностями осуществления смысла.»
И далее:
«Но вернемся к уникальности смыслов. Из сказанного следует, что нет такой вещи, как универсальный смысл жизни, есть лишь уникальные смыслы индивидуальных ситуаций».
И ещё одна цитата, длинная:
«Подобно тому, как существование каждого человека непохоже на существование других, так и сам по себе человек неповторим. Но так же, как и смерть, ограничивая жизнь во времени, не лишает ее смысла, а скорее является тем самым, что составляет смысл жизни, так и внутренние пределы делают жизнь человека более осмысленной. Если бы все люди были идеальны, тогда каждого человека всегда можно было бы заменить любым другим.
Именно из людского несовершенства следует незаменимость и невосполнимость каждого индивида — поскольку каждый из нас несовершенен на свой манер. Не существует универсально одаренных людей — более того, человек неповторим именно в силу своего отклонения от нормы и средних стандартов.
Поясним это примером из биологии. Хорошо известно, что, когда одноклеточные организмы эволюционируют в многоклеточные, это оборачивается для них потерей бессмертия. Они лишаются и своего «всемогущества». Они меняют свою универсальность на специфичность.
К примеру, исключительно дифференцированные клетки в сетчатке глаза выполняют такие функции, которые не может выполнить ни один другой вид клеток. Известный принцип «разделения труда» лишает отдельную клетку исходно присущей ей функциональной автономии и универсальности, однако утраченная клеткой способность независимого функционирования компенсируется ее относительной специфичностью и незаменимостью внутри организма.
Аналогичная картина и в мозаике, где каждая частица, каждый отдельный камушек остается неполноценным, несовершенным сам по себе — и по форме, и по цвету. Смысл отдельного элемента мозаики определяется только тем местом, которое он занимает в целой картине.
Если все эти элементарные фигурки составляют единое целое подобно миниатюре, например, тогда каждая из них могла бы быть заменена любой другой. Форма природного кристалла может быть совершенной, и именно поэтому его можно заменить любым другим экземпляром той же кристаллической формы: какой ни взять восьмигранник, он похож на все остальные.
Чем более специфичен человек, тем менее он соответствует норме, как в смысле средней нормы, так и в смысле идеальной. Свою индивидуальность люди оплачивают отказом от нормальности, а случается — и отказом от идеальности.
Однако значимость этой индивидуальности, смысл и ценность человеческой личности всегда связаны с сообществом, в котором она существует. Подобно тому, как даже неповторимость мозаичного элемента представляет ценность лишь в отношении к целостному мозаичному изображению, неповторимость человеческой личности обнаруживает свой внутренний смысл в той роли, которую она играет в целостном сообществе.
Таким образом, смысл человеческого индивида как личности трансцендирует его собственные границы в направлении к сообществу: именно направленность к сообществу позволяет смыслу индивидуальности превзойти собственные пределы».
Здесь мне хочется ответить старой интернетовской шуткой:
С уникальностью человека я не спорю. Она проверяется довольно просто в эксперименте. Берём человека, сравниваем его с другим. Если нашли хоть одно различие, значит они различаются. Сравниваем со следующим. Повторяем ~8 млрд. раз и убеждаемся, что человек уникален.
Вопрос в другом. Виктор Франкл из уникальности выводит пригодность к реализации специфического смысла. Именно с этим я не согласен.
Мой тезис: в этом смысле(!) далеко не каждый человек уникален. Да, есть те, кто обладает качеством уникальности. Например, только Виктор Франкл смог написать рассматриваемую книгу. И если Франкла заменить, например, Фрейдом или Саксом, то те бы такую книгу не написали. Хотя они тоже являются весьма себе выдающимися ребятами.
Но давайте теперь снова потешим моё ЧСВ и рассмотрим меня. Ну, можно, конечно, рассмотреть и абстрактного Васю, но мне так удобнее.
Так вот, есть я. Созидательные ценности я не реализую. Мне могут возразить, дескать, так было не всегда. И это правда — когда–то я работал. Но в этой работе не было уникальности. Т.е. меня можно было без каких–либо проблем для деятельности организации заменить любой другой неквалифицированной мартышкой. Ничего плохого бы не произошло.
Даже в ценностях переживаний и ценностях отношений я не уникален. Можно найти десяток, а то и больше чуваков, которые вот так же сейчас сидят, кайфуют под Nik Page feat. Joaсhim Wiitt — Dein Kuss (песенка довольно известная), пьют газировку и им это нравится. И даже в области ценности отношений эта уникальность не реализуется. Ведь можно найти достаточно много народу, у которых болят ноги, но они на это забили и пишут текст.
К чему я это всё? Да, просто эмпирически опровергаю целую главу Франкла. Ее смысл сводится к тому, что каждый человек уникален и незаменим для реализации ценностей. Вот только что я нашёл контрпример. И, честно говоря, даже напрягаться не пришлось.
Конечно, можно сказать, что Богу не всё равно, кто именно прослушает композицию. Бог — очень удобная штука. Он — коробка, в которую можно надёжно спрятать все нестыковки…
Франкл умён. Блин, кажется, я подхватил у него привычку повторяться. И он не мог не понимать, что подобной критике его работу рано или поздно подвергнут. Более того, он перестраховался и сразу включил ответ на неё в свою книгу.
Однако этот ответ меня не устроил. Вот такая я сволочь.
По сути, Виктор Франкл указывает на трёх главных врагов своей теории:
1. Монадологизм;
2. Пандетерменизм;
3. Редукционизм.
Приведём цитаты, в которых Франкл объясняет то, как он видит суть каждого из явлений.
Монадологизм:
«самотрансценденция выходит за рамки всех тех образов человека, которые в духе монадологизма (3) представляют человека не как существо, выходящее за пределы самого себя, тянущееся к смыслу и ценностям и ориентированное тем самым на мир, а как существо, интересующееся исключительно самим собой, поскольку для него важно лишь сохранение или соответственно восстановление гомеостаза.»
Пандетерминизм:
« В отношении проблемы свободного выбора это предохраняет от отрицания, с одной стороны, детерминистических, механистических аспектов человеческой реальности, а с другой –человеческой свободы в их преодолении. Эта свобода отрицается не детерминизмом, а тем, что я скорее назвал бы пандетерминизмом.
Иными словами, реально противостоят друг другу пандетерминизм и детерминизм, а не детерминизм и индетерминизм. Что касается Фрейда, то он отстаивал пандетерминизм только в теории. На практике же он менее всего отрицал вариабельность человеческой свободы, например, однажды он определил цель психоанализа как предоставление возможности «эго пациента выбирать тот или иной путь»».
Редукционизм:
« «Человек — это не более чем биохимический механизм, приводимый в движение системой процессов окисления, питающих энергией компьютеры». Как невролог, я ручаюсь, что вполне правомерно рассматривать компьютер как модель, скажем, центральной нервной системы. Ошибка заключена лишь в словах «не более чем», в утверждении, что человек не представляет собой ничего, помимо компьютера.
Да, человек–это компьютер, но одновременно он нечто бесконечно большее, чем компьютер, большее в ином измерении. Нигилизм не выдает себя разговорами о Ничто, а маскируется словосочетанием «не более чем». Американцы называют это редукционизмом. Как выясняется, редукционизм не только редуцирует у человека целое измерение; он укорачивает человека ни много ни мало на специфически человеческое измерение.».
В сущности, аргументация Франкла строится на двух тезисах:
1. Указанные подходы неверны потому, что они противоречат его теории;
2. Указанные подходы неверны потому, что они — монадологизм, пандетерменизм и редукционизм. Т.е. потому, что они — то, чем они являются.
Опять же, я думаю, что Франкл считает, что читатель остановится где–то в сложном пути рассуждений, найдёт что–то такое интуитивно–понятное, за что сможет зацепиться и выйти из этого. Но у меня плохо с интуицией. Я и читаю–то с трудом, а уж додумать мысль за автора мне и подавно слабо.
А теперь давайте посмотрим внимательнее. Монадологизм утверждает, что человек, в конечном итоге, замкнут на себе. И это неплохо так подтверждается уже тем соображением, что мы не имеем контакта с объективным миром. Всё, что может наша личность — это верить (или не верить) своим органам чувств.
Даже показания самых точнейших приборов попадают в нас через них (привет, солипсисты!). Мы не можем выйти из себя ни физически, ни онтологически (что бы там не напридумали экзистенционалисты). По крайней мере, мы не можем подтвердить возможность такого выхода. Соответственно, более обоснованным будет принять положение о невозможности выхода за пределы своей монады до тех пор, пока не будет доказано обратное.
Пандетерминизм утверждает, что мы не свободны в своих решениях. Все они обусловлены некоторыми причинами. И опять же, у нас есть куча подтверждений этому тезису: из психиатрии, неврологии, физики.
Мне вы не поверите, поэтому процитирую Хокинга: Grand Design (2010), page 32:
«the molecular basis of biology shows that biological processes are governed by the laws of physics and chemistry and therefore are as determined as the orbits of the planets…so it seems that we are no more than biological machines and that free will is just an illusion».
И эта позиция является гораздо более обоснованной, чем тезис Франкла. Он, по сути, сводится к тому, что ему хочется, чтобы у человека была свобода воли.
Редукционизм утверждает… Он много интересного утверждает. В контексте обсуждаемой книги важно то, что в рамках редукционизма «высшие проявления человеческого духа» можно свести к психическим и биологическим процессам.
И опять же, эта точка зрения базируется на достаточно прочном фундаменте. Дайте нейролептик человеку, который свободно выбрал целью своей жизни уничтожение рептилоидов, и посмотрите, что с ним случится.
Точка зрения Франкла, которую мы разобрали выше (это там, где про дополнительные измерения человеческого существования), не такая обоснованная.
Здесь снова позволю себе длинную цитату. Она прекрасна своим окончанием, но начало тоже необходимо — для понимания контекста. Итак:
«Я хочу привлечь ваше внимание к примеру, взятому из статьи американского психолога: «Чарльз… особенно «сердился», как он называл это, когда получал счет за профессиональные услуги, например от дантиста или врача, и либо оплачивал часть счета, либо не платил вовсе… Я лично иначе отношусь к долгам, я высоко ценю аккуратность в оплате своих счетов.
В этой ситуации я не обсуждаю мои собственные ценности, я сосредоточиваю внимание на психодинамике его поведения… потому что моя собственная компульсивная потребность аккуратно оплачивать счета мотивирована невротически… Ни при каких обстоятельствах я не пытаюсь сознательно направлять или убеждать пациента принять мои ценности, потому что я убежден, что ценности… скорее относительных… нежели абсолютны».
Я полагаю, что оплачивание счетов имеет смысл независимо от того, нравится ли это кому–то, и независимо от бессознательного значения, которое это может иметь. Гордон У. Олпорт справедливо сказал однажды: «Фрейд был специалистом по части как раз тех мотивов, которые не могут быть приняты за чистую монету». Вот что пишет д–р Юлиус Хойшер в рецензии на два тома, которые известный фрейдистски ориентированный психоаналитик посвятил Гёте:
«На 1538 страницах автор представляет нам гения с признаками маниакально–депрессивных, параноидальных и эпилептоидных расстройств, гомосексуальности, склонности к инцесту, половым извращениям, эксгибиционизму, фетишизму, импотенции, нарциссизму, обсессивно–компульсивному неврозу, истерии, мегаломании и пр….
Он, по–видимому, обращает внимание исключительно на инстинктивные динамические силы, лежащие в основе… художественного продукта. Мы должны поверить, что гётевское творение–это всего лишь результат прегенитальных фиксаций. Его борьба имеет целью не идеал, не красоту, не ценности, а преодоление беспокоящей проблемы преждевременной эякуляции…»
«Эта книга показывает вновь, — заключает автор рецензии,–что основные позиции (психоанализа) в действительности не изменились». Теперь мы можем понять, насколько прав Уильям Ирвин Томпсон, задавая вопрос:
«Если наиболее образованные люди нашей культуры продолжают рассматривать гениев как скрытых половых извращенцев, если они продолжают думать, что ценности–это особые фикции, нормальные для обычных людей, но не для умного ученого, который лучше знает, как обстоит дело,–можно ли бить тревогу по поводу того, что массы в нашей культуре выказывают мало уважения к ценностям и вместо этого погружаются в оргии потребления, преступления и безнравственности?» Неудивительно, что такое положение дел имеет место.
Совсем недавно Лоренс Джон Хэттерер [отметил] как мудр и осторожен был Фрейд, заметив однажды, что иногда сигара может быть просто сигарой, и ничем иным. Или само это утверждение было защитным механизмом, способом рационализации собственного курения?
Возникает regressus in infinitum. В конце концов, мы не разделяем веру Фрейда в тождественность «детерминации» и «мотивации», как пишет Маслоу Существует определение, гласящее, что смыслы и ценности–не что иное, как реактивные образования и механизмы защиты. Что до меня, то я не хотел бы жить ради моих реактивных образований, и еще менее–умереть за мои механизмы защиты».
Вот здесь, в последней фразе — манифест Франкла и квинтессенция всех его идей. Ему бы не хотелось… Это его право. Однако строить настолько далеко идущие выводы на основе собственного нежелания — безответственно (кто там говорил об ответственности?).
Любые обсуждения Франкла рано или поздно порождают тезис о том, что он выжил в концлагере и поэтому прав. Я не могу не отметить того факта, что сам Виктор Франкл (по крайней мере, в рассматриваемой книге) такого не говорит. Так что здесь я буду спорить, скорее, не с автором, а с его последователями.
Безусловно, тот факт, что он смог выжить и не сойти с ума в нацистских застенках, достоин всяческого уважения. Франкл безумно крут.
Но это не делает истинной его теорию. Почему–то никому не придёт в голову сказать, что физическая теория или математическая теорема верна только потому, что её автор выжил в концлагере. Однако сторонники логотерапии вполне себе используют подобный аргумент. И я просто обязан указать здесь на его несостоятельность.
А вообще, раздел «Психолог в концентрационном лагере» практически полностью состоит из текста одноимённой книги и фактически является её сокращённым вариантом.
Переходя к конкретным (не «философским», а практическим) рекомендациям относительно лечения неврозов (в широком смысле), Виктор Франкл вводит понятие парадоксальной интенции и дерефлексии.
Цитата:
« Мобилизация способности к самоотстранению в контексте лечения психогенных неврозов достигается с помощью логотерапевтической техники парадоксальной ин–тенции, а второй фундаментально–антропологический факт–феномен самотрансценденции–лежит в основе другой логотерапевтической техники –техники дерефлексии.
Мы учтем и то, и другое, определив парадоксальную интенцию следующим образом: от пациента требуется, чтобы он захотел осуществления того (при фобии) или соответственно сам осуществил то (при неврозе навязчивых состояний), чего он так опасается.
Как мы видим, парадоксальная интенция представляет собой инверсию той интенции, которая характеризует оба патогенных паттерна реагирования, а именно избегание страха и принуждения путем бегства от первого и борьбы с последним.
Простое переключение внимания с самой себя, со своей способности или неспособности к оргазму, короче говоря, дерефлексия–и одной непосредственной готовности отдаться своему партнеру оказалось достаточным, чтобы впервые достичь оргазма».
Цитата получилась недостаточно связной из–за обилия пропущенного текста. Зато она довольно неплохо отражает суть указанных методов.
Парадоксальная интенция близка технике систематической десенсибилизации, разработанной в рамках бихевиоризма (и имеющей там гораздо более убедительное обоснование, чем у Франкла). Дерефлексия тоже имеет аналоги в поведенческой терапии и представляет собой простое переключение внимания с симптомов, отвлечение пациента.
Сами по себе эти техники не вызывают у меня ни вопросов, ни возражений. Я вполне согласен с их терапевтической ценностью.
Примечательно другое. Согласно Франклу, «едва ли какие–либо проблемы смыслов и ценностных конфликтов затрагиваются в технике парадоксальной интенции – аспекте логотерапии, созданном для работы с психогенными неврозами». Иными словами, предлагаемые практические методы слабо связаны с теоретическим обоснованием логотерапии.
И это, по меньшей мере, странно. Большая часть книги посвящена смыслу, ценностям и экзистенциалам. В разделе практических рекомендаций все полученные теоретические результаты предлагается забыть и использовать техники, заимствованные у бихевиористов. Как–то это странно.
Конечно, в книге приводится достаточное количество примеров «лечения смыслом». Они не систематизированы, не приведены к виду, пригодному для тиражирования. В отличие от парадоксальной интенции и дерефлексии.
И если дерефлексию ещё можно считать продолжением концепции необходимой трансценденции, то парадоксальная интенция является чужеродным вкраплением. Это странно.
Попробуем теперь немного выйти за пределы обсуждаемой книги и разобраться с вопросом о том, насколько вообще эффективна логотерапия. Я могу быть сколько угодно не согласен с её теоретическими положениями. Но если она показала высокую эффективность в РКИ, я буду обязан согласиться, по крайней мере, с её практической частью.
Начнём, как обычно, с Кокрейна, поскольку там обычно публикуются самые классные систематические обзоры РКИ. Поиск по ключевому слову «Logotherapy» выдаёт ровно 0 результатов.
Это значит, что, вероятнее всего, масштабных мета–исследований эффективности логотерапии не существует. Что говорит нам о том, что на сегодня подтверждений эффективности она не имеет.
Посмотрим теперь на Pubmed. Если ограничить область поиска разделами Title и Abstract, то по запросу Logotherapy выдается 94 результата.
Обращают на себя внимание два факта:
1. Большая часть публикаций посвящена работе с умирающими;
2. Большая часть публикаций не является РКИ или систематическими обзорами.
Рассмотрим самые интересные из них.
В статье «The effect of logotherapy on the expressions of cortisol, HSP70, Beck Depression Inventory (BDI), and pain scales in advanced cervical cancer patients» показано влияние логотерапии на выработку кортизола. Что, однако, не может рассматриваться как доказательство эффективности сабжа.
В статье «The effect of education based on the main concepts of logotherapy approach on the quality of life in patients after coronary artery bypass grafting surgery» показано улучшение качества жизни пациентов, перенесших аортокоронарное шунтирование.
Статья «The Effect of Group Logotherapy on Meaning in Life and Depression Levels of Iranian Students» показывает снижение уровня депрессии в экспериментальной группе студантов, прошедших логотерпапию.
В статье «Efficacy of group logotherapy on decreasing anxiety in women with breast cancer» показано, что логотерапия снизила тревожность у женщин с раком груди.
И, наконец, статья «Logo therapy effect on anxiety and depression in mothers of children with cancer» показывает влияние логотерапии на снижение тревожности и депрессии у матерей детей с раком.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что не существует данных, подтверждающих эффективность логотерапии для лечения большинства психических расстройств. Есть данные, указывающие на возможную эффективность в лечении депрессии. Но имеющиеся исследования не позволяют однозначно это утверждать.
Итак, подведём итоги:
1. Я испытал истинное эстетическое наслаждение от чтения этой книги. Она является одним из тех произведений, которые доставляют удовольствие, несмотря на то, что ты не согласен с предлагаемыми идеями. В этом смысле — рекомендую.
2. Небольшая претензия относительно текста: очень много повторов. Одни и те же рассуждения, примеры, анекдоты, клинические описания повторяются на протяжении всей книги. Это слегка раздражает.
3. Как бы ни пытался Виктор Франкл отрицать это, логотерапия основана на вере. И если у человека нет веры, то она ничего не может сделать.
Мне кажется, я могу назвать категорию пациентов, которым логотерапия может быть полезна. Это, разумеется, не люди, у которых нет веры. И не те, у которых вера сильна и оформлена в чёткую религиозную или мировоззренческую концепцию. Это те, кто имеет веру, но она не имеет определённой направленности, те, у кого она ещё не оформилась во что–то конкретное.
4. Мне понравилась глава про любовь. Выводы Франкла во многом сходятся с моими собственными. Если убрать из его рассуждений духовность и поменять некоторые обозначения, я с ним соглашусь.
5. Терапия Франкла по сути своей директивна и религиозна. На это обратил внимание не только я, но и, например, Ролло Мэй. А потому имеет некоторые ограничения на применение.
6. Я не смог найти никаких убедительных доказательств эффективности логотерапии для лечения психических заболеваний. Впрочем, отдать должное Франклу, он говорил, что логотерапия — она для относительно здоровых людей.
]]>